След "черной вдовы"

— Здравствуйте, — неожиданно мягким, прямо-таки обволакивающим голосом начал Николай. — Прошу извинить меня за беспокойство, милая девушка, могу я узнать, когда будет у себя в кабинете Борис Ильясович?

Последовала пауза. А затем Николай заговорил снова и несколько более жестким тоном:

— Нет, уважаемая, вы меня неправильно поняли. Всего того, о чем вы сейчас сообщили, мне абсолютно не нужно, у меня другое дело к Борису Ильясовичу. А правильнее сказать, не у меня к нему, а, скорее, у него ко мне. Я не представился, директор частного охранного агентства Грязное к вашим услугам. И если вы не в курсе, значит, Борис Ильясович не счел необходимым вас о том информировать. Итак, когда прикажете его ожидать, а то ведь у меня другие дела, могу отъехать, и вряд ли ему доставит удовольствие необходимость безуспешно потом разыскивать меня… Хорошо, давайте я запишу номер его мобильного телефона… Кто, говорите?.. A-а, это его заместитель? Не возражаю, он может быть в курсе. — Николай уставился с вопросом в глазах на Светлану, и она прошептала:

— Али Магомедович.

— Вы говорите про Али Магомедовича, да?.. — Он снова взглянул на Светлану, и та кивнула. — Давайте номер, я сам ему перезвоню. Благодарю, милая девушка, я запомнил.

Николай Щербак записал на листочке бумаги телефонный номер и передал его вместе с трубкой Светлане.

— Дело в том, что ваш директор в отъезде, как я понял, в Питере. Но все необходимые распоряжения он отдал своему заму, который в курсе всего. Вы кивнули, и я решил, что вам понадобится и его телефон. Вот, можете звонить. Я не нарушил ваших планов?

— Наоборот, сделали даже больше, чем мне требовалось. Благодарю, вы теперь свободны.

Светлана положила перед собой записку и набрала номер заместителя директора Большого театра, который был «в курсе всего». А Щербак вышел в прихожую и поднял параллельную трубку, о которой Светлане знать было совершенно незачем. Но контроль есть контроль, мало ли что!..

— Али Магомедович? Это — Волкова, — безапелляционным тоном начала Светлана. — Не дождавшись известия от вас, решила позвонить сама и напомнить, уважаемый…

— A-а, ну наконец-то! — безумно обрадовался заместитель. — Куда ж это вы запропастились, дорогая моя?! А мы тут вас просто обыскались! Столько дел! Столько проблем! Борис Ильясович — тот совсем, можно сказать, извелся! Да вот и отбыл по нашим оргделам, знаете ли, в ваши бывшие Палестины, думаю, еще с недельку там пробудет. А как ваше здоровье? Поправилось наконец? Или остались проблемы? Я надеюсь, что у нас с вами после этого ужасного ранения будет все в порядке? Или вам еще предстоит долгое лечение? Знаете…

Он трещал без пауз, не давая вставить даже слово, говорил и говорил, словно упиваясь собственным голосом. И это очень раздражало Светлану. И еще — почему он так акцентирует необходимость какого-то лечения? Неужели они решили, что она прикована к койке, и потому ни о каком контракте речи быть не может? Какая чушь!

— Мне приятна ваша забота, Али Магомедович, о моем здоровье, — сухо перебила она нескончаемый поток слов и сожалений, — но, по-моему, вы плохо информированы. Ни о какой ране речь не идет. Я здорова, как может быть здоровым всякий нормальный человек. И никаких проблем тоже нет, кроме одной. Главной. Что с моим контрактом? Почему мне до сих пор не прислали его на подпись? Или меня не пригласили в дирекцию? Я решительно вас не понимаю! Извольте объясниться!

— Конечно, конечно, уважаемая Светлана Алексеевна, — снова заторопился заместитель директора. — Разумеется, объясню, гораздо лучше это сделал бы сам Борис Ильясович, но, поскольку эту миссию он перепоручил мне, я готов сообщить вам, боюсь, малоприятную весть, хотя искренне вам сочувствую в вашем трудном положении.

—Погодите, не трещите! Я не понимаю! В чем дело? О каких неприятностях речь? Я говорю о контракте! И только о нем, и ни о чем другом! Разве я неясно выразилась?

— Ну так и я, уважаемая, — голос заместителя из медоточивого превратился в жесткий, с незаметными прежде металлическими нотками, — продолжу, с вашего разрешения? Если вы не станете меня перебивать, я изложу вам слово в слово поручение директора. Вы готовы выслушать? В конце концов, это же вам нужно, а не мне!

У Светланы неожиданно покрылась мурашками спина. И даже возникла колющая боль в тех местах, где оставались следы от пулевого ранения.

— Я слушаю, — с трудом выдавила она, чувствуя, что у нее начинает кружиться голова. Беспричинно еще, но, видимо, от какого-то неприятного предчувствия.

— Итак, мне поручено передать вам… когда вы наконец объявитесь, что контракт с вами, по всей вероятности, в этом сезоне заключен не будет. А причиной тому, как вам должно быть отлично известно, то обстоятельство, что вами, точнее, я бы выразился, вашей стороной не был выполнен ряд совместных устных договоренностей. Имеются в виду те, которые заключили между собой дирекция Большого театра и ваш так называемый попечитель. Спонсор, выражаясь современным языком. Вы, видимо, в курсе?

— В курсе каких еще договоренностей я должна быть? — ледяным тоном спросила Светлана. — Насколько мне известно, все условия, продиктованные Борисом Ильясовичем Виктору Михайловичу Нестерову, в связи с моим переходом, а точнее, приглашением в балетную труппу вашего театра, были полностью выполнены! Полностью, подчеркиваю!

— Это вы так думаете, — с некоторым пренебрежением перебил ее Али Магомедович.

Светлана уже не раз слышала, лично убеждалась, что эти кавказцы, дорвавшись до власти здесь, в центральных городах России, особенно в столицах, безумно наглеют. И не гостями себя числят, а настоящими хозяевами положения, диктующими свою волю. Есть люди, которые умеют немедленно ставить их на место, и тогда они начинают юлить и вертеть своими жирными задницами, мол, их не так, оказывается, поняли. А слабым людям, не нахалам, они просто садятся на шеи. И этот, вероятно, из них. Но сдаваться Светлана не собиралась.

— Может быть, вы соизволите мне сообщить, какие пункты договора остались невыполненными нашей стороной? — язвительно спросила она.

— Если желаете… Во-первых, чисто финансовые договоренности…

— Перестаньте! — раздраженно оборвала его она. — Виктор Михайлович сообщил мне…

— Это он вам мог сообщить, — с насмешкой перебил ее уже он. — Вполне вероятно, что таким вот образом он выразил вам свои намерения. Не спорю. Но от намерений до реальных дел, согласитесь, бывает достаточно далеко. И спонсорская помощь, которую он обещал театру… — повторяю: обещал!.. — так до сих пор и не оказана.

— Это ложь! — чувствуя уже сильное головокружение, возразила она. — Он мне твердо заявил…

— А у вас есть хоть какой-нибудь документ на этот счет? Есть, на худой конец, расписка в получении нашей дирекцией обещанных денег? He-ту! — по слогам, резко произнес он. — Ну а раз не-ту, так какой же разговор? Надеюсь, вам известна та сумма, о которой шла речь в разговоре между Ахундовым и Нестеровым? Ну та, которая, собственно, и явилась решающим аргументом, а также и непременным условием вашего перехода в нашу труппу? Пожалуйста, вы можете сами внести ее, и мы непременно возобновим наши переговоры. Но — не раньше.

— Постойте, тут какая-то чушь! Или вы сами не в курсе! Деньги были переведены. И я знаю, о какой сумме шла речь, поскольку я, а не вы присутствовала тогда в кабинете Ахундова! Но я чувствую, что у вас творятся какие-то темные дела, а потому буду вести дальнейший диалог только с самим Ахундовым. Немедленно дайте мне номер его мобильного телефона.

— Увы, уважаемая, вот тут я не имею полномочий. Но вы можете подождать, пока не вернется Ахундов, после чего и возобновить этот ваш… диалог. А тем временем проходите положенный вам курс лечения, становитесь на ноги — и… желаю здравствовать.

— Одну минуточку! Так просто вы от меня не отделаетесь, господин заместитель директора! Я сейчас приеду в вашу контору, и вы мне покажете все оформленные документы. Все, до единого! Я их видела своими глазами! И видела на них подписи Нестерова и вашего шефа! И там все ясно сказано! Не морочьте мне голову!