За Лувром рождается солнце

– Что это такое?

– "Сумерки", – ответил Марк Кове, – самая крупная газета.

– Что это за статья?

– Это портрет. И я, пожалуй, им доволен.

– Я нет.

– Почему же, Бурма? А, я понимаю... Он заржал:

– Так вы, как и все. Вы не знали, что это очаровательное создание было любовницей похитителя картин Ларпана. Кому-то другому может быть и можно игнорировать эту несущественную подробность, но только не вам. Вам, знакомому с этой женщиной. Друг мой, если бы вы были пооткровеннее со мной в ту ночь, когда я у вас спрашивал сведения о Бирикосе, я бы вас просветил.

– Ладно. Вы рискуете нарваться на неприятности с этим, как вы его называете, портретом.

Он отмахнулся.

– Какие неприятности! Кроме нескольких историй, заимствованных у Мориса Леблана, подвигов Арсена Лишена, приписанных Этьену Ларпану, все достоверно. Я не опасаюсь...

Внезапно он замолчал и вдруг выругался:

– Черт возьми, Бурма! Вы же, наверное, знаете ее лучше меня. Определенно. Это сволочь?

– Нет.

– Вздыхаю с облегчением. Ведь есть такие, что рассказывают вам кучу историй, убеждают их напечатать, а потом вас же вызывают в суд.

– Если я правильно вас понимаю, вы сочинили эту статью...

– ...с разрешения заинтересованной особы, да.

– Она сама предложила вам эту сделку?

– Я с ней встречался. Но переговоры вел с малым, который, как мне показалось, хотел за ее спиной подработать. Но это же естественно.

– Малый... – Я описал Мориса Шасара.

– Именно он, – подтвердил Кове.

Я назвал имя.

– Но вы знакомы со всем семейством, – ухмыльнулся он.

– Он не прячется, – громко заметил я, обращаясь, впрочем, только к самому себе.

– А зачем ему прятаться?

– Да, действительно... Бесполезно расспрашивать о подробностях?

– Бесполезно, – улыбнулся он. – В кои-то веки вы в моих руках.

– Кстати, плевать я хотел на ваши сведения...

– Ладно, тем лучше.

– Могу я позвонить от вас? Все-таки хоть не зря к вам зашел.

– Звоните. Плачу не я.

Я снял трубку и попросил соединить с гостиницей "Трансосеан". Женевьевы у себя не было. Тогда я поискал в телефонной книге номер Рольди, на Вандомской площади, и вызвал его. Вскоре на конце провода зазвучал голос молодой женщины.

– Говорит Нестор Бурма.

– Здравствуй, мой бесценный.

– Я хотел бы тебя повидать...

– Ну, конечно... мой дорогой... (Она заворковала.) ...Я как раз собиралась поехать к себе... Я так устала... (Она томно рассмеялась.) ...так устала...

– Я тоже устал. Мчусь к тебе.

– До скорого, любимый. Поцелуй меня.

– Обнимаю, дорогая. Я повесил трубку. Марк Кове залепетал:

– Как же так?

– Да, сударь, – сказал я.

Его водянистые глаза едва не выскочили из орбит.

– Ну, я в дерьме!

– Именно так я и думал.

Она была одета в воздушный халатик, от которого я было потерял голову. Она обвила меня своими надушенными руками и протянула ко мне алые губы:

– Мой любимый, – пролепетала она. – Тебе так не терпится вернуться ко мне?

– Очень не терпится, – сказал я, высвобождаясь. – Спрашивайте "Сумерки"... спрашивайте "Сумерки", последний... сенсационный...

Я кинул ей газету:

– Что это такое?

– Тебе бы следовало жениться, – сказала она. – У тебя уже все манеры женатого мужика!

– Что это такое?

– Реклама, – произнесла она, внезапно посерьезнев.

– Глупость это!

– Не груби.

– К чему все эти сплетни? Я знаю, что ты сама их одобрила. Ни одна из газет не впутывала тебя в этот скандал, даже полицейские вроде бы хотели не вмешивать тебя в это дело...

– Конечно, они не стали бы меня вмешивать. Только этого не хватало! Никакого отношения я к нему и не имею. Виноват Этьен. Виноват в чем? Даже об этом ничего не известно. Но в конце концов он убит, а правда в том, что я была его любовницей. Так что...

– Что же?

– Скандал молодит.

– Что?

– Так ты не понимаешь? Я чувствую себя, как... Под умелым макияжем ее черты осунулись:

– ... старею. Я чувствую себя заброшенной, забытой... Мой успех уже не таков, как в прошлом. В недавнем прошлом. Так вот, верно, я рассчитывала извлечь выгоду из этой истории, из скандала вокруг имени Этьена. Первой моей реакцией было держаться подальше от огня, но подумав... Слишком давно обо мне не писали в прессе. А о такой возможности нельзя было и мечтать...

– Когда я думаю о том, что некоторые готовы платить, только бы о них не шумели...

– Но мне же нечего бояться! Я невиновна. Скандал... Это даже не скандал: это забава... А для меня здесь чистая выгода.

Я пожал плечами.

– Ну что же, мне это безразлично. Ни жарко, ни холодно.

– Что ты хочешь сказать, любимый?

– Ничего.

Она робко взглянула на меня:

– Может быть, я была не права... О, теперь, – совздохом добавила она, – что сделано, то сделано, не так ли?

– Чья это была мысль, твоя или Шасара? Не притворяйся удивленной. Я знаю, что именно Шасар связался с журналистом, автором этого шедевра.

– Я и не притворяюсь удивленной. Мысль принадлежала мне, а Шасар взялся за все остальное.

– Как удачно, что я не вышвырнул его через окно, как ты настаивала!

– Послушай, моя любовь. Морис не так уж плох. Я испугалась на мгновение его попытки шантажа, но ты прекрасно помнишь то, что я тебе вчера сказала, когда ты явился на мой зов... Я больше не видела причин для беспокойства...

– Ты сама не знаешь, чего хочешь, да? Истинно птичий умишко? Ты хотя бы знаешь, что спала со мной этой ночью?

Она сжалась и бросила яростный и огорченный взгляд:

– И ты меня будешь за это упрекать?

– Я считал, что ты уже все позабыла. Никаких намеков на нашу брачную ночь в статейке Кове.

– Ее сочинили раньше. Я...

Ее прервал телефон. Она пошла снять трубку:

– Это тебя, – сказала она, протягивая трубку. – Женщина.

– Алло! – сказал я.

– Здравствуйте, шеф, – произнес голос Элен.

– Ты настоящий сыщик, – усмехнулся я.

– Делаем, что можем. Я позвонила Марку Кове, а он подсказал мне номер мадемуазель Левассер в гостинице "Трансосеан". Я вытащила вас из кровати?

– У меня нет настроения шутить.

– У Фару тоже. Нужно, чтобы вы сразу же отправились к нему. Или сейчас же позвонили. Похоже, он на пределе.

– Хорошо. Позвоню ему из агентства. Скоро буду.

– Не торопитесь. Лучше проследите, чтобы не было неполадок в костюме.

Я бросил трубку.

– Нельзя, чтобы из-за семейных сцен я забрасывал свои дела, – сказал я Женевьеве. – Лечу в агентство. Ждет работа.

Она поцеловала меня.

– До свидания, любимый. Ты сердишься?

– Нет.

– Может быть... до вечера?

– Определенно.

Мы условились о времени и месте свидания, и я умчался.

На Вандомской площади я заметил Шасара. Он пересекал площадь перед запаркованными автомашинами, а я находился на тротуаре. Готов был уже позвать его, но передумал. Он направлялся к "Трансосеану". Устроившись под аркадами, он принялся наблюдать за подъездом дворца. Я посмеялся. Не слишком ли рано он прибыл? С мерзким вкусом во рту я заторопился в агентство. Глупый старый Нестор! Не надо требовать невозможного. Ведь халатик, который она носила, такой роскошный, такой дорогой и прочая... должен же он был пригодиться для чего-нибудь?

Я застал Элен разговаривавшей по телефону.

– А, вот и он, – сказала она в трубку. И протянула ее мне: – Фару...

– Алло, – произнес я.

– Сотрите помаду с губ, – сказала Элен.

– У меня нет помады.

– Плевать я хотел на вашу губную помаду! – загрохотал комиссар.

– Извините меня, Флоримон. Я не к вам обращался.

– Ладно. Вы видели "Сумерки"?

– Да.

– Что все это значит?

– Что у этой Женевьевы Левассер крыша поехала...

И я объяснил, почему она допустила опубликование очерка о себе.