Пасьянс на красной масти

Annotation

Повседневная жизнь и любовные страсти преуспевающих бизнесменов, политиков и бандитов, хитросплетение политических интриг правящей верхушки, бесшабашные оргии новых русских, их быт и обычаи, — все это описывается Кириллом Шелестовым с блестящим остроумием и несомненным знанием тайных пружин, тщательно скрываемых от посторонних глаз. Изображаемая им закулисная жизнь новой элиты России поражает точностью деталей и убийственным сарказмом...

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1

2

3

4

ГЛАВА ВТОРАЯ

1

2

3

4

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1

2

3

4

5

6

7

8

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

1

2

3

4

5

6

7

8

ГЛАВА ПЯТАЯ

1

2

3

4

5

6

ГЛАВА ШЕСТАЯ

1

2

3

4

5

6

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1

2

3

ГЛАВА ВТОРАЯ

1

2

3

4

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1

2

3

4

5

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

1

2

3

4

5

ГЛАВА ПЯТАЯ

1

2

4

5

6

ГЛАВА ШЕСТАЯ

1

2

3

4

5

6

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1

2

3

4

5

ГЛАВА ВТОРАЯ

1

2

3

4

5

6

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1

2

3

4

5

6

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

1

2

3

4

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1

2

3

4

5

ГЛАВА ВТОРАЯ

1

2

3

4

5

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1

2

3

4

5

6

7

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1

2

3

4

4

5

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1

2

3

4

ГЛАВА ВТОРАЯ

1

2

3

4

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1

2

3

4

5

6

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

1

2

3

4

5

ГЛАВА ПЯТАЯ

1

2

3

М.Г., побудившему меня к написанию этой книги, посвящается

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1

— Ты хочешь сказать, что никто не будет отвечать за эту гадость?! — кричал Храповицкий, яростно сверкая в мою сторону своими черными глазами. — Что можно вот так, запросто, вылить на меня ведро помоев и остаться безнаказанным?!

Орал он на меня уже минут семь. И судя по тому, что обвинения в мой адрес неприметно перетекли в живописание всех перенесенных им от меня страданий, конца пока еще не предвиделось. Когда он злился, его жесткое лицо с крупным ястребиным носом казалось хищным.

То, что Храповицкий являлся мучеником, делалось ясно после первого же взгляда на него: коричневый кожаный костюм от Гуччи, огненно-красная шелковая рубашка, золотые часы за сто двадцать тысяч долларов и кольцо с бриллиантом в шесть карат. Кстати, если вы не знали, то все настоящие мученики выглядят именно так.

Виктор, развалившись, сидел поодаль и наслаждался зрелищем моего незаслуженного унижения. Его изрытое оспинами лицо сияло и лоснилось от удовольствия. Он напомнил бы мне кота, если бы я хуже относился к кошкам. Злосчастную листовку, ставшую причиной скандала, притащил, разумеется, он.

Стояла солнечная середина апреля, любимое время провинциалов, когда уличная грязь уже подсохла, но город еще не накрыло летней жарой и пылью. Еще четверть часа назад ничто не предвещало взрыва. Мы мирно сидели втроем — Храповицкий, Вася и я. В кабинете Храповицкого, где стеклянно-стальной авангард праздновал свою победу над человеческим разумом.

Вася делился своими впечатлениями от пребывания в Париже, откуда он только что вернулся, привезя ворох светлых костюмов из новых летних коллекций. Он как раз дошел до того волнующего момента, когда он, Вася, в два часа ночи, будучи совершенно пьяным, оставил жену в номере «Ритца» и, под предлогом отправки нам с Храповицким срочного факса, поперся в розовом халате и таких же шлепанцах на Вандомскую площадь. Узнать у таксистов, кому тут, в Париже, надо дать денег, чтобы снять телок из «Мулен Руж».

Кому в Париже нужно дать денег за телок из «Мулен Руж», мы так и не узнали. Потому что в эту минуту появился Виктор. Расхлябанно-скучающий, в обвислом джемпере, как вечный укор пламенно-праздничному Храповицкому и франтоватому Васе. Зато с листовкой. Торжествуя, он положил ее на стол Храповицкому. Тот пробежал глазами заголовок. И понеслось!

Я внимал убийственной характеристике моих нравственных качеств, содрогался и размышлял сразу в двух направлениях. Рискнут ли принять человека с таким набором пороков, например, в тюрьму? И что удобнее: тюремные нары или храповицкие пластиковые красные кресла?

Но конец имеет даже перечень моих злодеяний. Судя по тому, что голос шефа постепенно утрачивал первоначальную страстность, буря стихала. К вящему огорчению Виктора, который, видимо, в глубине души надеялся, что вся сцена закончится моим зверским убийством. Как минимум. Может быть, он даже готовился, подобно Ахиллесу, кататься на своем желтом «Порше» вокруг нашего административного здания. Волоча мой печальный труп, привязанный за ноги к заднему бамперу. В назидание другим директорам нашей компании.

— А в чем, собственно, дело? — очнулся беспечный Вася. Скандал его напрямую не касался, и все время, пока Храповицкий жег меня глаголом, Вася был занят углубленным изучением золотой дюпоновской ручки с камнями, которую он приобрел в Париже.

— Ты сам прочти! — отрубил Храповицкий, поднимая газету, которую перед этим неосмотрительно швырнул на пол.

Вася раскрыл газету, поправил очки в тонкой золотой оправе и прочел вслух с выражением:

— Храповицкого я посажу в клетку и выставлю в центре города, как разбойника с большой дороги!

Храповицкий вновь взревел. Вася выронил газету и испуганно захлопал глазами.

— Это как же так?! — ужаснулся он. — За что?! Кто это придумал!

— Это боевой листок нового кандидата в мэры Нижне-Уральска Романа Бомбилина, — пояснил я с деланной бодростью. — С его программным заявлением. По-моему, довольно доходчиво.

Мне и впрямь так казалось. Возможно потому, что Бомбилин ничего не говорил обо мне. Проблема Храповицкого заключалась в том, что при появлении любой нелестной для него газетной публикации у него отказывало чувство юмора. У него вообще была аллергия на критику.

— Какой Бомбилин?! При чем тут Нижне-Уральск? — продолжал кудахтать Вася, округляя глаза. — Они что там, с ума посходили в этой дыре?

— Это не они сошли с ума, — рявкнул Храповицкий, опять впиваясь в меня злобным взглядом. — Это я сошел с ума! Когда давал деньги на избирательную кампанию этого придурка. И за это он посадит меня в клетку!

—Зачем же мы даем ему деньги? — возмутился Вася.

—Потому что так посоветовал наш великий специалист по политическим махинациям, — негромко и ядовито вставил Виктор, кивая в мою сторону. — Кто еще мог откопать такого идиота!

Кстати, если уж речь зашла об идиотах, то ни Виктора, ни Васю я не откапывал. Это сделал за меня Храповицкий, в чем я его, между прочим, не упрекал. Я входил в его положение.

Конечно, пресс-секретарь Храповицкого все равно доложил бы ему о вчерашнем выступлении нашего кандидата. Но случилось бы это позже. В мое отсутствие. И низость Виктора в моих глазах не оправдывалась его застарелой неприязнью ко мне. Скорее я был склонен считать это отягчающим обстоятельством.

— Ничего не понимаю! — признался Вася, в отчаянии разводя руками. — Стоило мне уехать на две недели, как вы черт знает что натворили!

Со стороны Васи это было дерзкое заявление. Честно говоря, местопребывание Васи никак не влияло на положение наших дел. Во-первых, потому что он с принципиальной убежденностью не появлялся на работе трезвым. А во-вторых, потому что политика и бизнес не входили в сферу его насущных интересов, сосредоточенных по преимуществу вокруг дорогих машин, недорогих женщин и недвижимости за границей.