След на лыжне

— Рассказывайте по порядку.

Хорошо, что Иван все продумал и обсудил с Галей подробности, теперь ему легче было выстроить историю по порядку.

Подошли к дому. Иван на время прервался.

— Проходите, проходите, — в два голоса приветили их.

— Самовар поставлю, — заторопилась Галина мать.

Сухая лучина занялась огнем, самоварная труба по-самолетному загудела. Иван продолжил рассказ. Он был доволен собой: не путался, не перескакивал с одного на другое. Видел, что следователь тоже доволен, не перебивает вопросами. Рассказ он построил не в той последовательности, как сам знакомился с обстоятельствами. Начал с истории ухажерства и соперничества Анкудинова и Шиляка, упомянул про драку, сказал, какое условие поставила Октябринка жениху — помириться с Шиляком. Подробностей, как состоялась мировая, он не знал, ему известен только результат — помирились, и вдвоем отправились в райцентр за покупками. Что поездка состоялась, подтверждали очевидцы, названные Шиляком. Затем уже здесь, в Петляево, их пути разминулись: Шиляк поехал в Усово с дедом Ступиным и Кешиным дружком — те приезжали на станцию за бабкой Ануфриевой, родной сестрой деда Ступина, пытались зазвать ее на гулянку, — а Кеша Анкудинов махнул на лыжах. Он и раньше частенько не ждал попутной машины.

Иван нарисовал схему: указал все три нужных пункта — Петляево, Усово, Ельники, начертил дорогу и лыжню, пометил место, где они почти пересекаются и где Анкудинов, невесть почему, сбросил лыжи и выбежал на дорогу. Здесь его следы пропали.

На дорогу он должен был выйти раньше, чем появилась кошевка, если, конечно, с ним не приключилось беды. Ступин и оба парня утверждали: они ничего не слышали, ничего особенного не приметили. Все трое были убеждены, что Кеша обгонит их, будет в Усово раньше. Будь в санях один Шиляк, тот мог бы и пропустить что-то. Но Ступин и Вася Коряжин местные — зимой в тайге любой посторонний звук насторожил бы их.

Затем Иван рассказал, как его подняли среди ночи, что он застал в доме Ступиных, в каком состоянии была невеста, как они поехали в Петляево. Признался, что поначалу не придал серьезного значения этой истории, забеспокоился лишь, когда приехали на станцию, позвонили в Усово и услышали, что Кеша все еще не появился. Оставалось идти по его следам. Не скрыл от Завозина и то, как он оконфузился с сохатым. Ожидал, что следователь посмеется над ним, но тот даже и не усмехнулся.

«Пощадил», — подумал Иван.

Больше ему нечего было добавить, ждал вопросов.

— Самовар готов, — объявила Галя, помогла матери накрыть на стол.

Появились домашние калачи, шаньги с творогом и соленый хариус. Завозин задержал взгляд на рыбе. Так и просилось: «К такой закуси...» Во всяком случае, именно это подумалось Ивану. Завозин молчал. Иван не выдержал, как бы за него сказал:

— К такой закуси...

— Найдется, — объявила Галина мать.

— Нет-нет, — запротестовал Иван: получалось неловко, будто напросился на выпивку. Если уж кто и должен был поставить, так это он сам.

— Спасибо. В другой раз, — поддержал Ивана Завозин.

И было ясно, что сказал не ради церемонии — вначале для приличия отказаться, а потом уступить на уговоры — в самом деле не время выпивать, дело ждет.

Домашние калачи — теперь они и в деревне редкость — были необыкновенно душисты и вкусны. Попробовали хариуса. Иван на вкус определил: августовского улова. Еще Галин отец рыбачил. Последний раз рыбачил. В сентябре его похоронили. На будущий год женщины останутся без рыбы. Если только... Глянул на учительницу. Ему показалось — та же самая мысль мелькнула и у Гали.

Завозин спросил:

— Что еще можешь добавить про Шиляка?

Вот и он тоже остановил внимание на леспромхозовском механике. Иван старался не обмолвиться о своих подозрениях: не видел для них серьезных оснований.

— Какого мнения о нем сам? Что говорят люди? — уточнил следователь.

Пришлось выложить все, о чем Иван наслышался за эти дни. Выводов только не стал делать. У самого не было твердой уверенности, причастен Шиляк или не причастен к делу.

— Он мог, — неожиданно вмешалась Галя.

Припомнила случай на последних соревнованиях. На пятнадцатикилометровой гонке первое место должен был занять Юра. Почти всю дистанцию он прошел отлично. Ему и номер выпал удачный — стартовал после основных соперников. И лыжня стала лучше: к полудню пригрело, накат был хорошим. Он так и шел на первое место — никто в этом не сомневался. И вдруг на последнем спуске, на повороте чуть расслабился — занесло в сугроб, крепления не удержали лыжу на ботинке. Наверное, и это не помешало бы ему занять первое место. Ну, потерял лишних пять секунд — в запасе-то у него было полминуты. Но он засуетился, занервничал, заступил лыжей на лыжу, упал вторично. И совсем уже выйдя из себя, неловко оперся рукой — обломил носок лыжи. Тут и до финиша оставалось всего-то ничего — полкилометра по ровному полю, можно было и на сломанной лыже дотянуть. Сам не вышел в призеры, так команду не подвел бы. Но не таков Шиляк: либо первое место, либо ничего. Сорвал лыжи и забросил. И не пошел к финишу, где ждали люди, — побрел по целику в другой конец деревни.

Случай с лыжами никакого отношения к настоящему делу не имел, но Завозин выслушал, не перебивая.

— Еще что-нибудь не замечали? Ничего странного в поведении Шиляка вчера, сегодня?

Странного... Все было странным. Да только как это изложить следователю, Иван не знал.

— Подавленный он какой-то, усталый... Но понять его можно. Все подозревают, что он убил. К тому же он две ночи подряд не спал.

— Две?

— Вчера...

— Что было вчера, ты рассказал, — остановил Завозин Ивана.

— Позавчера всю ночь дрова колол. Нашло на него, стыдно перед Настасьей, хозяйкой, стало.

Случай с дровами неожиданно заинтриговал следователя — захотел знать все подробности: где была поленница, где теперь сбросаны расколотые дрова. Пришлось начертить расположение двора и всех построек. Тут только Иван сам обратил внимание на одну особенность, прежде ускользнувшую от внимания. Беспорядочная куча расколотых дров была накидана возле задней стены дома, вровень с подоконником. Расстояние туда от забора метров пятнадцать. Выходило, что Юра Шиляк зачем-то сделал двойную перекидку. Проще было оставить поленья посреди ограды.

— Может, он не хотел загораживать въезд. Вдруг понадобится, — предположил Иван.

Завозин уперся в эти дрова. Выспрашивал, не ошибся ли Иван, хорошо ли помнит расстояние между забором и кухонным окном? Ивану пришлось вспомнить, сколько окошек в избе, сколько из них обращены в палисадник, сколько — во двор. Как расположены крыльцо, сени, чулан.

Видно было, в уме у Завозина зрела догадка.

Кстати, Иван вспомнил и все, что было прошедшей ночью: как истошно выла собака, потом послышался выстрел, померещилась чья-то тень и как утром он нашел убитого кобеля.

Завозин, как будто весь напружинился изнутри. Сейчас бы и в голову никому не пришло назвать его медлительным, неповоротливым. Энергия копилась в нем, он, похоже, готов был вот-вот сорваться с места. Его состояние передалось Ивану — руки зазуделись от ожидания. Ясно было: еще мгновение — Завозин решит что-то окончательно, они вместе сорвутся и помчатся куда-то, то ли по Кешиному следу, то ли сразу брать преступника.

Так и получилось. Только Иван упомянул о последней встрече с Шиляком, сказал, что видел его с двумя канистрами — Завозин вскочил.

— С канистрами... — повторил он.

Машинально направился к вешалке, снял полушубок. Иван, не спрашивая, куда и зачем они собираются, также стал одеваться.

Машину нашли быстро — сельповский газик. Пока водитель кипятил воду, заливал в радиатор и прогревал мотор, Завозин молчал, но заметно было — нервничал, малейшая проволочка раздражала его

— Как можно быстрей! — сказал он, едва тронулись.

Молоденький паренек, шофер, того и ждал — он и сам не переносил медленной езды. Правда, наизволок быстро не разгонишься. К тому времени, когда вылезли на перевал, вода в радиаторе начала клокотать. Но дальше спуск был и мотор получил передышку.