Лонтано

Но жизнь жандарма – слишком высокая цена.

– Если он выйдет один и безоружный, – спросил он у полковника, – как вы сумеете его прикрыть?

– Задняя часть дома примыкает к скале. С тыла к ним не подобраться. Можно только окружить со всех сторон. Дальше, чтобы их нейтрализовать, используем дымовые шашки, слезоточивый газ и шумовые гранаты.

Новомодная штучка: звук. Теперь гранаты не только взрывались и выбрасывали газ, но еще и создавали при детонации шум более чем в сто восемьдесят децибел – достаточно, чтобы парализовать противника.

Галуа бросил взгляд на дом. Разгорающийся день только яснее выявлял все сложности, связанные с целью, стоящей на открытом месте.

– Еще и с оградой проблема.

Вокруг дома шла стена высотой около метра. Как только Верни ступит внутрь, он исчезнет из поля зрения. И защитить его будет невозможно.

– Вы твердо решились? – настаивал руководитель группы.

Подполковник отложил свое оружие и привстал на колени, готовясь вылезти из окопчика:

– Я оставлю жилет под курткой.

– Я предупрежу своих парней. Дам вам отмашку по рации.

Не дожидаясь ответа, Галуа выбрался на поверхность и помчался к следующей норе.

– Можно найти другой выход, – еще раз попробовал Морван, пока Верни застегивал свой анорак.

– Нет, и вы это знаете не хуже моего.

Морван повернулся к Ле Гану и Аршамбо. Лица напряжены, желваки играют. Позади них на равнине все прибывало бойцов, сыпавшихся на землю, как черный дождь.

Верни сделал жест, который задумывался как успокаивающий:

– При малейшем признаке враждебности тут же пригнусь.

Он склонился, прислушиваясь к наушнику: операция начиналась. Потом встал во весь рост и вылез. В ту же секунду две тени выскользнули из соседней норы и растворились в траве. Морван решил настроить свои наушники и услышал распоряжения номера первого: с этого момента все, что продвигалось к дому с синими ставнями, подчинялось его приказам.

Верни подошел метров на сто к зданию, когда первый выстрел заставил его броситься на землю. Вторая пуля просвистела в воздухе, как хрустальная стрела. И сразу очередь. У этих сволочей были ручные пулеметы.

Морван хотел вылезти из окопа, чтобы подобрать офицера, но туда уже устремились парни из группы вмешательства. Он молил Бога, чтобы те, одержимые, не использовали способные пробить кевлар пули с карбидом вольфрама.

Наклонив голову, жандармы тащили Верни за лямки жилета. Со своего поста Морван видел, что он еще в сознании. Никаких следов крови. Они целились в защищенную грудь. Знак доброй воли?

Команда спасателей кубарем скатилась в окоп: Верни задыхался. С него содрали лямки на липучках. Морван плохо разглядел: жандарма задело, из горла сочилась кровь. Он осмотрел рану. Скорее всего, пуля только скользнула по шее с левой стороны. Еще несколько миллиметров, и попала бы в артерию: тогда Верни был бы уже мертв. Война объявлена.

Как подтверждение, прозвучал голос Галуа:

– Начинаем приступ.

Его голос свистел в наушниках, как турбина.

– Лучше медика сюда пришлите! – проворчал Морван, пока Ле Ган оказывал Верни первую помощь.

Жандармы полягут как мухи. Трупы, разборки, недели критики в прессе. Дерьмо по полной выкладке.

Он выпрямился и увидел Галуа – по крайней мере, показалось, что это он, – который махал рукой. Тени повсюду пришли в движение. Человек двадцать продвигались парами – первый нес пластиковый щит, второй держал штурмовое ружье.

Морван больше ничего не слышал. Все перешли на язык знаков. Когда-то он выучил эти коды, но с тех пор все забыл. Он был обречен следить за операцией как простой зритель.

Новые выстрелы. Короткий стоп-кадр. Потом все вновь приходит в движение, жандармы стреляют в ответ. Треск очередей. Разлетаются в стороны осколки и комья: земля со стороны коммандос, гранит, дерево и глина со стороны дома.

Морван рискнул глянуть еще раз: Верни эвакуировали. Пальба шла со всех сторон. Аршамбо и Ле Ган стреляли с уверенностью тренированных военных. Специалист по сектам застыл в глубине траншеи, обеими руками сжимая свою девятимиллиметровую пушку. Морван сам немного растерялся. Его последняя боевая операция имела место где-то в восьмидесятых. Мать-перемать, что он вообще здесь делает?

Нет. Труп еще дергается, мой генерал. Он выпрямился, сорвал наушники, дослал пулю в помповое ружье и стал стрелять. В долю секунды он почувствовал, что включился в бой. Он убьет или будет убит, но сомнений в сиюминутной сплоченности больше нет.

Перестрелка не прекращалась. Пронзительные звуки полосовали небо. Запах пороха забивал ноздри. Он перезарядил. Приготовился к новому залпу, но заметил, что атакующие добрались до стены. Две пары с двух сторон встали на одно колено, приложив ружье к щеке. Осталось самое сложное: подступиться к дому.

Из приотворенных ставней время от времени вырывались вспышки, но увидеть стрелков было невозможно. Трудно поверить, что они имели дело с калекой в инвалидном кресле, хромым и мутантом с рогами.

Коммандос проникли в огород: парами, одни направо, другие налево. Секунду спустя из-за стены поднялись клубы дыма. Гранаты со слезоточивым газом отгонят безумцев, позволив подрывникам прикрепить пластид к наличникам и дверным рамам.

Внезапно все перекрыл взрыв. Поднялось гигантское пламя. Ограждающая стена разлетелась градом щебня и пыли. Сначала Морван подумал, что кто-то из парней допустил оплошность и пластид взорвался у него в руках. Но взрыв был слишком сильным. Обломки черного камня, куски стекла падали на землю, смешанные с человеческой плотью и обрывками кевлара.

– Мать твою! – взревел Аршамбо, вскакивая на ноги.

Мгновение спустя пуля снесла ему лицо. Он рухнул на дно окопа. Его челюсть превратилась в черную булькающую дыру. Морван бросил ружье и обеими руками зажал рану. Его пальцы стали багровыми. Закатившиеся глаза жандарма – белыми. Все было кончено.

Он вытянул ладони, на которых была кровь, остатки зубов и слизистой, и посмотрел на них. Медленно повернулся к остальным: Ле Ган бросился на тело, бормоча молитвы. Парижского полицейского рвало.

Но главное, Эрван, его собственный сын, возник в дыму и пепле сожженной травы. Стоя на краю укрытия, он держал двумя руками пистолет, готовый спрыгнуть вниз, когда его остановил вид изуродованного Аршамбо. Он застыл неподвижно, выставленный на виду, как обелиск на площади Согласия.

– Пригнись! – взвыл Морван, хватая его за полу куртки.

Эрван упал в яму, не отводя взгляда от трупа Аршамбо. Казалось, он в шоке. Морван надавил ему на голову: пули по-прежнему свистели вокруг.

Он бросил взгляд в сторону дома: стена исчезла, огород горел, пламя подбиралось к плющу и гортензиям. Человек ползал в дыму, держась за бедро, которое заканчивалось культей. Морван осознал, что Эрвана рядом нет.

Старик схватил помповое ружье, собрал обоймы и распихал по карманам. Секунду спустя он мчался следом за сыном, который бежал к дому.

129

Воздух превратился в месиво пыли и дыма. Пули жужжали повсюду, словно ткали невидимую сеть над их головами. Эрван перебирался через обломки стены, когда Морван ухватил его за плечо.

– Что ты творишь? – заорал сын, оборачиваясь.

Засунув ружье под мышку и придерживая его левой рукой, Морван достал свою «беретту» и выстрелил ему в бедро на уровне паха – достаточно, чтобы вывести парня из игры на время штурма. Эрван схватился обеими руками за рану и рухнул на осколки камня.

Гаэль.

Лоик.

Мила.

Лоренцо.

Нельзя их бросать без мужчины в доме.

Морван сунул пистолет за ремень сзади и, не оборачиваясь, пошел дальше, на ходу перезаряжая ружье. Развороченная входная дверь напоминала ощетинившуюся клыками морду. Он прошел в нее с единственной мыслью: никакой пощады.

Войдя, он обнаружил чисто сельскую обстановку: терракотовая плитка, балки, мебель из навощенного дерева – все разгромлено и засыпано штукатуркой. У него было меньше двух минут, чтобы убить всех или умереть. Инстинкт заставил его повернуть голову направо: в углу комнаты стоял черный дьявол с переносным зенитно-ракетным комплексом «Стингер-FIM-92» на плече. Бросившись на землю, Морван открыл огонь. Ружье могло работать в режиме быстрой стрельбы – если держать палец на гашетке, то стреляешь очередями…