Бриллианты Вольштейна

— Бедный Эд, — повторила она. — Ты же не знал, что я так раскручу тебя. Обед обойдется тебе как минимум в двадцать долларов.

— Твоя компания того стоит.

Мы сидели в «Макгроу» на 45-й улице, неподалеку от Третьей авеню. Некоторые женщины предпочитают французскую кухню. Другие посещают исключительно модные заведения; независимо от того, что и как там готовят. Третьи обожают экзотические рестораны, в которых даже официанты не знают, что скрывается за тем или иным названием блюда в меню. Но есть и такие, их, правда, единицы, которым нравится внушительных размеров бифштекс с кровью, поданный с большущей картофелиной, сваренной в мундире. Мэдди Парсон принадлежала к последним, потому-то мы и подались в «Макгроу».

Можно сказать, что «Макгроу» специализируется на бифштексах. С тем же успехом можно назвать Большой Каньон дырой в земле. Это правда, но далеко не вся правда. «Макгроу» — это явление.

Витрина на 45-й улице открывается в ледник, где висят и лежат на льду аппетитные куски мяса. Обеденный зал — мечта американца XIX столетия: стены, забранные панелями из темного дуба, темно-красный ковер на полу, массивные кожаные кресла. Меню нет. Вам надо лишь сказать седовласому официанту, какой вы желаете бифштекс и чем будете его запивать. Если вы не заказываете бифштекс с кровью, официант огорчается. Мы не разочаровали пожилого джентльмена.

— Я даже не знаю, с чего начать.

— Почему бы не с себя?

Мэдди закатила глаза.

— Актерская доля не из счастливых. Тем более у актрис. Я чуть не пошла работать, Эд. Можешь себе такое представить? И я говорю не о работе, каким-то боком связанной с театром. Для нас это обычное дело — продавать билеты в театр или затачивать продюсеру карандаши, убеждая себя, что ты осваиваешь новую профессию. Я едва не начала работать в шляпном магазине. Понимаешь? Подумала, ну до чего здорово, продаешь шляпы, продвигаешься при этом по служебной лестнице, со временем уже не стоишь за прилавком, а закупаешь товар для магазина. А… — Должно быть, все, что я мог на это сказать, она прочитала на моем лице и рассмеялась. — А потом позвонил мой агент и сказал, что Швернер набирает состав для мюзикла «Любовь среди падающих звезд». Я сложила воображаемые шляпы в воображаемые коробки для шляп и побежала петь. Роль я не получила. Впрочем, и до прослушивания было ясно, что она не для меня. Но зато у меня пропало желание продавать шляпы.

— Ты дождешься своего шанса, Мэдди.

— Разумеется, дождусь. И мне необходим этот шанс, Эд. Я приехала в Нью-Йорк, чтобы штурмом взять Бродвей. Я была лучшей актрисой округа, и мне оставалось лишь показать миру, как я хороша. Конечно же, я ничего не умела, Эд. Да и сейчас мне многому надо учиться. Так что Хейес и Корнелл могут не волноваться. — В ее взгляд закралась тревога. — А если я не получу этого шанса? Что мне тогда делать? Продавать шляпы?

Я покачал головой.

— Встретить какого-нибудь счастливчика и выйти за него замуж. Жить в собственном доме и воспитывать детей. Все лучше, чем продавать шляпы.

— Ага. — Ее губы медленно разошлись в улыбке. — Это забавно, Эд, но недавно я получила такое предложение.

— Нет в этом ничего забавного. И таких предложений у тебя должно быть много.

— Тут особый случай. Не какой-нибудь болван, сквайр или обыватель. Очень хороший человек. Тридцать шесть лет, заместитель директора респектабельного издательства, который мечтает купить один из этих прекрасных особняков в округе Баскс и заполнить его детьми. Он умеет говорить, умеет слушать и недурен в постели. Господи, я веду себя, как утомленная успехами актриса, рассказываю одному мужчине о том, каков в постели другой. Ненавижу я себя за такие разговоры. Но ты понимаешь, к чему я клоню, Эд. Он очень мил, и он хотел, чтобы я вышла за него замуж.

— Но ты не вышла.

— Нет.

— Почему?

Она закрыла глаза.

— Подумала о том, каково это, быть замужем, каждое утро просыпаться в постели, где будет лежать кто-то еще. Может настать день, когда у меня возникнет желание уехать в путешествие, или меня затошнит от моего дома и захочется пожить где-нибудь еще, или я встречу какого-то мужчину и захочу узнать, каков он в постели. Мне придется от всего этого отказаться, потому что до самой смерти я буду привязана к одному мужчине, к одному дому, к одному образу жизни. Никакой свободы, одна ответственность. И я подумала, Господи, надо очень любить мужчину, чтобы взваливать себе на плечи такой груз. Вот до такой степени я его не любила. Какие-то чувства я, конечно, к нему питала, но не более того.

Я молчал. А овальное личико Мэдди превратилось в маску, глаза остекленели. Хорошая актриса может как скрывать эмоции, так и выставлять их напоказ.

— Поэтому я здесь. Свободная, независимая, двадцатисемилетняя. Я уже не так молода, Эд. В скором времени другой милый мужчина пригласит меня к ближайшему алтарю, я не буду любить его, но тогда этот аргумент уже потеряет актуальность, и я отвечу согласием. В этом моя трагедия, Эд. Я слишком стара, чтобы играть в такие игры, но слишком молода, чтобы это признать. — Она оглянулась и просияла. — А вот и наши бифштексы. Теперь можно повременить с разговорами.

Седовласый джентльмен поставил на стол наши бифштексы, и мы перестали говорить. В «Макгроу» разговор за едой считается дурным тоном. Раз уж вам подали бифштекс, вы должны сосредоточиться только на нем, ни на что не отвлекаясь. А поговорить можно и потом. Мы набросились на бифштексы, словно тигры. Черные снаружи и сырые в середине, ни с чем не сравнимые по вкусу.

Когда мы покончили с бифштексами, Мэдди принесли бокал «драмбуе», мне — коньяк. Я наклонился вперед, чтобы поднести спичку к ее сигарете, затем раскурил свою трубку. Наблюдал, как она глубоко затягивается и медленно выпускает дым через приоткрытые губы. Она отдавала предпочтение темно-красной помаде.

— Который час, Эд?

— Начало десятого.

— Время летит, — она вздохнула. — Что ж, пришла пора поговорить о делах. У вас есть вопросы, сэр. Желаете задать их здесь или где-то еще?

— Пожалуй, где-то еще. Куда пойдем?

— Естественно, в самое тихое и дорогое кафе на пятидесятых улицах. Так следовало бы мне ответить. Но я — девушка сознательная и знаю, когда надо остановиться. Давай вернемся в мою квартиру.

— Отлично.

— В конце концов, ты там уже бывал.

Она жила под самой крышей трехэтажного дома на Западной 28-й улице, рядом с Восьмой авеню. Дом этот давным давно предназначили к сносу и официально в нем никто не жил, но Мэдди и домовладелец нашли обходной путь. Согласно договору об аренде, она использовала помещение для уроков актерского мастерства, а вовсе и не жила там. Домовладелец ежемесячно умасливал пожарных, так что все были счастливы. Мэдди могла жить там, пока крыша не обрушилась бы на ее маленькие ушки.

Первый этаж старого кирпичного здания занимала авторемонтная мастерская. На втором царила старуха-гадалка, мадам Синдра. По деревянной скрипучей лестнице мы взобрались на третий этаж. Мэдди открыла дверь.

Переступая порог, входящий словно переносился в другой дом и даже в другой город. Огромная гостиная, декоративный камин у одной стены, большущий диван у другой. Мебель, по виду, очень дорогая, но Мэдди подбирала ее не один год, покупая на аукционах-распродажах на Юниверс-Плейс, так что сэкономила на этом немало долларов. Книжные шкафы ломились от книг в обложках, на них стояли заляпанные свечным воском бутылки из-под мозельского.

— Лучше этого дома мне не найти. Присядь, Эд. Расслабься. Выпивки у меня нет, но расслабиться можно и без нее.

Я сел на диван. Она уютно устроилась рядом, подсунув ноги под маленькую аппетитную попку.

— Задавайте ваши вопросы, мистер Лондон. Начинайте расследование. Я ничего от вас не утаю.

Я достал из бумажника фотографию Шейлы. Мы вместе посмотрели на нее.

— Кто это? — спросила Мэдди.

— Шейла Кейн. Это тебе ничего не говорит?

— Нет. А должно?