Криминальное наследство

– Не забывай, что на киллеров нынче еще и бабки нужны, причем немалые. М-да!

– А прослушка, как вы и без меня знаете, ничего пока не дала.

– Знаю. Но ведь и слушаем-то мы всего ничего, пару дней. Кстати, в доме ничего не заподозрили, когда ставили?

– Нет, что вы!

– Точно! Сказали, что с кабелем проблемы, под этим соусом наши спецы все что нужно и сделали... Лазили, так сказать, на «законных» основаниях...

– Скорее, на веских, – усмехнулся Турецкий. – Ну ладно, возможно, после допроса Январева что-то прояснится... И все-таки копать вокруг Суриной, так же как вокруг ее погибшей подруги, надо!

– Когда Январева начнут раскручивать?

– Сегодня решили дать ему слегка отдышаться. Собственно говоря, Савва Васильевич, я тебя еще из-за этого вызвал: жду завтра к полудню...

– Наверное, и Владимир Михайлович, и Вячеслав Иванович тоже будут присутствовать? – поинтересовался Алексеев, явно польщенный приглашением Турецкого.

– Только Грязнов... Не стоит пока пугать Январева целой бригадой следаков... Прихватишь своего Бориса, протокол будет вести и за записью следить... Ну а у тебя пока, как я понял, ничего нового нет. Так что до завтра, Савва Васильевич!

Оставшись в кабинете один, Турецкий некоторое время размышлял, уставившись в заоконную даль, потом нажал кнопку селектора:

– Наточка, будь ласточкой, соедини меня с Грязновым-старшим!

– Сейчас попытаюсь, – пискнула секретарь с некоторым сомнением в голосе: застать Вячеслава Ивановича в его рабочем кабинете ей удавалось редко. Но на сей раз повезло, и через несколько минут городской телефон на столе Турецкого подал голос.

– Привет, генерал, почему мобильный отключил?

– Привет. Деньги кончились, а положить забыл, – отозвался тот. – Ну что, сидишь торжествуешь?

– Напротив, сижу думаю... Слушай, как бы мне максимально быстро связаться с твоим Яковлевым? У него, похоже, те же проблемы с мобильником, что и у тебя!

– Володя где-то через полчаса выйдет сам ко мне на связь. Что передать?

– Чтоб перезвонил мне как можно быстрее, я буду у себя.

– Не хочешь говорить – черт с тобой, – легко согласился Вячеслав Иванович. – Все равно ведь узнаю...

– Лень дважды говорить одно и то же, а не «не хочу», как ты решил! – возразил Александр Борисович и, распрощавшись с другом, положил трубку.

14

Если бы Ларису спросили, в какой именно момент она смирилась с Женькиным планом, ответить она не смогла бы ни тогда, ни теперь. Все происходило словно само собой... В какой-то из дней она поняла, что любовь (а в своей любви к Лопухину девушка не сомневалась) – это вовсе не то, о чем поют в попсовых песенках. Любовь – это прежде всего тяжело и больно, это состояние почти непрерывной борьбы, необходимость ломать себя... Точнее учиться себя ломать, чего прежде ей делать не приходилось.

С другой стороны – Сурин... Вадим, как она поняла позднее, был неплохим психологом: вел он себя в период ухаживаний за ней просто идеально! Ни разу не сделал попытки затащить в постель, зато окружил Ларочку столь плотным, однако совсем ненавязчивым кольцом заботы, так часто под разными, но всегда вполне приличными и вроде бы бескорыстными предлогами баловал девушку подарками, что очень скоро она привыкла ко всему этому, а заодно и к самому Вадиму. К тому, что он находится где-то рядом, зримо или незримо, чаще чем Женя. И вариант брака с пожилым, с ее точки зрения даже старым, банкиром уже не казался Ларочке столь ужасным... Люди вообще удивительно быстро привыкают ко всему хорошему. А в Сурине самым хорошим было даже не его богатство, а то ощущение нежной заботы, которое исходило от Вадима и которое – она это понимала – свойственно далеко не всем мужчинам: с ним надо родиться... Если бы Лариса знала тогда, чем все это кончится, если бы знала!..

Но откуда было ей в свои провинциальные двадцать лет знать, что люди, особенно богатые, властные, главное – привыкшие эту свою власть ощущать, не только одаривают своих избранниц присущей им нежностью и любовью, но и так же легко все это могут отнять в одно мгновение, чтобы «передарить» другой женщине?.. Вадим Вячеславович Сурин, о чем она тоже не могла знать, легко не только сходился с людьми, но и ничуть не труднее с ними расставался. Исключение представляли не более двух-трех человек из его окружения, с которыми он работал много лет. Но и то потому, что эти люди Сурину были нужны... У него вообще, похоже, отсутствовала эмоциональная память.

Лариса поняла спустя несколько лет, что винить Вадима за отсутствие эмоциональной памяти нельзя: ее у него нет от природы! Родятся же иногда люди без руки или с одной почкой вместо двух? Отсутствие органа можно зафиксировать реально или, допустим, с помощью рентгена. Отсутствие части души в медицинской карте не пометишь, но ситуация с этим аналогичная – таким уж он уродился!

Ну а тогда, около пяти лет назад, кто ж знал?.. Предложение ей он сделал в день, хуже которого она до той поры не знала: сразу после полудня должен был начаться последний тур конкурса, его первый этап (всего их предполагалось три). И даже самой глупой из участниц уже было ясно, кто именно выбьется в королевы, кто займет второе место, кто третье... А у Ларисы впереди полный пролет!

Сидя в общей гримерке, слишком тесной даже для того количества девушек, которые добрались до финального тура, Лариса в компании с Верой, тоже нервничающей, уныло дожидалась, когда визажист соизволит наконец заняться ею. Вера, впрочем, нервничала не из-за победы, на которую сразу не рассчитывала, а из-за того, что и в нынешнем году ей никто никаких контрактов не предложил и, в отличие от Дроздовой, на саму девушку ни один стоящий мужчина не позарился.

Поняв, что до нее у визажиста руки не дойдут еще долго и ждать придется не менее получаса, Лариса, которой надоело слушать Верины нудные жалобы на несправедливость судьбы, под каким-то предлогом покинула душную, пропахшую потом гримерку. И, едва очутившись в коридоре, столкнулась с Суриным. Девушка удивилась: так рано Вадим никогда не приезжал. К тому же в руках у него не было на сей раз уже привычного Ларочке букета пурпурных роз...

– Ты откуда? – Она удивленно воззрилась на своего ухажера. Они уже перешли на «ты» по просьбе банкира, и она к этому тоже легко и быстро привыкла.

– Ларусик, мне нужно с тобой срочно поговорить, очень серьезно... – произнес он. И в самом деле поглядел на нее серьезно. Отчего-то она испугалась, сердце вдруг заколотилось. И едва выжала из себя:

– Что-то случилось?

– Пойдем отсюда, поговорим у меня в машине.

– Меня гримировать скоро должны, минут через двадцать!

Но Вадим уже вел ее по коридору на выход, крепко взяв за локоть. В машине он усадил Ларису на заднее сиденье, сам сел рядом, а водителю велел «прогуляться минут десять». Тот послушно исчез, и лишь тогда Сурин заговорил.

– Дорогая, – сказал он, – дорогая моя девочка, я должен тебя предупредить, на сегодняшний день ты запланирована этими козлами в число тех, кто покинет конкурс... Видит бог, я сражался за тебя как мог и проиграл...

Лариса охнула, на глаза навернулись слезы, сердце провалилось куда-то в пустоту. «Не может быть... Да как они смеют?!»

– Да вот так и смеют, – с горечью произнес Вадим: видимо, она произнесла последнюю фразу вслух. – Но у меня к тебе есть предложение... Только не отвечай сразу ни да ни нет, хорошо?

Лариса с трудом сосредоточилась на его последних словах, потрясенная какой-то просто глобальной подлостью и несправедливостью происходящего, с ужасом думая о перспективе позорного возвращения в Н. Подсознательно она все еще надеялась, что в последний момент все переменится... Или, скажем, решится на третьем, заключительном этапе, или ей достанется хотя бы второе место.

Сурин словно подслушал ее мысли.

– Домой тебе возвращаться нельзя, – мягко сказал он. – Такая красота, как у тебя, в провинции завянет как... Как тепличный цветок, высаженный на грядку!