Криминальное наследство

Лариса не обратила внимания на нелепое сравнение.

– Что ты предлагаешь? – хрипло спросила она, не только не испытывая протеста против вполне предсказуемого предложения Вадима, но с ужасом думая, что он его не сделает.

Но Сурин в тот раз ее ожиданий не обманул.

– Я предлагаю тебе стать моей женой, – сказал он. – Я уже давно разведен, ты в курсе. И я... Я влюблен в тебя до безумия! Только не отвечай сразу «нет», подумай хотя бы один день...

Она не обратила тогда никакого внимания на то, что он сказал «влюблен», а не «люблю». И мысли не допуская, что этот взволнованный мужчина, в глазах которого, устремленных на Ларочку, читалась в тот момент мольба, мог подменять одно понятие другим преднамеренно... И спустя несколько лет напомнить ей об этом...

– У меня нет необходимости думать, – сказала она тогда, ощущая – или думая, что ощущает, – свою полную власть над этим взрослым, опытным и богатым мужчиной. – Я отвечу тебе, Вадим, прямо сейчас: да!

...Спустя полчаса она сняла свою кандидатуру с конкурса, рассказав об истинной причине только Вере и показав ей кольцо, которое Сурин после Ларисиного «да» надел ей на пальчик прямо в машине. На сей раз это был чистой воды бриллиант, оправленный в белое золото, причем бриллиант крупнокаратный. Никакой зависти Вера, во всяком случае внешне, не проявила, напротив.

– Умница! – сказала она серьезно. – Ты не представляешь, как я рада, что ты утерла нос этим плоскозадым коровам! К тому же я слышала, что твой Сурин не только богатый, но и вообще неплохой мужик... Знакомить с ним меня пока не прошу, выйди вначале замуж, а там, глядишь, он и мне кого-нибудь подыщет.

– Ты все-таки решила остаться в Москве? – спросила Лариса.

– Любыми путями, – кивнула Вера. – Если до конца конкурса мне так и не попрет, пойду хоть на рынок торговать, но домой не вернусь: мне хватило и прошлогоднего возвращения... Созвонимся вечером, да? Или ты теперь съедешь от своего Лопухина?

– Не знаю... – растерялась Лариса. – Вообще-то Сурин про Женьку без понятия...

– Ларка, немедленно перебирайся в гостиницу – в любую! Не дай бог, из-за этого все разлетится!

– У меня денег осталось мало, как я сниму номер? Разве что в общаге какой-нибудь студенческой!

– Вот дурочка... А Сурин на что? Теперь ты можешь у него просить что угодно! Он же жених! – И, увидев, как нахмурилась Лариса, поспешно добавила: – Ладно, денег я тебе дам, у меня есть, хватит и на тебя! Отдашь, когда сможешь!

В этот самый последний для них обеих день конкурса, тура, в котором Лара Дроздова уже не участвовала, Вере наконец тоже повезло. Как много позднее поняла Лариса – куда больше, чем ей: девушке все-таки предложили контракт. И хотя модельное агентство было не бог весть какое известное, так, серединка на половинку, к тому же предполагалось, что она будет демонстрировать одежду для «полных» женщин, главное – это была работа с гарантией на год... Уж за целый-то год в столице только полная дура не зацепится попрочнее. А Вера Дмитриевна Беляева была кем угодно, только не дурой!

Первое, на что обратил внимание Александр Борисович Турецкий, когда Марата Январева ввели в его кабинет сразу двое охранников, – что на этом огромном, явно килограммов за сто весом, мужике даже наручники сошлись еле-еле... Он представил себе на мгновение Январева в женском халате и парике – и лишь ценой немыслимых усилий сдержал улыбку. Точнее, смех, потому что не захохотать при виде подобной картины было почти невозможно.

Савва Васильевич, впрочем, и бровью не повел. Зато Борис Погорелов немедленно нырнул под стол, сделав вид, что возится с записывающей аппаратурой. Но Турецкий-то видел, как при этом мелко трясутся от беззвучного смеха плечи майора. Он подождал, пока тот, с совершенно покрасневшей физиономией, но вполне серьезный, выберется наружу: Александр Борисович его не осуждал, ведь если сам он только попытался представить Марата Константиновича в дамском обличье, то Борис видел, соответственно ему есть, что вспомнить!

Судя по всему, Январев почувствовал неординарную реакцию присутствующих на его появление. Однако вопреки ожиданиям и не подумал злиться. Крякнув, он осторожно опустился на жалобно застонавший под ним стул и, поморщившись, потер запястья, освобожденные охраной.

– Дьявол... – пробормотал он. – Больно... Если хотите, Александр Борисович, смейтесь на здоровье! Только, ради бога, чтоб дальше вас слух об этом... э-э-э... инциденте не пошел... Большая к вам просьба!

И он вопросительно уставился на Турецкого, потом перевел взгляд на Савву и лишь в последнюю очередь – на все еще свекольно-красного Бориса. Вот тут-то Погорелов наконец не выдержал и заржал самым неприличным образом, а к нему – тоже не выдержав – присоединились остальные. Даже Алексеев, обделенный чувством юмора от матушки-природы, и то пару раз хохотнул.

Последним к охватившему всех веселью присоединился сам виновник торжества, причем с самым что ни на есть довольным видом: мол, ловко я вас обвел вокруг пальца!

– Ну будет! – Александр Борисович кивком отпустил улыбающихся охранников. – Что ж, просьба ваша вполне понятна, конечно, мы пойдем вам навстречу, Марат Константинович.

– Тем более, – перебил его Январев, – что я и сам собирался к вам – по собственной, заметьте, инициативе... Не успел маленько!

И снова вопросительно уставился на Турецкого: а вдруг тот пойдет навстречу и оформит явку с повинной?

На сей раз раздавать обещания Турецкий не спешил, в свою очередь задав вопрос:

– И что же вас после столь долгого пребывания в подполье подвигло на мысль совершить визит в прокуратуру?

– Честно говоря, – серьезно произнес Январев, – поначалу задумывал я покинуть родные наши березки. Уж, поверьте, если б утвердился в данной мысли – покинул бы беспрепятственно.

Александр Борисович охотно ему поверил.

– А тут как раз и узнал насчет Вадьки Сурина. Много-то ума не надо, чтобы сообразить, что вашенские в два счета на беглого Марата это дельце кровавое повесят с большим удовольствием. Или я неправ?

Ответом ему было напряженное молчание.

– Ага, – удовлетворенно кивнул Январев, сочтя это подтверждением своих предположений. – Так что заявиться я решил не просто в прокуратуру, а в Генеральную и лично к вам, Александр Борисович!

– За что такая честь? – усмехнулся Турецкий.

– Как же, наслышаны-с! Взяток на берете, вину, хотя бы и самого подлинного отморозка, доказываете без дураков, по-честному... Хотел – да, получается, не успел: обошли вы меня малость!

– Ну раз уж вы сами заговорили о Сурине, – комплимент в свой адрес Александр Борисович пропустил мимо ушей, – давайте эту тему и продолжим. Значит, утверждаете, что к гибели вашего старинного знакомца никакого отношения ни вы, ни ваши ребятки не имеете?

– Мамой клянусь! – подчеркнуто искренне воскликнул Январев. – Сами посудите, зачем мне было курочку, несущую золотые яйца, собственными руками уничтожать?

– Допустим, затем, что курочка упомянутые яйца нести впредь отказалась: разве не вас, уважаемый Марат Константинович, бывший дружок Вадим Вячеславович Сурин с помощью фальшивого банкротства намеревался кинуть ой на какую значительную сумму? Учтите, комиссия Центробанка докопалась до всех подкожных операций «Континент-трасса»!

– Докопалась так докопалась, – спокойно отметил Январев. – Только вот до того, что это кидалово мы с Вадькой на пару еще около года назад замыслили, вы, я вижу, точно не докопались.

– Да? И чем же вы докажете, что мероприятие было задумано вами как совместное?..

– Это мы запросто! – с довольным видом сказал Марат. – До активов-то, которые он перво-наперво в Антверпен перевел, тоже добрались?

– Не сомневайтесь!

– Ага... Ну так вот: к счетам этим, на которые бабки слиняли, не только Вадька, но и я доступ имел! Можете проверить, и пусть ваши из комиссии глянут для начала, когда и кто снимал оттуда бабки. Я и снимал!