Деньги или закон

– Что случилось, товарищ полковник? – капитан был ладно сложен, с обветренным приятным лицом, вызывал симпатию.

– Документы, капитан, – повторил Гуров, забирая у гаишника свое удостоверение.

Сверив фотографию, на которой капитан был значительно моложе, с оригиналом, Гуров отметил легкую седину на висках коллеги, миролюбиво спросил:

– Сколько лет служите? – переписал данные с удостоверения в блокнот, вернул красную корочку.

– Девятнадцать лет, товарищ полковник.

– И все еще на посту? – удивился Гуров, пошел к машине, гаишник держался рядом, стараясь не дышать, но на свежем воздухе дух от него шел крепкий. – Дети есть? – спросил Гуров и этим вопросом добил.

Капитан еще не понимал, в чем дело, но, учитывая должность и звание гостя, понял, попал за всю масть. Да еще вопросы о стаже и детях, дело совсем плохо. Гуров открыл дверцу «Мерседеса», на переднем сиденье которого сидел Нестеренко. Он взглянул на гаишника, кивнул и, сморщившись, как от удара, сказал:

– Но он меня перевязал.

Подошедший Станислав усмехнулся.

– Мы ему благодарность объявим, что он тебя на шоссе не выбросил и машину не забрал. Хотя его понять можно, рядом с постом ГАИ такое опасно.

– Добьете, – обреченно произнес капитан. – Я и так в штрафниках числюсь. Ваша сила! – он козырнул и пошел к будке.

– А мужик мне нравится, сопли не распустил, просить не стал, о свидетелях не говорил, – проговорил Нестеренко, когда они поехали дальше.

– Мужик неплохой, но замазанный, – ответил Станислав.

Когда свернули на проселок, Нестеренко быстро определил место, где вышел в подлесок и его окликнул Бестаев, как они оба стояли, когда Сергей выстрелил. Прошло четыре дня, а следы на земле остались, конечно, ни для какой идентификации они не годились. Станислав занял место, на котором подстрелили Нестеренко. Гриша Котов, ехавший в машине с Гуровым и не произнесший за все время ни единого слова, встал на место преступника, поднял с земли ветку, указал на Станислава, «прицелился», широкими шагами двинулся в направлении выстрела, уперся в молодую сосну, осмотрел ее на уровне плеча, отрицательно покачал головой. Дальше начинался кустарник, метрах в семидесяти – молодой подлесок. Оперативникам стало ясно: пуля ушла в небытие, искать ее бессмысленно.

– Неудачное ты место выбрал, Валентин, – сказал Станислав. – Кабы здесь стояла не одна сосна, а пяток, лучше, здоровый забор, – он поднял глаза на задумчиво молчавшего Гурова. – Что поделаешь, командир, не каждый раз к двенадцати девятку прикупаешь, но посмотреть следовало.

Гуров согласно кивнул и сказал фразу, которую никто из оперов не понял:

– И все-таки оно интересно, а если бы Валентин оказался левшой?

Когда они возвращались назад, Гуров остановил машину напротив поста, посигналил. Капитан выскочил из своего стеклянного скворечника, ловко спрыгнул с лестницы, подбежал.

Гуров достал блокнот, вырвал страницу, на которой записал его данные, протянул и сказал:

– Ты изрядная дрянь, но нечто в тебе имеется, попробуй сохранить, у тебя дети, – он поднял стекло, и машины умчались.

Сзади подошел инспектор, хлопнул начальника по плечу, сказал:

– Понял штабист, без свидетелей его показания не пляшут. Наш бы, защищая мундир, только посмеялся.

– Дурак ты, Семен. Полковник большой начальник, наш шеф перед ним в штаны наложил бы и отдал меня в момент, – капитан хотел листок порвать, передумал, аккуратно сложил, убрал в карман.

Станислав позвонил Екатерине, попросил не занимать вечер, договорился пойти с ней в какой-нибудь модный бар, спросил, как ему одеться, чтобы шибко на мента не походить.

– Погладь брюки, надрай туфли, галстук можешь не надевать, но рубашка должна быть свежая, – ответила Катюша. – Остальное при встрече.

Она села к нему в машину, достала из сумочки одеколон, смочила ладошку, провела по лацканам пиджака и щекам, неожиданно посмотрела в глаза, чему-то усмехнулась.

– Да, жизнь, – грустно сказала она. – Я сегодня вспомнила: мы познакомились шестнадцать лет назад. Я была пацанка, ты холостой опер. Больше шести лет не виделись. Сегодня я выбралась из грязи, ты женат, растишь человека, повязан крепко. Станислав, ты мне голову не морочь, рабочий интерес ко мне – это одно, а личный – иное, и он имеется. Не наделать бы нам глупостей.

Станислав молчал. Катя сказала то, о чем он старался не думать в последние дни. Полный идиотизм, в юности мелкая воровка, позже проститутка, завербованная опером МУРа Станиславом Крячко, в девяносто первом исключенная из агентурной сети, сегодня вновь привлеченная для выполнения разового задания. Он, старший опер, полковник, и какое ему дело, чем пахнут руки этой женщины и какого цвета у нее глаза?

Он крепко провел ее ладонью по своей щеке, затем аккуратно положил ее руку к ней на колени.

– Ты взрослая девочка, Катюша. Мне необходим Сергей Бестаев. Надо его найти.

– Хорошо, – Катюша достала зеркальце, посмотрела в него, поправила русый локон. – Значит, его фамилия Бестаев. Я так понимаю, вы установили его, из дома он скрылся. Лев Иванович считает, что Сергей из Москвы не уедет, но и в привычных для него кабаках бывать не станет. Как у вас выражаются, Сергей заляжет на дно. И вы полагаете, что он пойдет не к школьному другу, а к женщине. Он убийца?

– Возможно, но совершенно точно, он вооружен и опасен, – ответил Станислав.

– Я видела фильм с таким названием, – произнесла Катя, явно думая о чем-то ином. – Поедем, что мы стоим? Я хочу выпить, – она назвала адрес. – Да, по телефону ты спросил, как тебе одеться, чтобы не походить на мента? Прикид у тебя подходящий, «тачка» – говорить нечего. Тебя, да и вас всех, выдают глаза. Обычный человек смотрит на окружающих безразлично, как бы «мажет» взглядом. Менты-сыщики смотрят на все конкретно, на человека или обстановку помещения, вы останавливаете взгляд, словно оцениваете. Бабники тоже смотрят оценивающе, но по-другому. Ты смотришь на женщину и не думаешь, переспать с ней или нет, на мужчине тебя не интересует покрой костюма, ты гадаешь, есть у мужика оружие или нет, по фигуре и движениям оцениваешь его силу.

– Ты можешь преподавать в школе милиции.

– В академии, Станислав. Я уже профессор, – Катюша хотела рассмеяться, но лишь болезненно поморщилась.

Бар оказался маленьким, всего пять столиков, уютным, главное, без громкой музыки. Двое парней за стойкой, три пары за столиками. Все среднего возраста и старше.

Станислав отодвинул для спутницы стул, сам сел в угол, лицом к входной двери, боком к дверям в подсобные помещения и, видимо, туалетам.

Катюша повесила сумочку на спинку кресла, улыбнулась.

– Горбатого могила исправит, – она закурила, кивнула девушке в изящном белом фартучке. – Здравствуй, Елена.

– Катерина! – официантка чуть не выронила блокнот. – Не узнала, богатой быть! Ну, ты выглядишь на миллион долларов! Замуж вышла? – она взглянула на Станислава с любопытством.

– Собираюсь, – Катя подмигнула Станиславу. – Но Станислав друг юности.

– Очень приятно, – официантка слегка присела. – Выпьете или как?

– Дай нам ваш фирменный омлет, мне джин с тоником, а Станиславу… – Катя замялась.

– Станислав – несчастный извозчик, ему, пожалуйста, томатный сок, – сказал Крячко.

– Сей момент, – официантка кивнула и убежала.

– Так вот, учила я тебя, учила, а ты в бар вошел, не на бутылки взглянул, а быстро людей пересчитал, – усмехнулась Катя. – И за стол вы все садитесь одинаково, в угол, лицом к двери, словно атаку отражать собираетесь.

– Ты права, Катюша, такие мы солдатики оловянные. Так у тебя в отношении Сергея конкретные соображения имеются?

– Что он у кого-нибудь из своих девок заляжет, возможно. Вопрос, у кого именно? Я ведь его плохо знаю. Но я ему не завидую, надо очень крепкую подругу иметь. А где такую взять? Он может сделать предложение и «заболеть». Если у него деньги имеются, месяца два-три продержится. Девочки все «битые», неглупые, как объяснить, чтобы подруг не водила и помалкивала? Любая вертихвостка догадается, что здесь криминал и человек скрывается. От кого прячется? Хорошо, если от ментов: они найдут, хозяйке ничего не сделают, потаскают на допросы и оставят в покое. А если от своих деловых, которым большие бабки должен? – продолжала рассуждать Катя. – Если они беглеца найдут, то и с хозяйки три шкуры спустят, а то и «замочат».