Поселок (СИ)

непринужденной оглядкой не раз), направлен был только на Женечку, когда она отрывалась

куда-нибудь от Роберта. Непонятно, почему этот тип никогда не приближался даже тогда,

когда Женечка оставалась одна в томительной очереди за чем-нибудь дефицитным, например,

за импортным бюстгальтером или «грацией», словно избегал непосредственного контакта с

ней? Чего он боялся? Ему никто не мешал подойти и выяснить отношения. Может быть,

стыдился своего уродливого лица? Не изуродованного, а именно уродливого, с каким

родился. Оно было крупное, широкое, жутко несимметричное, смещенное по вертикали

правой и левой половинок относительно друг друга. Глаза огромные навыкате. Может быть,

он удовлетворял себя хотя бы тем, что имел возможность пристально смотреть на Женечку.

Конечно же, она та женщина, на которой мужчинам невозможно было не остановить свой

взгляд. Роберт не раз слышал в ее адрес от мужчин идущих мимо одну и ту же знакомую еще

из прошлой своей жизни избитую фразу: «Какая женщина!»

Кто этот несчастный незнакомец, может быть, на этот вопрос могла ответить только

Женечка. Но она молчала. Замечала и молчала. Незадолго перед тем, как это случилось, его

слежки участились настолько, что даже постороннему глазу было заметно.

Вначале они с Женечкой хотели прокатиться на канатной подвесной дороге. Но пока

приехали в парк имени Горького, заметно потемнело. Роберт снова почувствовал Его сзади.

Они остановились возле посадочной площадки, и Он тоже остановился в ожидании. Роберт

отговорил Женечку от катания на «канатке», и они пошли под трассой подвесной дороги по

бездорожью лесопарка. Над головой тихо поскрипывали сидения с редкими пассажирами.

Женечка поднимала голову и смотрела на очередного пассажира, проплывающего над

головой. Хихикали девочки с мальчиками, мирно гудели голоса взрослых мужчин, им

отвечали беззаботные тонкие женские голоса. По ходу проплывали теперь уже пустые

сидения, и только из одного сидения почти во весь рост в сумерках высовывался одинокий

мужчина. Роберт подумал странное: неужели у взрослого мужика нет более полезного

занятия, чем детское развлечение в одиночку? Да еще вдобавок так рискованно наклоняться и

смотреть вниз. Видеть это, наверное, было жутко. Но Роберт, почему-то за него не испугался,

35

а даже, наоборот, с холодностью представил картину падения человека в кустарник, росший

на всем пути трассы. Об этом он всего лишь подумал. Проскочила мимолетная мысль. Всего

лишь мысль, – и следом тяжелая грузная тень мелькнула вниз за их с Женечкой спинами.

Возникло ощущение поставленной гулкой точки на земле возле куста сирени. Чтобы

убедиться, Роберт оставил Женечку, сам вернулся к кусту. На смятых ветках лежало

скукоженное тело человека со знакомым безобразным лицом, огромными навыкате глазами,

обращенными в черноту неба. Белки его глаз отсвечивали свет тусклых ламп на редких

столбах аллеи. Роберт понял – это воплощение протеста человека против собственной судьбы.

Неизвестно, видела ли Женечка в наступающих сумерках своего тайного наблюдателя в

завершающей позе, но с тех пор Роберт ни разу не замечал его слежки, сколько ни

высматривал.

Выходит, тайну Женечка унесла с собой, и даже если вернется, то уж точно никогда не

откроет ее Роберту.

Было грустно и одиноко. Хотелось снова прийти в кафе, где она осталась. Как было когда-

то – захотел и нашел ее в парке сидящей на скамеечке.

Глава 10

Наташа

Она проснулась, когда солнце еще не взошло. Так рано летом еще не просыпалась. Долго

лежала, вспоминая…

Иногда папу-Роберта называли дядей. Происходило это обычно после его исчезновения из

дому. Надолго. Потом он появлялся. Тихо – чтобы его не замечали. Наташа приходила в

восторг. Летела навстречу, поднимая крик. Крепко обхватывала его шею, целовала.

По словам взволнованной бабушки, бьющей себя кулаком в раскрытую, покрасневшую от

выпитого спиртного грудь, незаконный ее зять – никто.

– Да кто он такой?! – кричала она, протягивая к маминому лицу руку с отставленным, как

дуло нагана, пальцем. – Муж он тебе? Нет! Любовник? Нет!

При этом она выставляла из кулака еще один палец, и наган становился почти настоящим –

с обоймой-барабаном – точь-в-точь, какой у соседского Борьки.

– Любовники подарки приносят, а этот – получку меньше, чем нищий за день. Да кто он

такой? Может, сосед? За всю мою жисть отродясь в Поселке таких соседей не бывало! И

останешься ты вот с чем! – Тут бабушка нижними пальцами нажимала на курок, и наган

внезапно выстреливал: дуло, как в мультиках сжималось, и между двух согнутых пальцев

высовывался третий, похожий на пулю. И тогда Наташа закрывала глаза ладонями, прятала

свое лицо в складки платья, стараясь плакать не очень громко. Ее уши горели огнем, плечи

вздрагивали, все звуки замолкали, и выстрела не было слышно. Мама оставалась жива-

здорова и спокойно отвечала бабушке:

– Вспомни, сколько Наташке было лет, когда Роберт вернулся. Четыре годика!

– А где он раньше был, когда заделал ребенка?!

– Он женат, мама.

На это бабушка с шумом выдыхала воздух и цедила сквозь зубы:

– Так какого ж ты… хрена… – дальше она произносила глупые слова, за которые от

взрослых ребенок сразу же получил бы по затылку, – оставила ребенка?.. А теперича он

воспитывает, как же! Распоряжается!..

– Он ее просто легонько шлепает, – перебивала мама.

36

– А я не разрешаю, чтобы моего ребенка били! – приказала бабушка. – Пусть приобретет

своего, тогда и распоряжается!

Мама опускала голову и тихо произносила:

– Мама, это его ребенок. Понимаешь? Его, его, его…

Папу-Роберта не называли папой, и это сильно огорчало Наташу. Так сильно, что к горлу

подступал горький комок и давил, давил… Чтобы не заплакать, Наташа заставляла себя

думать о хорошем, как советовал папа. Она отворачивалась от взрослых и смотрела на улицу.

Там стояло тихое лето. Там был мир, в котором дружно жили все – и животные, и деревья.

Они никому не мешали и заботились друг о друге. И в этом мире Наташа чувствовала себя

главным участником, радовалась утру и наступающему летнему дню. Новый день, еще

неизвестный, и вчерашний – смешались, цепко держа друг друга. Ей было трудно сейчас

расставить их по углам, как кукол: что-то тревожило, что-то радовало. Она лежала тихо, как

мышь, и прислушивалась.

О стекло окна билась синяя муха. Во дворе возился Борька, пробравшись через дырку в

заборе. В субботу он вставал рано, приходил во двор и еще до появления Наташи устраивал

игры с рыжим псом Плутоном.

Помнится, однажды напротив кухонного окна, они с Борькой строили песчаный город.

Дома вырастали всякие: со стороны Борьки – космические, без окон и крыш. Возле нее –

«кремлевские» – с куполами и пиками. После продолжительных холодных дождей

неожиданно наступили теплые деньки. Вокруг было тихо и спокойно. Под ладонями глухо

шуршал тяжелый песок. Из него, нагретого солнцем, как из погреба, в воздух поднималась

сырость. Но вот к влажному запаху песка примешался мандариновый. Наташа глубоко

вдохнула. Аромат усилился. Во двор вошла, придя с базара, бабушка. В сетке болтались

желтые мандарины.

Наташа ела быстро и с большим аппетитом. Сок вскруживал голову, заставляя позабыть

обо всем. Пористые корочки постепенно устилали купола песчаных башенок.

Борька остановил работу. Приоткрыв рот, он следил за руками Наташи глубокомысленным

взглядом. Ее пальцы быстро отделяли тесные розовые дольки друг от друга. Он, наверное,

хотел что-то сказать, но молчал. Тогда Наташа подумала, что и Борьке тоже захотелось

мандаринки. Она выбрала самую большую и стеснительно положила ее возле Борькиной