Бледные короли и принцы

Фелисе отправился на свое место у стены.

— Тогда хватит лажу гнать, приступаем к делу. У тебя две сотни кило кокаина, которая принадлежит мне, — сказал Эстэва.

— Сто мне пришлось сдать легавым, когда они трясли меня насчет Брета.

— Знаю. Чтоб меня одним махом за решетку. Сотня из трех, чтоб избавиться от меня, — чего жалеть-то. Я в тюрягу, а ты сбываешь остальное — и в тузах.

— Все в точку.

— Я свое дело знаю, — сказал Эстэва. — Два центнера кокаина — большие деньги. Поэтому-то ты до сих пор и живой.

— Потому что знаю, где она.

Эстэва усмехнулся.

— Я об этом тоже подумал, — сказал я. — И о том подумал, что как только перепродам тебе кокаин, исчезнет необходимость оставаться живым.

— Бизнес денежный, — сказал он. — Но опасный, да? — Он затянулся сигарой. — Рисковый бизнес. Потому и денежный, что рисковый.

— Ну так покупаешь?

Эстэва пожал плечами. Я ждал. Эстэва тоже ждал. Но все же он не выдержал первым:

— Сколько просишь?

— Тридцать две тысячи за кило, — сказал я.

Эстэва покачал головой:

— Я столько за него уже заплатил.

— Знаю.

— Мне концов с концами не свести, если выкладывать такие деньги дважды.

— Угу, — согласился я.

Эстэва ничего не сказал. Я молча ждал. В кабинет проникал складской шум: тарахтели ролики конвейеров, глухо бухали перекидываемые туда-сюда ящики.

— Десять, — сказал Эстэва.

— В Бостоне я могу получить больше сорока, — сказал я.

— Десять плюс твоя жизнь.

Мы снова замолчали. Хоук едва слышно насвистывал «Я всегда помню Джорджию».

— Даю время подумать, — снова заговорил Эстэва. — Можешь не торопиться. Несколько дней подожду.

— Я подумаю, — сказал я и, повернувшись, вышел за дверь.

Хоук нацелил на Цезаря указательный палец, подняв вверх большой. «Бах!» — сказал он и опустил большой палец. Цезарь и глазом не моргнул. Хоук издал короткий смешок, прозвучавший как интерпретация «Хм», повернулся и пошел следом за мной. Внизу у лестницы стояли Артур и еще несколько типов, на рабочих они похожи не были. Двоих я наверняка видел в «Резервуар-Корте», когда познакомился с Эстэвой. Мы молча прошли мимо них, потом через офис и во двор.

— Ну, как тебе нравится Цезарь? — поинтересовался я у Хоука.

— Сортировкой салата он не занимается.

— Вероятно.

Мы сели в машину Хоука и медленно покатили прочь.

— Он не заплатит тебе ни цента, — сказал Хоук. — Если он выкажет слабину перед своими шавками, ему в деле долго не продержаться.

— Я знаю. Но грамотный — торговался со мной так, будто собирается платить.

— Он договорится с тобой о цене, ты расслабишься, тут он тебя и шлепнет.

— Если мы ему не помешаем.

— Цезарю трудно будет помешать, — широко ухмыльнулся Хоук.

— Справимся?

— Само собой. — Хоук ухмыльнулся еще шире. — У тебя все продумано?

— Наполовину. Я утаил двести килограммов, чтоб было чем торговаться с Эстэвой. Потери ста должно было хватить, чтобы он решился на крайние меры, если играть по-честному.

— Но не хватило.

— Нет. Значит, честной игры не получилось.

— И мы возвращаемся к стражам порядка.

— Именно.

— И где ты закопал эти два центнера?

— В кладовой клуба здоровья «Харбор».

— Дело пахнет криминалом.

— Я так и подумал, что ты не будешь возражать.

— Я? Мне нравится. Правда, тебя временами трудно понять.

— Мне тоже.

— Ты знаешь, что Эстэва хочет от тебя мокрое место оставить, правда, не догадываясь, что ему это не удастся. Знаешь, что он главный наркоторговец Северо-Востока. Думаешь, что он отправил на тот свет трех человек, в том числе семнадцатилетнего пацана. Угоняешь у него машину, заграбастываешь кучу его кокаина, вымогаешь за нее же выкуп, доводя и его самого до белого каления, и его красавчика Цезаря...

— Ну?

— Но не желаешь просто взять и грохнуть его, и дело с концом?

— Не желаю.

— Ты непрактичен, старик.

— Верно.

— Я знаю, что ты не прочь отправить к праотцам тех, кто заслуживает. Пару лет назад на Западе небольшое «стадо» перестрелял.

— Было дело, — согласился я.

— Почему здесь мнешься?

— Знаю недостаточно. Я хочу знать все. И Кэролайн Роджерс хочет знать все, она имеет на это право.

— Ты после того западного турне хоть раз в кого-нибудь стрелял?

— В одного мужика, в ногу. Пару недель назад.

Хоук хмыкнул и замолчал.

— Слушай, ты там на складе не Вилли Нельсона насвистывал? — спросил я, введя Хоука в смущение.

— Сьюзен мне всю дорогу его крутила — в ушах застрял.

— А может, тебе Вилли, как это... типа того, что нравится?

— Ха! С Джимми Рашингом не сравнить, — ответил Хоук.

Глава 29

Сьюзен вернулась от Кэролайн Роджерс. Она вошла в бар, где нас с Хоуком молча обслуживала Вирджи. Мы пили пиво.

— Заказал шампанского, а мне принесли «Корбел», — улыбнулся Хоук.

— Такова судьба колонистов, — сказала Сьюзен.

Хоук пересел, и Сьюзен устроилась между нами. Вирджи прошла к нам вдоль почти пустого бара и посмотрела на нее.

— "Маргариту". Со льдом и с солью, — заказала Сьюзен.

— Ну, что скажешь? — спросил я ее.

— Я разговаривала с Вагнером. Он — ничего.

Не очень искушен в том, что касается эмоции, но знает об этом и рад получить помощь.

— Как Кэролайн?

— Она дома. Вагнер выписывал ее как раз в тот момент, когда я была там, и мы отвезли ее домой. Месяца три будет принимать транквилизаторы, а потом постепенно начнем уменьшать дозу.

— Иначе возникнут проблемы с сердцем, — раздался голос Хоука.

Мы со Сьюзен оба посмотрели на него.

— Верно, — сказала она.

Хоук раздвинул губы в улыбке.

— Когда ты так улыбаешься, ты похож на Мону Лизу, только жутковатую слегка, — сказала Сьюзен.

Улыбка Хоука стала еще шире.

— Как Кэролайн отреагировала на тебя?

— Противоречиво. К психотерапевтам она относится с подозрением. Ей бы больше понравилось, если бы пришел ты.

— Угу.

— У нее сложилось впечатление, что ты без разбега перепрыгиваешь через небоскребы.

— Ну, не небоскребы, конечно.

— Кому бы она ни отдавала предпочтение, она знает, что ей нужна помощь. И, кажется, верит хотя бы отчасти, что помочь ей можно.

— Это уже хорошо, — сказал я.

— Да. Когда человек не верит, ему помочь гораздо труднее.

— Вы договорились с ней о чем-нибудь?

— Завтра я зайду к ней, а там посмотрим. Обычно я не работаю по вызову на дом. И не уверена, что она захочет дважды в неделю проделывать путь в сорок миль туда и столько же обратно.

— Можешь порекомендовать ей кого-нибудь другого?

— Да, потом. А пока еще наблюдаются суицидальные настроения, и ты ей можешь помочь не меньше меня.

— Чем?

— Просто бывая у нее. Говори ей, что она может положиться на тебя. Ты для нее сейчас, когда все рухнуло, оказался самым близким человеком, и она хватается за тебя, как за спасительную соломинку.

— Да ведь я в какой-то мере и был причиной того, что все рухнуло.

— Это не имеет значения, — сказал Хоук.

— Хоук прав. Не имеет. Это как для вылупившихся инкубаторских цыплят — для них мать та, кто за ними ухаживает. Когда с людьми случаются такие трагедии, как с ней, прежний порядок жизни умирает, по крайней мере символически.

— Или, как в случае с Кэролайн, в действительности, — сказал я.

— Да. Так что Кэролайн, по сути, тот же только что вылупившийся цыпленок.

— А ты для нее как мама, старик, — подмигнул мне Хоук.

— Только потому, что рядом не было тебя, Мона, — отпарировал я.

— Очень даже может быть, — согласился Хоук.

— Но там не только горе, — задумавшись проговорила Сьюзен.

— Что еще? — спросил я.

— Чувство вины.

— В чем?

— Пока не знаю. Знаю только, что оно у нее есть.

— Многие чувствуют себя в чем-то виноватыми когда умирает кто-то из близких, — сказал я. — Что-то вроде «лучше бы я, чем он», или «если бы я была хоть чуточку внимательнее к нему»...