Секреты для посвященных

— А отчего загорелось-то? — поинтересовался Вячеслав в профкоме. Ему ответили:

— Говорят, от непогашенного окурка…

Вячеслав вздрогнул: постой, постой, где-то на днях он слышал это слово — окурок… Ах да, его произнес Клычев, и как раз применительно к запасам щепы, заготовкой которой увлекается Вяткин. Припомнились и другие слова Клычева: «Жаловаться — не в моем характере. Если кто у меня на пути встанет, я другие меры принимаю». Вспомнилось, каким мрачным блеском светились при этом в узких щелках век глаза Клычева, как угрожающе сжимал он кулаки… А что, если пожар — результат не случайного загорания, а принятых Клычевым мер?

Вячеслав пристально глядел окрест себя сквозь толстые линзы очков, но видел смутно, деревья наступавшего со всех сторон леса двоились и троились, а лица людей, с которыми он встречался и разговаривал, поминутно меняли свое выражение, казались то добрыми, то злыми.

У него голова шла кругом. Вячеслав спрашивал себя: а где же та хваленая проницательность, которую углядела в нем героиня одного из его очерков. Эту женщину в лесу поразила молния, отняв у нее здоровье, но дав ей взамен сверхъестественную способность видеть невидимое. Несчастье случилось с нею в лесу во время грозы. Она упала как подкошенная с почерневшим лицом, с выжженным глазом, жизнь оставила ее. Несчастную подобрали, доставили в больницу. Однако врачу не оставалось ничего другого, как только констатировать ее смерть. Жертву несчастного случая отвезли в морг. И тут ей повезло, если так можно сказать о покойнице. Наутро в морг пришли студенты из медицинского института, чтобы с прививаемой им профессорами бесчувственностью резать и потрошить мертвяков — для пользы науки вообще и еще живых, но болеющих людей в частности. И вот один малый с маху всадил в почерневшее, сожженное молнией тело острый скальпель и изумленный отскочил — из надреза хлынула алая, живая кровь!

Женщина зашевелилась. Она оказалась живой, но как жить, если хрусталик одного глаза совсем сожжен, а все ее органы, пораженные разрядом небесного электричества, стали источником мучительной боли? Она вовсе лишилась сна. Еще недавно — бесконечная, без перерывов и проблесков, смерть, теперь — столь же непрерывное, но во сто крат более мучительное бодрствование. Конечно, при всем при этом она не жалела, что ожила.

А вскоре открылось: молния не просто отняла у нее здоровье и сон, она, эта молния, кое-что дала взамен: вознаградила умением видеть невидимое. И это одним оставшимся здоровым глазом!

Дело было так. Однажды она, преодолев боль и немощь, с трудом поднялась с постели и отправилась в магазин за хлебом.

— На автобусной остановке женщина стояла, — рассказывала она потом. — Подхожу — и вдруг ужас меня обуял. Показалось, что вижу внутренности этой женщины. Будто изображение на экране телевизора. Причем кажется мне, что она нездорова. Один из внутренних органов сильно увеличен, я знаю, медсестрой когда-то работала, в больнице всего нагляделась, подошла я к этой женщине, говорю: «Вам надо бы к врачу. Пусть селезенку поглядит». А она: «Откуда вы знаете? У меня действительно вот тут болит». И тычет рукой в селезенку…

Вячеслав тогда женщину спросил, боязливо поеживаясь:

— Может, вы и меня просветите? Посмотрите, как там и что?

Женщина вперила в него взгляд своего одного, неиспорченного глаза. У Вячеслава по спине побежали мурашки: мало ли что она там, у него внутри, разглядит, потом мучайся всю жизнь.

Но «просмотр» окончился благополучно. Она сказала:

— Все в норме. Хорошие гены. Благодарите родителей.

— Хотелось бы и мне вот так… видеть людей насквозь, — с улыбкой сказал он женщине.

Она ответила, что кое-какие проникающие способности у его взгляда есть, недаром она почувствовала жжение вот тут — женщина положила темные пальцы к себе на грудь. Так что не исключено, что чудесная способность когда-нибудь появится и у него. Она помолчала и добавила:

— Только не дай вам бог.

Этими словами ясновидящей Вячеслав и закончил свой репортаж. Он имел успех — у читателей и у женской части редакционного коллектива. Несколько девушек со смехом признались, что при взгляде Вячеслава тоже чувствуют жжение в районе груди.

«Ну что ж, — подумал Вячеслав, — если чудесное свойство — проницательность — хотя бы в зачатке у меня есть, сейчас самое время ему проявиться. Здесь, в глуши лесов, творится нечто темное, непонятное».

Чем дальше в лес…

С утра па́рило. Ветра не было. Деревья стояли неподвижные, в полудреме. Казалось, вот-вот какого-нибудь великана хватит солнечный удар, и он повалится с треском и грохотом, ломая и круша подлесок.

Возле Дома приезжих Рая развешивала на веревке, протянутой между двумя соснами, выстиранное белье. Вот она нагнулась к тазу, взяла ярко-голубой платок, распяла на руках и потянулась вверх, к веревке. Короткая майка на спине выскользнула из-под юбки, и мелькнула полоска загорелой кожи. Раиса поднялась на цыпочки, полоска увеличилась. Круглые розовые пятки оторвались от босоножек, оставшихся стоять на земле. Раиса прогнулась, на спине сквозь майку проступила застежка от лифчика.

Почувствовав на себе взгляд, обернулась, увидела Вячеслава и покраснела. Какая-то сила повлекла его к ней. Красивая девушка. Казалось, он улавливает живительные токи, которые исходят от нее. Сделал еще один шаг, она отступила и почти прикоснулась спиной к мокрой тряпице, висящей на веревке.

— Вы необыкновенная, — с неожиданной для самого себя горячностью произнес Вячеслав. — Мне кажется, что вы одним только прикосновением своих рук можете исцелить человека от тяжелой болезни.

— Как это так? — недоверчиво спросила Рая.

— Я недавно писал об одной такой женщине. При помощи исходящего от рук инфракрасного излучения ей удается повысить температуру участка тела больного на два-три градуса. И, представляете, этого оказывается достаточно, чтобы боль отступила. Представляете?

Рая рассмеялась.

— Вы думаете и я так могу?..

Расшалившись, она поднесла к лицу Вячеслава розовую и прохладную от стирки в колодезной воде ладонь. Он не сдержался, прижался к ней щекой.

Рая тотчас же резко отдернула руку, широкие светлые брови сошлись у переносицы.

— Ни к чему это, — строго произнесла Рая. — Оказывается, и вы такой же… У всех одно на уме.

— Извините, — растерянно произнес Вячеслав. — Я не хотел…

— Не хотел? И на том спасибо! — в ее грубом смехе угадывалось знание, присущее опытной женщине.

Вячеслав в растерянности отступил.

— Погодите, — Рая оборвала смех. — Вас главный инженер спрашивал, Святский Григорий Трофимович. Сказал, чтобы вы его вечером дожидались. Зайдет часов в восемь.

Вячеслав, довольный, что девушка больше не сердится на него, поддержал деловой тон разговора:

— Не скажете, где у вас отдел кадров? В конторе?

— Нет, рядом. Там, где профком. А зачем вам в кадры? Может, надумали к нам на работу наниматься?

Она явно подшучивала над ним.

Вячеслав шутки не поддержал. Пусть знает, у него тоже есть самолюбие.

— Собираюсь полистать «личные дела». Хочу провести, так сказать, почерковедческую экспертизу.

— Ой, что это?

— Сличу почерки и выясню, кто же написал в редакцию анонимное письмо.

На лице Раи отразилась работа мысли:

— К чему выяснять-то? Если человек не хочет, чтоб знали, то и выяснять не надобно.

— Иногда важно не то, что написано в письме, а важны мотивы, которые побудили человека взяться за перо. Если мотивы у человека благородные, ему нечего бояться. А если нет, с него можно и спросить.

— А вдруг мой почерк подойдет? — усмехнулась Рая.

Вячеслав пристально взглянул на нее:

— Неужели вы? Не может быть!

— Угадали, — она отвернулась. — Ни к чему мне это. Без меня разберутся, что хорошо, что плохо. А мне самой до себя.

— Можно, я вечером приду к вам чай пить? — сказал Вячеслав. — Вместе будем Григория Трофимовича ждать. Напоите?