Лишённые плоти

— Теперь что? — расплылся в улыбке Сэм.

— Обвяжем все это дело веревками, подведем вниз воздушные мешки и поднимем всю эту конструкцию наверх. Ну а потом посмотрим, что там внутри.

Подъем свертка занял чуть ли не вечность. Сэм изо всех сил пытался успокоиться, но от нетерпения не мог усидеть на месте. Он то и дело подбегал к берегу и забирался на небольшой утес, с которого чуть лучше было видно лодку, стоявшую на расстоянии нескольких сотен ярдов. Но разглядеть так ничего и не смог. Наконец из-под воды медленно начал всплывать огромный черный ком размером с кабинку для туалета.

— Ну и громадина, — вслух произнес Сэм. Его глаза были прикованы к водолазам — те упорно пытались затащить находку на борт, не перевернув при этом лодку.

Стрекот заработавшего мотора лодки нарушил предвечернюю тишину. Сэм бросился назад, к маленькому галечному пляжу, куда причаливала лодка, но не доходя до него остановился, опасаясь намочить ботинки.

Чтобы вытащить из лодки на землю черный куль, съеживающийся с каждой минутой, понадобилось пять человек. Наконец, пошатываясь, они перенесли его ближе к грузовику и положили на траву. Из щелей непонятной находки хлестала вода.

— Что теперь? — спросил Сэм.

— Сделаем снимки, потом вскроем эту штуку, — сказал главный дайвер, показывая на своего коллегу, вылезавшего из грузовика с фотокамерой под мышкой.

— А не лучше сначала отвезти ее куда-нибудь в безопасное, стерильное место?

— Никуда мы ее не повезем — пока не поймем, где ей, собственно, место, — терпеливо объяснил водолаз. — Может, там вообще ковер. Или дохлая овца. Им в морге самое место, не правда ли?

Чувствуя себя последним дураком, Сэм кивнул. Он терпеливо ждал, пока парень делал снимки истекающего водой свертка. Наконец фотограф отступил в сторону, и один из ныряльщиков, вытащив нож, взрезал черный пластик. Сэм затаил дыхание.

Остатки воды потоком хлынули на землю. Под черным пластиком обнаружились три обмотанных потемневшим от времени и воды полиэтиленом кулька. Все три были скреплены друг с другом липкой лентой.

Сэм думал, что на озере они найдут Дануту Барнс и ее пятимесячную дочь Линетт. Но три тела — на такое он не рассчитывал.

Хотя Тони явно не понравилось бы, что Кэрол назвала его «несчастным мальчиком», в тот вечер подобное утверждение было совсем не далеко от истины. Альвин Амброуз доставил ему с трудом добытые документы час назад, и с тех пор Тони безуспешно пытался на них сосредоточиться. В номере слева парочка после яростной ссоры перешла к занятию столь же яростным сексом. Из-за стенки справа доносились звуки телевизора — кто-то смотрел мотогонки, сопровождавшиеся ревом двигателей и визгом тормозов. Это было невыносимо.

Тони почти поверил в судьбу.

Он и поверил бы, если бы в глубине души не знал, что, не будь тут так шумно, ему мешало бы работать что-нибудь еще. В этом смысле отель предоставлял богатейший выбор. Отвратительное тусклое освещение. Твердая как камень кровать. Стул, слишком низкий, чтобы работать за компьютером. Любое из этих обстоятельств только подтолкнуло бы его к решению. Решению, которое он, честно говоря, уже принял сегодня днем, когда после встречи с агентом по недвижимости прямиком направился в адвокатскую контору, находившуюся в нескольких шагах от отеля.

Собрав документы, Тони сунул их в свою все еще не разобранную сумку. Он не стал выписываться из отеля — это подождет до завтра. Забравшись в машину, вновь поехал по тем же дорогам, что и утром, всего пару раз свернув не туда, куда надо. Справедливости ради следует сказать, что бывали дни, когда он безнадежно терялся по дороге из Брэдфилдской больницы к себе домой.

Тони припарковался на улице, перед домом, который, наверное, теперь можно было назвать его домом. Хотя нет, подумал он, это слишком бесцеремонно. Дом совершенно определенно оставался домом Эдмунда Артура Блайта. Но Тони хотелось думать, что призрак его благодетеля, появись он тут, не слишком возражал бы против присутствия сына.

Ключ, полученный Тони у адвоката, легко провернулся в двойном врезном замке, и дверь без малейшего скрипа открылась. Внутри стояло блаженное безмолвие. Двойные рамы на окнах не пропускали шума улицы. В доме даже не было часов, своим тиканьем нарушавших тишину. Довольно вздохнув, Тони направился в гостиную — она приглянулась ему еще днем. Глубокое эркерное окно выходило в сад. Правда, сейчас, в сумерках, разглядеть в нем что-либо было невозможно. Из окон на втором этаже открывался вид на просторную лужайку, но здесь, внизу, сад казался уединенным, скрытым от чужих глаз укромным уголком, радующим глаз и душу хозяев дома.

Повернувшись, Тони заметил высокий шкафчик, заполненный музыкальными дисками. Он решил подойти поближе и чуть не подскочил от неожиданности, когда в шкафу вдруг зажегся свет. Подняв голову, он увидел прикрепленный к створке датчик движения.

— Умно, — пробормотал Тони и принялся разглядывать коллекцию дисков — в основном классическая музыка XIX века и более мелодичный, на вкус Тони, джаз XX столетия. Артур был не дурак послушать хорошую музыку, подумал он и из любопытства включил проигрыватель.

Волнующие насыщенные звуки саксофона заполнили комнату. Последняя музыка, какую Эдмунд Артур Блайт решил послушать. На панели проигрывателя вспыхнуло название альбома и композиции: Стэнли Таррентайн, «Темный пурпур». Тони не знал творчества Таррентайна, но сразу же узнал мелодию. Музыка пришлась ему по душе.

Тони подошел и включил торшер, расположенный так, чтобы свет падал на кресло с высокой спинкой, рядом с которым примостился низенький столик.

Идеальное место, чтобы почитать и, если возникнет желание, записать свои мысли. Вытащив документы из сумки, Тони устроился в кресле. Следующий час он провел, изучая распечатки разговоров в Интернете. Слушая ненавязчивый джаз, он пытался влезть в шкуру ZZ и понять, что же он сказал Дженни во время их последнего разговора.

«тво… настоя…» — эту фразу Тони перечитывал снова и снова. Что он хотел сказать? Твой настоящий кто? Или что? Он перебирал слова: твоей, твоих, твоя, твой. Непонятно. И дальше: «… кажу… покажу».

— Скажу, — расшифровав первое слово, произнес вслух Тони. — Я не просто скажу, я покажу тебе. Точно. Ты хочешь ей что-то показать, да, Зет-Зет? Но что? Что ты собираешься показать Дженни?

Вскочив на ноги, Тони принялся шагать из угла в угол, пытаясь понять, как же ему собрать эту чертову головоломку. Чем дольше он читал запись разговора, тем лучше понимал и жертву, и ее убийцу.

— Скажу тебе — что? — размышлял вслух он. — И покажу — что? Что же это за тайна такая? Такая, что сама Дженни о ней не знает? Какая вообще у человека может быть тайна, о которой он сам и не подозревает?

Нетерпеливо меряя комнату шагами, Тони наткнулся на бар. К его удивлению, там он обнаружил не обычные хрустальные бокалы без ножки, которые вполне вписались бы в старомодную обстановку дома, а стильные высокие стаканы, удобно ложившиеся в руку. Тони взял стакан, радуясь его приятной увесистости.

Поддавшись порыву, он налил себе арманьяка. Вообще-то Тони не был фанатом коньяка, но, увидев в баре бутылки трех разных марок, понял, что арманьяк был любимым напитком Эдмунда Артура Блайта. Почему бы ему не поднять бокал в память о старике? Правда, Тони ничего помнить о Блайте не мог, потому что никогда его не знал. Что ж, решил он, тогда выпью за попытку Блайта искупить свои грехи. Пусть даже из могилы. Пусть даже эта попытка изначально обречена на провал.

Расхаживая по комнате, Тони потягивал арманьяк, вновь и вновь перебирая в голове все, что ему было известно о Дженнифер Мейдмент и ее убийце. Тони не оставляло ощущение, что он что-то забыл, что-то упустил — какую-то мелочь, которая теперь крутилась на задворках сознания, пытаясь привлечь его внимание. Он подошел к сумке и вытащил распечатанные материалы дела, которые Паттерсон прислал ему еще в Брэдфилде. В первую очередь Тони интересовали фотографии с места преступления и отчет патологоанатома.