Крымский Джокер

«В натуре надо собраться!» — щёлкая мышкой, рассеянно подумал он.

Утром, после ухода Георгия, Борис ещё два раза умудрился помучить Лику. Во второй раз к ним присоединилась и проснувшаяся Ирка. Получилось очень даже ничего. Когда он забрал машину со стоянки и развёз девчонок, то едва успел вовремя приехать за Афанасьевой. И сейчас, после напряжённого утра, чувствовал себя как выжатый лимон.

Похмелье принесло с собой невесёлые мысли. Может он зря затеял такую опасную игру?

Всё-таки, как ни крути, а Железная Лида один раз его сняла с серьёзного крючка. Хотя, позже Борис пришёл к выводу, что скорее всего, она же его на этот крючок и посадила.

…В заснеженной холодной Москве, восемь лет назад, положение его было просто ужасным. За долги Борис уже расстался со своей большой трёхкомнатной квартирой на Преображенке, доставшейся ему в наследство от бабки. Ночевал где придётся. В основном, в общаге МГУ, или на квартирах бывших сокурсников. Ел только то, чем угощали его сердобольные студенты. Но проценты на остатке долга нарастали с космической скоростью. И вот настал день, когда крепкие ребята прихватили его прямо на улице и, оглушив, запихнули в машину.

Очнулся он в каком-то холодном сарае за городом. Пролежал он там без еды около суток и был близок к обморожению. Когда хотелось пить, сосал сосульки и жевал жёсткий снег.

Из глубокого полуобморочного сна его вырвал сиплый голос и чувствительный удар ногой по рёбрам:

— Вставай-вставай, молодец! Расскажи-ка и мне ещё какую-нибудь свою байку! Про родственников в Израиле, которые деньги не щадя сил для тебя собирают…Или что там ты ещё моим пацанам пел?

Перед ним, засунув руки в карманы, стоял невысокий коренастый мужчина в длинном кожаном пальто. Борис поднял голову и обомлел от страха. Сверху на него брезгливо смотрел Кореец. Его однажды в игровом зале одного из московских казино показал Фролову один знакомый прощелыга. При этом он выдал страшному на вид мужику самую серьёзную характеристику. Вор в законе, владелец трёх казино и, по слухам, самый кровожадный бандюган столицы, плотно сидящий на игле. И вот теперь, словно призрак из страшного сна, он стоял над Борей и буравил его своими узкими глазками-бойницами.

— Ну что, соколик, долги будем возвращать, или решил меня поиметь?

Борис собрал остатки сил и, давясь набежавшей слюной, промямлил:

— Я же отдал большую часть… На днях мне должны перевод…

И тут же поперхнулся, получив удар ногой в пах.

— Всё, паря… Насточертел ты мне. И сказки твои прискучили. А надумал я вот что. Человек ты молодой и вроде как без вредных привычек. Так что ливер у тебя на продажу подходящий. В последний раз даю тебе ровно три дня на поиски лаве. Потом — на операционный стол! Вот такая байда. Всё, пацаны — увозите это дерьмо!

Двое братков подхватили, потерявшего от холода и страха сознание Бориса, кинули в машину и повезли в неизвестном направлении.

Очнулся он в тёплой комнате на диване. Ничего не понимая, он попытался привстать.

— Лежи-лежи, студент. Отогревайся…

Напротив него в кресле сидела пожилая женщина со строгим лицом и со вкусом курила дешёвую папиросу. Первое, что поражало в незнакомке — это небольшие, блестящие как смола, чёрные глаза. Казалось, в них совсем нет зрачков. Темноглазая женщина с интересом следила за пробуждением Фролова. Заметив, что Борис уже способен воспринимать действительность, она как-то безжизненно подмигнув, спросила:

— Значит это ты обул Корейца на тридцать тонн зелени? Красавец! Сговорился, значит, с крупье, и поимел старого вора? Да уж, ты действительно философ!

И страшная дама засмеялась. Смех её был похож на клёкот хищной птицы. Потом, резко успокоившись, загасила папиросу и стала строгой, как учитель на экзамене.

— Только вот что, мальчик. Дружок-то твой, однокашничек, уже смотрит как трава растёт.

Только с той стороны, — она показала большим пальцем на пол. — Жить хочешь?

Борис, не отрывая от неё испуганных глаз, горячо закивал головой.

— То-то. Сколько там ты Корейцу остался должен?

— Т-тр-ринадцать тысяч, — Фролов с трудом приходил в себя. Он вдруг захотел излить всё своё накопленное горе этой пожилой суровой женщине:

— Но мы ведь сразу вернули ему почти все его деньги! А он на каждого ещё сверху повесил по десять тысяч! И проценты по сто баксов в день!

Однако сочувствия в собеседнице было не больше чем в египетской мумии. Она нагнулась немного вперёд и, подобрав в нитку губы, внятно произнесла:

— И правильно сделал. Вы же, фрайера сопливые уважаемого человека опустили! Да по понятиям за это — сразу в землю! Так что, в принципе, Кореец — добрый человек… — добавила она, усмехнувшись каким-то своим мыслям. — Ладно — о прошлом не будем. Выкупила я твой долг. Но не просто так всё делается, сам должен понимать.

Страшная спасительница, зыркнув на Бориса провалом чёрных глаз, закурила новую папиросу.

— Прознала я Боренька, про способности твои к иностранным языкам. И как будто в компьютерах ты неплохо сечёшь — даром что философ. Мне сейчас умные люди очень нужны. На новые темы выхожу — без языков и этого, как его…Интернета — ну никак.

Поэтому, беру я тебя на работу. Паренёк ты как-будто неплохой, азартный. А главное — у тебя вроде как действительно за границей родственники есть?

Борис, немного успокоившись, кивнул:

— Сестра родная в Германии. В прошлом году в Гамбурге замуж вышла.

— Вот и прекрасно. Лежи пока, отдыхай. А завтра на работу. Глядишь, через годик — другой и покроешь свой долг…

… Самолёт качнуло. Борис оторвал глаза от ноутбука и украдкой посмотрел на Афанасьеву. Лидия Петровна отложила отчёты и, прикрыв глаза, то ли спала, то ли размышляла.

Фролов, с ненавистью в душе, припомнил и остальное:

«Вот блядь старая… А ведь я позже встречал этого гниду-крупье, который и предложил мне казино обуть… Жив-здоров, гнида! Так подставил меня! А ещё однокурсник бывший, вместе пиво распивали, по Канту пёрлись, сука продажная! Ловко они меня уделали с этим Корейцем — и хату мою козырную поимели, и раба себе нашли. А если бы я её тогда в первый раз в Германию не протолкнул, ещё неизвестно как бы вообще все игровые европейские дела пошли бы…».

Лидия Петровна, словно почуяв мысли соседа, внезапно открыла глаза:

— О чём призадумался, Борис? Поди, о бабах своих малолетних? Ладно-ладно — шучу я, — и она вдруг провела сухой горячей ладонью по его щеке. — Женится в очередной раз не думаешь?

Борис мотнул головой.

— Оно и правильно. Успеешь ещё хомут на шею одеть. Я вот хочу тебя о чём спросить, Борюшка… Ты ведь философ. Статейки в журналах умных печатаешь… Да не смущайся — знаю я всё! Читала даже. Правда, не всё поняла, ну да каждому своё.

Афанасьева поднесла руку к лицу и надавила на глазные яблоки:

— Чёрт, курить хочется — сил нет! Так вот, — ласково продолжила она — скажи-ка мне, Боря… Откуда в людях столько жадности? Сколько им не даёшь — а всё им мало?

Борис внутренне вздрогнул. Он был совершенно не готов к такому разговору с Железной Лидой. Собеседником она была очень опасным. Он не раз видел, как она двумя-трёмя вопросами вытаскивала из провинившихся людей всю правду. Он внутренне собрался и, следя за каждым произнесённым словом, ответил:

— Не знаю, Лидия Петровна. Это просто, наверное, свойство человеческой природы.

— Ну-у… Разве это ответ… — разочарованно протянула Афанасьева. — Ты мне поглубже разрисуй. С примерами. Ну, хотя бы тот случай взять — с этим, как его, Кликуновым…

У Бориса гулко застучало сердце, а Лида продолжила:

— Так вот. С Жорой, коммандосом нашим… Ты ведь, наверное, тоже считаешь, что я обидела его тогда — мало премиальных за питерскую командировку выдала?

Борис знал, что пока старухе лучше не врать — сразу просечёт.

— Честно говоря — да.

— А сколько надо было выдать по-твоему — ну, чтобы Клык обидки не жарил?

— Ну думаю, тысячи четыре было бы в самый раз.