Джек и Фасолька

— Я советую вам подождать его возвращения. В любом случае подписания документов не было бы до начала следующего месяца.

— Я не собирался быть здесь второго числа.

— Сожалею.

— Все связано с этим делом. Подумайте, что вы можете сделать для меня. Я не останусь в долгу. И так как моего адвоката нет, я отстегну вам несколько долларов, если вы ускорите дело.

— В этом нет необходимости, мистер Берилл.

Я не стал говорить, что это было бы неэтично.

— У вас есть номер моего телефона? — спросил он.

— Нет, — ответил я.

— Запишите его. У вас есть карандаш? — Он мне продиктовал свой номер и посоветовал перезвонить, если линия будет занята, так как телефон у него спаренный и леди, делящая с ним линию, ужасная болтушка.

— Позвоните мне, мистер Хоуп, как только что-нибудь придумаете, — сказал он и положил трубку.

Естественно, я не собирался ему звонить.

Глава 2

Мне казалось невероятным, чтобы двадцатилетний Джек Мак-Кинни написал завещание. Хотя бы потому, что в двадцать лет меньше всего думают о смерти, в двадцать все бессмертны. Но даже если предположить, что он не исключал возможность смерти, поскольку был обладателем по меньшей мере сорока тысяч долларов, то к какому адвокату он обратился бы? Если какой-то другой адвокат действительно составлял ему завещание, то почему он не обратился к нему с делом о недвижимости, а пришел ко мне? Он, конечно, мог написать завещание сам, как это многие делают, но в этом случае у него должны быть свидетели, а до сих пор никто не сделал заявления о завещании.

По законам штата Флорида, хранящий у себя завещание должен заявить о нем в течение десяти дней после извещения о смерти. Этот кто-то наверняка видел бы заголовки газет, слышал сообщения по местному радио и телевидению, но когда я 19 августа позвонил в суд по наследственным делам, мне сказали, что о завещании никто не заявлял. Получив эту информацию утром в половине десятого, я немедленно позвонил Гарри Лумису. Он вернулся с рыбалки на Мэйне в прошедшее воскресенье и с тех пор, как приступил к работе пятнадцатого числа, ежедневно звонил мне. Я сказал ему, что теперь совершенно уверен в отсутствии завещания и хотел бы выяснить у ближайших родственников Мак-Кинни, известно ли им что-нибудь об имуществе убитого. По мнению Лумиса, должно остаться по меньшей мере тридцать шесть тысяч долларов, так как Мак-Кинни собирался расплачиваться наличными при подписании документов. Я сказал, что должен буду обсудить это с наследниками. Лумис передал мне, что его клиент надеется поскорее завершить дело и проклянет все на свете, если ему придется подать в суд иск об имуществе. Я пообещал связаться с ним и повесил трубку, подумав про себя, что этот Мак-Кинни нужен мне как дырка в голове.

Настоящая дырка в моей голове зажила, правда, еще остался шрам, но я уже обходился без пластыря. Мои глаза выглядели вполне нормально, особенно при свете заходящего солнца. Прошло одиннадцать дней с тех пор, как Чарли и Джеф избили меня почти до потери сознания, а от Дейл не было ни слова. Однажды я попытался позвонить ей, но когда в доме на Виспер-Кей к телефону подошел мужчина, я сказал, что ошибся номером, и положил трубку. Я не разговаривал с Блумом с того утра после убийства и решил, что прошло достаточно времени, чтобы получить необходимые сведения о родственниках убитого. Я набрал номер управления охраны общественного порядка Калузы, так здесь называют департамент полиции, и попросил детектива Блума. Меня тотчас соединили с его конторой.

— Как дела? — спросил он. — Когда начнем наши уроки по уличным дракам?

— В любое время, как только скажешь.

— Ты действительно серьезно, а? Давай как-нибудь на следующей неделе.

— Дай мне знать когда.

— Принеси в контору спортивный костюм и тапочки, я позвоню тебе. Мы можем пойти в спортзал прямо с работы, это как раз в соседнем доме, в подвале тюрьмы. А может, нам взять несколько уроков, они могут пригодиться, а? Там знают все о выбивании глаз. Что я могу сделать для тебя, Мэтью?

— Я только что снова звонил в суд по наследственным делам, чтобы проверить, получили ли они что-нибудь о завещании Мак-Кинни. У них еще ничего нет, Мори, а вчера был последний срок для заявления. Я знаю, ты изучал дело…

— Холодное как макрель, — сказал Блум.

— Печально слышать.

— Но мы еще занимаемся им, а также теми хулиганами, которые устроили тебе баню. Рано или поздно они попадутся, не волнуйся. Сколько Чарли и Джефов может быть в окрестностях Калузы? Кстати, мы до сих пор не нашли ту огромную сумму, которая, как предполагают, была у Мак-Кинни для оплаты сделки. Прочесали его квартиру — и ничего. Проверили все банки в Калузе, а заодно в Брейдентоне и Сарасоте, посмотрели, есть ли у него сбережения, чековый счет или страховые взносы, — ничего. Может быть, он зарыл деньги где-нибудь на пляже? Как пират? Кто знает? Итак, что ты хотел узнать? Кто его ближайшие родственники?

— Точно.

— Его отец умер два года назад, сразу после Четвертого июля. Его звали Дрю Мак-Кинни. Между прочим, он не оставил сыну ни цента, поэтому наследство как источник сорока тысяч отпадает. Мать Мак-Кинни еще жива — леди зовут Вероника, у нее скотоводческое ранчо по дороге на Ананбург, она живет там с сестрой юнца, настоящей красавицей, которой двадцать три года. Так вот, обе они законные наследницы. Я забыл имя сестры, кажется, Патти. Если хочешь, я могу посмотреть.

— Нет, не стоит. Мать больше подходит быть распорядителем имущества.

— Мы разговаривали с обеими до посинения. У них бесспорное алиби. Знаешь, мы всегда начинаем поиск с семьи. Не обращай внимания на то, что читаешь в детективных романах. Там все убийства выглядят так, будто их готовили его лет и осуществили с талантом везучего человека. Бред собачий. Большинство убийств — это сведение семейных счетов. Сын убивает отца или наоборот. Парень убивает топором жену или ее любовника. Жена убивает подружку старика. Что-нибудь такое. Во всяком случае, здесь обе чисты. Мать… Такого рода материал тебя интересует?

— Ты же знаешь, что интересует.

— Да, ну ведь никогда не знаешь. Мать была дома и смотрела телевизор вместе с ветеринаром, который приехал к ней осмотреть больную корову. Мать пригласила его остаться на обед, и они сели смотреть телевизор. Ветеринар подтверждает, что был с ней в девять часов — примерно в это время Мак-Кинни был убит. Итак, старая леди отпадает.

— А где была сестра?

— В постели со своим дружком. Нам удалось это вытянуть из нее после массы охов и вздохов. Никто не любит говорить о таких вещах, пока не поймет, что речь всерьез идет об убийстве. Ее дружка зовут Джеки Кроуэл — еще один Джек. Это очень распространенное имя. Только в моей семье нет Джеков — есть Сидней, Берни, Мэрвин, Ирвинг и Эйб. Во всяком случае, Кроуэл подтверждает, что провел с ней ночь у себя дома. Пригласил на обед в «Макдональдс»…

— Большой транжира, — заметил я.

— Да, ну ют, ему всего восемнадцать лет, девушке двадцать три, и она настоящая красавица. Итак, она встречается с восемнадцатилетним прыщавым прохвостом, и они идут прямо к нему — ты бы видел его жилище, это настоящая свалка. Парень работает грузчиком апельсинов в городском супермаркете, в тот день он возвратился с работы около восьми. И Патти, или Салли, или черт знает, как ее зовут, сразу же отправляется к нему.

— Ты достал адрес ранчо? — спросил я.

— Оно называется ранчо «М. К.». Полагаю, это означает Мак-Кинни, как ты думаешь? Итак, поедешь на юг по сорок первой, затем на восток на Тимукуэн-Пойнт, это где-то на полпути до Маканавы. Там с правой стороны дороги большой указатель, ты не можешь не заметить его.

— У тебя есть номер телефона миссис Мак-Кинни?

— Да, секундочку, дай мне взять дело.

Я подождал. Он почти сразу же вернулся к телефону и дал мне номер. Я записал и уже был готов поблагодарить его, когда он сказал:

— А, вот здесь имеется имя сестры. Откуда я взял Патти? Она Санни, через «а», Санни Мак-Кинни. Я не узнал, это уменьшительное имя или полное, скажешь мне об этом после, а? — И он резко положил трубку.