Разная любовь, разная смерть

— Так ведь, мистер Тобин?

— Зависит от того, как умер Айнхорн, — возразил я. Рембек развел руками:

— Что все это значит? Я же только что сообщил вам, что он застрелился.

— Возможно, — сказал я.

Керригана мои подозрения, по-видимому, ничуть не оскорбили.

Он невозмутимо объяснил Рембеку:

— Мистер Тобин представляет себе это так: Пол, возможно, и не убивал себя. Возможно, его застрелили и инсценировали самоубийство. А если это так, то это моих рук дело.

— Почему? — спросил Рембек, обращаясь к нам обоим.

— Пускай Керриган продолжает, у него это здорово получается, — отбился я.

Керриган даже не улыбнулся. Обернувшись ко мне, он снова заговорил:

— Не так уж трудно сделать выводы, мистер Тобин! Я же признал, что такая версия выглядит вполне правдоподобно.

— Ну-ка, расскажи мне, в чем дело? — потребовал Рембек. Керриган опять принялся пояснять:

— У меня проблемы с деньгами. Не очень серьезные, но хронические. И проблемы с женщинами из-за моей бывшей жены. Вот уже два мотива. Возможность убить Риту у меня тоже была, и мистер Тобин считает, что я вполне соответствую образу настоящего мужчины из ее записки.

— А к Полу это какое имеет отношение? — недоумевал Рембек.

— Мистеру Тобину это представляется следующим образом, — продолжал Керриган:

— Когда мы с ним тогда приехали к Полу, я отвел Пола в сторону и уговорил его удрать. Потом я с ним созвонился, договорился, что приеду к нему, приехал, застрелил и инсценировал самоубийство.

— Зачем?

— Чтобы свалить вину на него. Ты же сам явился сюда, Эрни, и сообщил, что все благополучно разъяснилось.

Во время разговора Рембек продолжал медленно отступать, пока не наткнулся на дверь. Теперь, стоя там, он мрачно взглянул на меня и спросил:

— Вам так все это видится? Он правильно рассказал?

— Да.

Он снова повернулся к Керригану.

— А ты что скажешь?

— Скажу, что я тут ни при чем.

— Давайте я послушаю про Айнхорна, — попросил я. — По этому телефону можно?

— Нажмите 72.

Я нажал кнопку, поднял трубку и произнес:

— Вы меня слушаете?

— Кто это? — спросил в ответ настороженный голос.

— Я хотел бы услышать про убийство Айнхорна, — вместо ответа, сказал я.

— Самоубийство.

— Подробности.

— Тело было найдено в отеле “Варрингтон”, по адресу Западная Сорок седьмая улица, дом 290, в номере 516. Он занял номер вчера ночью, в час десять, записавшись под именем Пола Стэндища. Без багажа. Сегодня днем около половины первого пришла горничная, чтобы произвести уборку. Она постучала в дверь и вдруг услышала выстрел, потом своим ключом...

— Секундочку, прервал я его. — Еще раз: в какой это произошло последовательности? Она постучала в дверь перед выстрелом?

— Да. Услышав ее стук, он застрелился. Она сразу же открыла дверь и...

— Она не пошла за управляющим?

— Разумеется, нет. Она вошла в номер, увидела, что он лежал на полу, и по телефону из номера позвонила дежурному клерку.

— За окном есть карниз?

— Нет. И в соседние номера тоже не попасть. Это самоубийство, вне всяких сомнений. Он держал пистолет у виска и нажал на спусковой крючок. На ране — следы от контакта с оружием, на пистолете — отпечатки его пальцев, а его рука прошла тест на парафин.

Я не желал сдаваться.

— Где был пистолет? — спросил я. — У него в руке?

— На полу рядом с телом, куда он его уронил.

— Погодите секундочку, — попросил я. — Дайте подумать.

— Думайте, сколько хотите, — ответил он.

Рембек и Керриган пристально смотрели на меня. Рембек — мрачно, Керриган — настороженно. Я закрыл глаза, чтобы укрыться от их взглядов, и задумался.

Я вынужден был признаться, это очень походило на самоубийство. Айнхорн в последний раз сбежал от своих родственников. Он, должно быть, не сомневался, что они заберут его к себе домой во Флориду, и, возможно, навсегда. Поэтому он раздобыл пистолет — в Нью-Йорке купить оружие не труднее, чем лезвия для бритья — и сидел у себя в номере, размышляя о самоубийстве. Может быть, ему приходила в голову мысль вместо себя или заодно с собой застрелить отца и дядюшек, но, услышав стук в дверь, он решил, что его настигли преследователи, приставил пистолет к виску и нажал на спуск. Я открыл глаза и произнес в трубку:

— Кто вы?

— Так мы не договаривались, — ответил голос.

— Откуда мне знать, что на вашу информацию можно положиться?

— Я вам сообщил факты.

— Вы служите в полиции?

— Так мы не договаривались, — повторил голос и повесил трубку.

Отведя руку с трубкой от уха, я спросил Рембека:

— В какой степени можно рассчитывать на этого человека?

— Он получил информацию из первых рук. Его словам можете верить на сто процентов.

— Значит, самоубийство, — заключил я и повесил трубку. Я заметил мелькнувшую на лице Керригана тень облегчения, быстро сменившуюся его обычным выражением невозмутимого спокойствия.

— Это снимает с Роджера обвинение? — предположил Рембек.

— Обвинение снимает, — подтвердил я, — но из списка его мы пока не вычеркиваем.

Рембек обрадовался, что убийцу настигло возмездие, но вернуться в прежнее состояние ему было трудно. Не глядя на Керригана, он хмуро бросил:

— Ладно. Если понадоблюсь, я здесь.

— А как насчет полицейских досье на моих подозреваемых?

— Ах, — вздохнул он, — я совсем забыл с этим происшествием. Верхний ящик стеллажа, в конверте.

— Хорошо. Спасибо.

Когда он ушел, Керриган спросил меня:

— Я теперь свободен?

— Да. Адвокат Рембека тут?

— Который? Кэнфилд?

— Да. Если он тут, я хотел бы.., нет, погодите-ка. У Рембека что, есть еще адвокаты?

— Разумеется. У него их два. Кэнфилд — юридический консультант корпорации, а не личный адвокат Эрни.

— Жаль, что я этого раньше не знал, — сказал я. — Ладно, и кто же его личный адвокат?

— Сэм Голдберг. Он был в первом списке. Но у него есть алиби.

— Он тоже здесь?

— Не знаю. Возможно.

— Я хотел бы с ним поговорить, — сообщил я.

— Пойду погляжу, — с этими словами Керриган вышел.

Пока я ждал, я проглядел досье моих шестерых подозреваемых. Там было что почитать.

За Керриганом, как он и говорил мне во время нашей первой беседы, по гражданской части ничего не числилось. Однако в армии он был под трибуналом и сидел в тюрьме по обвинению в оскорблении офицера. Подробности не сообщались.

Мэттью Сиэя в середине пятидесятых годов неоднократно задерживала полиция: три раза за хранение наркотиков, один раз за участие в совращении несовершеннолетних, один раз за избиение матроса в каком-то ист-сайдском баре, один раз за автомобильную кражу и два раза за хранение и продажу порнографии. Последний раз его арестовали семь лет назад, но в тюрьме он ни разу не сидел, хотя несколько раз его приговаривали условно.

Луис Хоган, как он и сообщил мне раньше, был совершенно чист.

Джозеф Лайдон дважды подвергался аресту, но в заключении ни разу не был. Первый раз его арестовали за нарушение закона Салливана — нелегальное ношение оружия, а второй — по обвинению в оскорблении личности, имевшем место в результате драки с квартиросъемщиком в одном из его зданий.

У Фрэнка Доннера был самый длинный “послужной список”, но в тюрьме он сидел только дважды; один раз в начале тридцатых годов за разбойное нападение с применением огнестрельного оружия и один раз — в конце сороковых за шантаж и подделку документов. По остальным обвинениям, начиная со взяточничества и вымогательства и кончая поджогом и грабежом, его либо отпускали за недостатком улик, либо давали срок условно. За последние двенадцать лет его не арестовывали.

Уильям Пьетроджетти дважды арестовывался и дважды отсидел в тюрьме: первый раз в 1947 году за мошенничество с сокрытием налогов, а второй — в 1952-м за махинации с краденой собственностью.

Шесть досье представили мне мрачную картину, но я знал, что это лишь видимая часть айсберга. Множество преступлений, в которых эти шестеро никогда официально не обвинялись, были скрыты под водой.