За миллион или больше (сборник)

Таким он и выглядел: расплывшееся лицо с тщеславным выражением и маленькие холодные глаза над жирными щеками.

— Убитый был моим другом,— тихо сказал Морис.

— Потому я и вызвал вас сюда.

— Когда это произошло?

— Вчера днем. По мнению полицейского врача, не менее двенадцати часов и не более суток назад. Сегодня около восьми утра его нашла здесь уборщица. У нее был ключ от квартиры, и она сразу увидела сюрприз.

Слева, возле письменного стола, на ковре были очерчены мелом контуры тела. «Ну, покойника, здесь уже нет»,— наивно успокаивал себя Морис.

— Давайте сядем,—предложил Фушероль.

Его слова прозвучали как приказ, но Морис охотно последовал им. Напряженные мышцы расслабились, железное кольцо, сжимавшее грудь, почти исчезло. Толстый комиссар опустился в кресло.

— Я надеюсь, месье Латель, что вы сможете предоставить нужную информацию о Даниеле Морэ. Мне известно, что он был автором криминальных романов, но больше — ничего.

— Я бы хотел знать, как это случилось.

— Позже. У Морэ были родственники?

— У него есть старая мать. По-моему, она живет в Шатору. .

— А точнее?.

 — Он редко говорил о ней.

— А об их отношениях?

— Кажется, они не очень хорошо понимали друг друга. Во всяком случае, у меня создалось такое впечатление. .

— А как обстоит дело с женщинами?

— Он не был женат.

— Это еще ничего не значит.

— Ну, аскетом я бы его не назвал. Он имел несколько историй.

— Несерьезных? Не постоянных?

Насколько мне известно, именно так.

— Вы можете припомнить имена?

— К сожалению, нет.

— И конечно, вы не представляете, кто бы мог его убить?

Латель покачал головой. По мере того как комиссар получал отрицательные ответы, его багровое лицо все больше темнело.

— Вы не знаете никого из его родных, даже ни одной подруги. Но послушайте, Латель, ведь мужчины обычно рассказывают о любовницах.

— Все зависит от человека, а Даниель был очень корректен, серьезен и скрытен.

 — В самом деле?

— Он был моим другом. 

— Ах, другом! — вспылил Фушероль,—Я все-таки не дурак. Вы утверждаете это, несмотря на то, что он ничего не говорил вам о своих любовных делах? Вы считаете меня идиотом? '

Морис предвидел эту вспышку и равнодушно пропустил ее мимо ушей. Он чувствовал, что гнев Фушероля простая поза: комиссар играл роль полицейского, которого нельзя провести, подобно тому, как офицер порой играет роль доблестного солдата.

  — Если вы не выложите всего, чем располагаете,— продолжал Фушероль,— это может вам дорого обойтись.

 — Я бы мечтал...— начал Латель.

— Здесь я задаю вопросы.

«Да, говорит он как по-писаному»,— подумал Морис. Подобные фразы столь часто мелькали в плохих криминальных романах, что Латель никогда бы не воспользовался ими в своих книгах.-

— Вы женаты?

Комиссар сопроводил свой вопрос недоверчивым взглядом. С печальным выражением лица Морис ответил:

— Моя жена умерла.

— Давно?

— Семь лет назад.

Изабели было двенадцать, когда ее мать скончалась после продолжительной неизлечимой болезни. Только мысли о дочери поддерживали у Мориса интерес к жизни.

— Когда вы познакомились с Морэ?

— Примерно двенадцать лет назад. С тех пор, как наши сочинения стали выпускаться в одном издательстве.

— У Фонтевро, на улице Миромениль?

— Да, прежде...

Морис обернулся. Худой светловолосый юноша записывал его ответы в блокнот. Сейчас он приостановил это занятие, глядя на комиссара, как собака, ожидающая команды своего хозяина.

— Продолжайте,— поторопил Фушероль.— До того, как Морэ стал издаваться у Фонтевро...

— Тогда он еще не был известным писателем. Пара его романов вышла мизерным тиражом в провинции. Имя издателя могу назвать.,

— Лучше потом продиктуете Совину.

Молодой блондин подхалимски улыбнулся.

— Еще сообщите ему имена ваших общих знакомых,— продолжал комиссар.

— Здесь речь пойдет главным образом о коллегах. Нас прежде всего объединяла работа. В личной жизни у меня с Морэ не было ничего общего.

Фушероль оперся обеими руками о стол и, пыхтя, приподнялся.

— Когда вы видели Морэ в последний раз? — спросил он..

— Примерно две недели назад в издательстве. Мы немного побеседовали о разных делах.

— И с тех пор вы о нем ничего не слышали?

— Нет, как же.. Он звонил мне вчера утром,— Чуть помедлив, Морис добавил: — Он справлялся о ЦННИ и «Криминалистике».

Почему он не упомянул о Дюпоне? Комиссар был так ему несимпатичен, что Латель не имел никакого желания говорить больше, чем необходимо.

— «Криминалистика»! — презрительно повторил комиссар. —Игрушка для теоретиков, которые ничего не умеют. Мы, практики, на это не имеем времени. Нам приходится думать, как справиться с проблемой без посторонней помощи.— Широким жестом он обвел комнату.— Убийца не обыскивал помещение. Либо ухитрился сделать это незаметно. Вы не знаете, хранил ли Морэ в квартире, деньги?

— Не думаю. За все покупки, даже за мелочи, он платил чеками

— Кого же вы считаете способным на это преступление? Кто мог желать его смерти?

И Фушероль,, как ему казалось, с едкой иронией добавил: —У вас, как специалиста, должна быть какая-то идея.

— Я всего лишь писатель. Кроме того, я только тогда смогу составить мнение, когда познакомлюсь ближе с обстоятельствами дела.

— Дорогой месье Латель,— неожиданно дружеским тоном проговорил комиссар, — к сожалению, мы ничего точно не знаем. Единственный бесспорный факт тот, что ваш друг убит тремя пулями.

— Тремя?

— Две попали в грудь, а третья — в затылок. Значит, преступление совершено не в состоянии аффекта. Убийца хладнокровно прикончил свою жертву. Все говорит о предумышленном поступке.

Движением подбородка Фушероль указал на предмет, завернутый в папиросную бумагу: он лежал на столе.

— Вот единственная улика, которой мы располагаем: орудие убийства.

Совин поспешно принялся рвать обертку.

— Не так быстро,— сказал ему комиссар и, глядя на своего подчиненного; продолжил: — Похоже, убийца специально бросил его возле жертвы. Вероятно, он. не хотел обременять себя. Предмет очень массивен, как видите.

Совин осторожно отогнул последний клочок бумаги. Взорам присутствующих предстал пистолет калибра 7^65 мм. К дулу была прикреплена широкая цилиндрическая стальная насадка.

— Глушитель! — воскликнул Морис.

— Да, глушитель. Поэтому выстрел был не. громче хлопка пробки от шампанского.

  Морис вспомнил о рукописи своего друга. Он почти дословна представил ее содержание: 

Даниель написал эти строки, словно предчувствуя дальнейшие события

— Подобную вещь не так-то легко купить,— заметил комиссар.— А найти, его убийца вряд ли мог.

— Конечно. У Морэ не было огнестрельного оружия.

Теперь Морису вспомнилось другое место рукописи:

Морис чувствовал себя почти так же. Правда, не совсем. Раздвоение его личности заключалось в том, что он был одновременно и действующим лицом, и читателем. Словно он по прихоти Даниеля очутился в выдуманном мире и стал персонажем трагической драмы, участвующим в событиях, существующих только в воображении его друга. 

 Глава 3

Морис поспешил домой. Ему хотелось как можно скорей еще раз прочесть рукопись Даниеля. В тишине своего кабинета он имел возможность изучить ее внимательнейшим образом. Но потом путаница только увеличилась.