Набат-3

— Хоть в Шепетовке. Игорь Петрович. Мои и шабо- ловским, и солнцевским сто очков вперед дадут.

Оставался разговор с Бехтеренко. Он не видел переко­са, что вводил в курс событий верного заместителя послед­ним: ему отшлифовывать детали плана, подгонять их плот­но, с него и основной спрос. Пе каждый день дарят сто миллионов долларов.

— Святослав Павлович, есть мнение сыграть матч с командой «Ерушалайнен прохиндейшн». Сможем?

— В преферанс, в очко, на бильярде? — понял юмор Бехтеренко.

— В «Монополию», Святослав Павлович, знаешь та­кую? Нет? Так нам еще и выиграть надо по всем статьям. Па своем и чужом поле. Только выигрыш.

— А почему бы и нет? Не боги горшки обжигают.

Тогда Судских в деталях объяснил ему план Воливача.

Без раздумий Бехтеренко одобрил его, не посчитал зазор­ным выудить у фарисеев Сто миллионов. К удивлению Судских, добавил:

— А если поработать мозгами, можно и больше. Есть наметки.

Именно за это любил Судских заместителя.

Настал черед Григория Лаптева. Всегда так получалось: всех Судских опрашивал у себя в кабинете, к Лаптеву хо­дил сам. В лаборатории Лаптева жил мозг управления, сто выживаемость. Мысль насиловать нельзя, ее обиха­живают.

Планчик обыграть «Ерушалайнен прохиндейшн» Гри­ша принял с восторгом. От него требовалось проникнуть в святая святых коммерческих банков, распечатать кодо­вые замки и точно узнать, где и какие резервы скрывают­ся. Пока призрак коммунизма бродит по кремлевским па­латам и думским коридорам, маячит в Горках-6 и в умах пенсионеров, неплохо бы отыграть у призрака мизер вчи­стую ценой в СТО миллионов долларов, чтобы оставался ои там, куда определили его большие сказочники Маркс и Ленин.

— Требуется слегка распотрошить Энгельса? — уточнил Григорий. — Еще в прошлом веке Фридрих Энгельс — не сам, конечно, а по просьбе друзе й-кап и тат истов — краси­во внедрился в зарождающееся рабочее движение, чтобы увести его по другому пути, подальше от истинного, тем самым поставив в зависимость от правящего класса. А когда обсуждался текст «Манифеста коммунистической партии», он лично настоял на словах «призрак коммунизма». Это ключевой оборот. С его помощью проникли в сознание простого люда, предложив ему сказочку до конца тысяче­летия.

— Ох какой ты у меня весь закрученный, Гриша. — не то похвалил, не то пожурил Судских.

— А вы пе смейтесь. Игорь Петрович, — настаивал Лаптев. — Смена сознаний в людских умах приходится на конец тысячелетий, и сионские мудрены знали это. Вер­нее, готовили переворот в сознании строго по тысячелет­ним вехам, сменив и летосчисление. Тут ни при чем наша эра, до нашей эры, тут главенствует астрономия. За тыся­чу лет планеты совершают определенный цикл движения, и в конце каждого появляется призрак, готовый материа­лизоваться. Вызревает, что есть сознание, способное дать толчок пробуждению человечества, готовность к ответу на вопрос: а есть ли Бог на самом деле? Хоть какой период берите, везде вопрос смены веры главенствовал. В нуле­вом году начался Иисус, в тысячном году он обосновался у пас, три тысячи лет назад появились еусеи. поставив­шие под сомнение пророчество Моисея. Китай и Египет, древнейшие колыбели цивилизации, сотрясало именно на стыках тысячелетий и именно в вопросах веры. Хотите верьте, хотите нет. но мне кажется, что в небесной канце­лярии на конец тысячелетия приходится конец рабочего дня. А что делает черт, когда Бог спит?

— Так ты все же веришь в Бога? — спросил Судских.

— Господи, как в него не верить, если мы сплошь не­разумные чада, которые занимаются глупостью!

— Голословно, Гриша, выдай фактуру, — полушутя, полусерьезно попросил Судских.

— Фактура? Пожалуйста. Почему-то бытует ошибоч­ное мнение, будто все мы произошли от Адама и Евы.

/ Ничего подобного. В Библии черным по белому записано: «И. пошел Каин от лица Господня; и поселился в земле Иод, на восток от Эдема. И познал Каин жену свою; и она зачала и родила Еноха». Каин, как известно, сын Адама и Евы. Так кого он в жены взял — обезьяну, что ли, соглас­но обветшалой теории Дарвина? И еще раньше, в первой главе Библии говорится: на шестой день Господь создал людей и пошел отдыхать. И только в понедельник при- sцялся лепить Адама. Тысячелетие, по моим убеждениям,

рабочая неделя Творца. За воскресенье мы дуреем, и с понедельника Ему приходится вправлять нам мозги. Це­лую неделю Он вдалбливает нам: Я еемь Сущий, а в вос­кресенье мы начинаем сомневаться, такой ли Он сущий. И получаем втык за сомнение в следующую шестидневку.

«Л ведь он не так далек от истины, — осенило Суд­ских. — Здесь кроется тайна загадочного получаса.

— Молодцом, Григорий! — похвалил Судских. — Я при­нимаю твою рабочую гипотезу на полном серьезе. Скажу больше: идет сатанинский год. Всевышний почивает, и чтобы нам не морочили голову очередную тысячу лет, не били по ней, принимайся за банковские счета умников. Проснется Всевышний, а мы докладываем Ему: Ваше Все- вышество, народ поумнел, забивать себе дурью башку не желает, а желает Тебе и себе доброго утра. Сатана утек. Подскажи нам, как сделать, чтобы враг Твой и наш не смущал больше наши умы?

Лаптев внимательно слушал Судских и склонялся к мысли, что шеф не ерничает, а в доступной форме создает концепцию на очередную тысячу лет.

— Именно так, — серьезно подтвердил Лаптев. — Иначе нам удачи не видать.

«Именно так», — отозвалось охом в голове Судских,

В кои-то веки он вновь слышал Голос.

3-15

Половину жизни чаще всего человек растрачивает на глу­пости и только во дюрой части наверстывает упущенное.

Первую половину своей жизни Илюша Триф мечтал о. богатстве, во второй ему сказочно повезло, но что делать с большими деньгами, он пе освоил раньше.

И приключилась с ним вульгарная денежная лихорад­ка. Есть такая болезнь, когда человек сорит деньгами, не

/думает о черном дне, входит в кураж и раж, наживает им- 1 потенцию от частых случек и частных сучек, потом язву от ресторанной кухни, и нора бы лечиться, но тут кончаг ются деньги и небо кажется с овчинку, то небо, в котором он летал. Денежная пыль въелась в кожу, в поры, дышать стало трудно.

Илюшин ангел-спаситель появился неожиданно и во­время остановил события под небом России, дал ему пос­ледний шанс. Он очень удачно погрел руки на валютном буме в середине августа и заметался, не зная, куда вло­жить деньги. К сентябрю сатанинского года у него скопи­лась изрядная сумма в три миллиона валютной наличнос­ти, да вилла, да три квартиры и пять авто, картины высокой кисти — всего не счесть, а утащить некуда. Л ведь еще были у пего и заграничные накопления, виллы и машины, только здешние бросать жалко, а оставаться дольше опас­но. Что ему делать там? Там ниши заняли настоящие кор­шуны, его купленный диплом и профессорское звание ровным счетом ничего не стоят, и сожрут сто там, бедного воробышка, в один присест, косточками не подавившись.

Друзья по банковским играм, кто хитрее, кто ловчее, го­родили каждый свой огород со своим чучелом, помощи не предлагали, а если подсказывали вариант, стоил он дорого. А события нагоняли тучи, вместе с теми, кому на Руси жи­лось хорошо, лопнул и его банк мыльным шариком.

Банк банком, а свои денежки — это свои. Но как их выташить, если разрушилась стройная система перекачки за бугор? И никто не хотел делиться по-дружески своими кана­лами. Постовина «Дружба дружбой, а денежки врозь» позна- лась Илюшей с полной откровенностью. И засиживаться в России было нельзя. Пару квартир он кое-как продал за по­ловину стоимости, а на шикарный особняк покупателя не находилось. Кому надо? Жить на вулкане? Ой; не смешите меня, Илюша. Я вам не скажу за всю Одессу, а за всю Рос­сию скажу точно: будь я последний поц. если стану дожи­даться кониицу-буденницу в вашем особняке.