Отголоски прошлого (СИ)

Пролог.

1970 год. Вьетнам.

Сегодня ей исполнилось двадцать девять лет. Всего лишь двадцать девять – тот замечательный возраст, когда за плечами уже имеется неплохой жизненный опыт, а впереди ещё много возможностей и перспектив. Полноценная, зрелая молодость в самом её расцвете… Она ждала этого дня и радовалась своему празднику как девчонка, потому что, в отличие от многих других женщин, никогда не считала, что каждый лишний год жизни – это приближение старости. Ведь у души не бывает возраста… Душа всегда молода и бессмертна. Именно поэтому она не боялась умирать. В эти роковые минуты мысли её были заняты совсем другим.

Рядом горела бамбуковая хижина – их незатейливый, уютный домик, который за два прошедших года успел стать ей родным. Там осталось всё, что было ей дорого: личные вещи, фотографии… Но, слава богу, там сейчас не было Грейди. Что-то подсказывало ей, что, будь он дома, Том не упустил бы шанса этим воспользоваться. От едкого, густого было трудно дышать – огнём полыхал не только их дом, но и все остальные хижины в деревне. Вокруг творилось что-то ужасное: треск автоматных очередей со всех сторон сливался с истошными криками людей. Хорошо, что у неё были завязаны глаза, и она не видела, как они падают, изрешечённые пулями. Так же, впрочем, как не видела и выражения лица человека, только что подписавшего ей смертный приговор. А она очень хотела посмотреть ему в глаза. Нет, не потому что надеялась его пристыдить и уж тем более разжалобить. Ей просто до сих пор не верилось, что он посмеет это сделать после того как ещё буквально на днях фактически признался ей в любви.

Сейчас «любимая женщина» стояла перед ним на коленях, с руками, связанными за спиной, и он бесконечно наслаждался своим триумфом над ней. Она это чувствовала. Даже сквозь плотную ткань повязки, не открывая глаз, знала, что он самодовольно улыбается.

- Том, ты же знаешь, что мы не виноваты. Зачем ты это делаешь?

- Я тебя предупреждал, что ты пожалеешь, Фэй. Ты сама во всём виновата.

Значит, банальная месть… И это жалкое ничтожество ещё всерьёз рассчитывало добиться её благосклонности…

- Бог тебе судья, Том.

- Я ему не по зубам, дорогая, так что не пугай, ладно? Лучше помолись, как ты всегда это делаешь – глядишь, на самом деле в рай попадёшь.

Да, сейчас было самое время вспомнить о боге. Она слышала, как стоявший рядом Гарольд шёпотом читает молитву, но никак не могла сосредоточиться и повторить её вслед за ним. Фэй было всё равно, куда она попадёт – в рай или в ад, из головы по-прежнему не выходил Грейди. Где он сейчас? Сумел ли избежать их страшной участи? И если сумел, то что теперь с ним будет? Сердце болезненно сжималось от отчаяния и тоски, и тогда на глаза сами собой наворачивались слёзы, никому невидные за чёрной повязкой. Она больше никогда его не увидит… Не сможет его обнять… Не защитит от опасности… Осознание этого было гораздо страшнее смерти, страшнее геенны огненной в аду, и поэтому сейчас, мысленно обращаясь к богу, Фэй просила его – жадно, страстно, почти фанатично:

«Господи, помоги Грейди… Спаси и сохрани его от бед, дай ему сил и здоровья, не покидай его на жизненном пути… Будь рядом с ним, Господи, прошу тебя, не дай ему погибнуть…»

Двух оглушительных выстрелов над своей головой она даже не услышала…

………………………………………………………………………………….

Больше всего на свете хотелось пить… Не есть, не спать, а именно пить. Ему казалось, достаточно одного-единственного глотка, малейшей капли – и всё будет хорошо. Он сразу же сможет встать…Как по волшебству перестанет кружиться голова, прояснится сознание…Один глоток – и к нему вернётся прежняя сила, которая сейчас покидала его. С каждым часом… С каждой минутой…С каждой секундой…И ничто не могло замедлить бега времени. Так же, как вряд ли кто-то был способен ему помочь. Здесь, в этих диких зарослях обитали только звери, но и они, пожалуй, не были опасны так, как вьетконговцы. Чёртовы Ви-Си…Они могли быть где угодно. Бесшумные, ловкие и невидимые как змеи. Не зря говорят, что в родном краю и стены помогают. О, да…Им всем довелось ощутить эту прописную истину на собственной шкуре. Всем до одного. И ему повезло гораздо больше своих товарищей. Он, по крайней мере, был жив. Пока что жив. Это вполне могло быть временной милостью судьбы, всего лишь небольшой отсрочкой. Или же наоборот – наказанием за то, что он сделал этот выбор, явившись сюда незваным гостем вместе с другими своими соотечественниками. Никто не звал их сюда. Они пришли сами. Не гостями, а хозяевами. Захватчиками…И теперь платили за это очень дорогой ценой. Адам открыл глаза. Ничего не изменилось. Та же ядовито-зелёная листва над головой и едва просвечивающееся за ней бледно-серое небо. Может, к вечеру пойдёт дождь? Какая-никакая, а все-таки вода…Вода…Господи, он сейчас бы дьяволу душу продал за глоток воды…Вот только дьявола поблизости не было. Как не было вообще никого. Только джунгли – непроходимые, мрачные джунгли без конца и края. Адам уже не помнил, сколько времени он здесь провёл. Периодические потери сознания мешали правильно и адекватно оценивать собственное положение, иначе он бы, наверное, взвыл подобно раненному волку. От безысходности… От одиночества…От жажды, которая сводила с ума и медленно его убивала.

В очередной раз Адам попытался привстать. Надо двигаться вперёд. Надо... Нельзя вот так просто лежать и умирать. Три часа до условного времени...Вертолёт не будет ждать – улетит обратно в лагерь, даже не приземлившись, если на месте встречи никого не окажется… И тогда всё…Конец…Сам он из этого ада не выберется. Просто НЕ СМОЖЕТ… Простреленная нога болела, но уже меньше. И кровь через повязку теперь почти не сочилась. Это можно было терпеть. Вполне. Судорожно стиснув зубы, Адам всё-таки поднялся на руках и прислонился влажной от пота спиной к стволу ближайшей пальмы. Перевел дыхание, непроизвольно облизал пересохшие губы. Снова и снова он заставлял себя думать. О чём угодно. Лишь бы не спать. Здесь НЕЛЬЗЯ было расслабляться. Отсутствие бдительности означало верную смерть. А Адаму хотелось жить – почему-то именно сейчас сильнее, чем когда бы то ни было. Он же неспроста выжил – один из всей группы. Значит, судьбе было угодно именно так, а не иначе. Значит, высшие силы не дадут ему погибнуть в этом жутком пекле…Ну вот, докатился…Уже и высшие силы призывает…Осталось только молитву какую-нибудь вспомнить. Одну из тех, что читала его приемная мать, очень верующая и набожная женщина, которую Адам почти уже не помнил визуально. Он, наверное, был плохим сыном, потому что никогда не пытался понять своих приемных родителей. И видно не зря они вернули его обратно в приют. Адам даже не держал на них зла. Это тогда было до слез обидно – все-таки только-только начал привыкать к нормальной жизни в семье, едва оправился после гибели младшего братишки. Тогда Адам считал, что его просто предали. Или же несправедливо наказали. Он был зол на этих людей, для которых собственный покой оказался важнее ответственности перед десятилетним ребенком. Сейчас же, четырнадцать лет спустя, он уже ничего не чувствовал. Ни ненависти, ни досады. Только пустоту – гулкую и звенящую…После смерти Кертиса она не проходила, и Адам давным-давно к ней привык. Так же, как и к одиночеству. Да, чего уж говорить, в этой жизни он всегда был один. Сдохни он сейчас в этих проклятых джунглях – и даже похоронку слать будет некуда. И некому.

Мысль острой занозой впилась в полуотключившийся мозг, и Адам встряхнул головой. В который раз безнадёжно дотронулся до пустой фляги. Какое там… Он давно не мальчик, чтобы верить в нечаянные чудеса… Всё гораздо хуже, чем можно себе вообразить. Но падать духом нельзя… Нельзя заранее настраиваться на худшее. Грош ему цена как профессионалу, если он будет вот так тупо сидеть и загибаться от жажды.

«Встать! – Мысленно приказал себе Адам и, оторвавшись от пальмы, оперся на колено здоровой, левой ноги. – Встать, капрал Бодро! Пять лет подготовки – псу под хвост?! Какого чёрта ты вообще тогда попёрся в Пэррис Айленд?! Самому себе хотел доказать, что ты крутой? Ну так давай, докажи! Раз умудрился выжить в бою, будь добр продолжать в том же духе! И какая разница, что дома тебя никто не ждёт? Жизнь сама по себе – неплохая штука и за неё нужно бороться до последнего мгновения».