Таможня дает добро

— Это неважно.

— Сейчас поставлю кофе.

Когда на журнальном столике в большой комнате стояла кофеварка и две чашки горячего ароматного кофе, Варвара уселась в кресло. Теперь, кроме рубашки, на ней были и джинсы.

— Что стряслось?

— Нужна твоя помощь. Думаю, обращаюсь по адресу.

— Сергей, ты же знаешь, если могу, то не вопрос.

— Думаю, сможешь, — Сергей потянул за ремень спортивную сумку.

Взвизгнула от резкого движения металлическая молния. Дорогин пошарил в недрах сумки. Его рука нащупала пистолет, прохладный и тяжелый, он сдвинул его в сторону, а затем на журнальном столе появился завернутый в лощеную бумагу металлический стержень.

— Понимаешь, Варвара, мне надо как можно скорее узнать, что это такое и с чем это едят.

Варвара взяла стержень и принялась вертеть его, рассматривая с разных сторон, как будто в этом что‑то понимала.

— Сергей, я не специалист. Если бы ты мне показал какую‑нибудь газетную статью, поверь, я бы почти со стопроцентным попаданием смогла бы тебе сказать, кто ее писал, откуда он черпал информацию. А в железяках я ни черта не понимаю. Я не металлург, не инженер, я, Сергей, гуманитарий.

— Варвара, пойми, — поворачивая в руках горячую чашку, произнес Дорогин, — мне это очень важно. Думаю, будет важно и тебе. У меня есть что тебе рассказать.

Варвара оживилась.

— Откуда она появилась?

— Вот это мне и хотелось бы узнать. Кстати, можно воспользоваться твоим телефоном?

— Пожалуйста, — Белкина подвинула трубку к Сергею. Он взял, быстро набрал номер дома Рыча–гова, затем зло отключил телефон.

— Что, никто не снимает?

— Никто не снимает, — сказал Сергей.

— Как быстро ты хочешь узнать, что это за железка?

— Лучше сегодня.

— Ну что ж, я занята, но не катастрофически плотно.

Варвара была абсолютно свободна, дел у нее на сегодня никаких не было, а слово «занята» вырвалось само собой. Она посмотрела на часы.

— Ты издалека приехал?

— Да.

— Судя по твоим грязным кроссовкам, наверное, очень издалека?

— Ты угадала.

— Не секрет?

— Варвара, давай потом, а? — Сергей поднял руку, оторвав ладонь от чашки. Положил ее на руку Белкиной, та даже вздрогнула, такой горячей была ладонь Муму.

— Ладно, у меня есть кое–какие знакомые.

— Я так и думал, — Сергей выпил кофе, съел бутерброд. Он совершил еще одну попытку дозвониться в Клин. И опять безуспешно. — Послушай, Варвара, Тамара тебе на этой неделе не звонила?

— Нет.

— А ты ей?

— Тоже не звонила. Я была очень занята, вот только позавчера большой материал сдала, две недели над ним корпела, высиживала, как наседка, вынашивала, как кенгуру.

— И что, получилось?

— Через два дня выйдет, если, конечно, главный не испугается

— О чем на этот раз?

— О работорговле.

— Чего?

— О работорговле. Знаешь, как материал называется? «Мы не рабы, рабы — они!»

— Круто, — ухмыльнулся Дорогин. — Слушай, Варвара, у тебя, наверное, «мобильник» есть?

— Конечно, как же без него! Я без телефона как без рук, я даже в туалет с ним хожу, — улыбнулась Белкина, подливая в чашку еще кофе.

— Ты мне его дашь?

— Почему бы и нет? Пожалуйста, возьми.

— Я тебе его сразу верну. А ты, как только узнаешь, что это за железяка, тут же мне позвони по своему номеру.

— Это очень важно? Очень срочно?

— И важно, и срочно.

— Откуда ты вернулся, Сергей, и что стряслось?

— Я тебе потом все расскажу, и расскажу подробно, А пока даже вспоминать не хочу, сплошная гнусь.

— Кстати, — оживилась Белкина, — ты деньги завез этому своему егерю?

Лицо Дорогина мгновенно сделалось мрачным, брови сошлись к переносице, на щеках заходили желваки.

— Нет больше Гриши Склярова, нет его жены, нет его дочери, нет внучки.

— Как?! — подалась вперед Белкина.

— Сожгли их.

— Как?

— Подожгли хутор, они и сгорели.

— Живьем, что ли? — с дрожью в голосе, переводя дыхание, спросила Белкина.

— Живьем. Как каратели во время войны сжигали, так и Гришу сожгли.

— Кто?

— Пока не спрашивай, — Сергей поднялся, забросил на плечо сумку. — Ты меня извини, я сейчас в Клин рвану. Что‑то мне все это не нравится, никак не могу дозвониться до Тамары.

— Может, куда уехала?

— Вроде не собиралась, — передернул плечами Дорогин, заворачивая рукава куртки, и, тут же, увидев ссадину, глубокую и темную, опять отвернул левый рукав и застегнул манжеты.

— Эй, погоди, что у тебя с рукой? — Варвара заметила ссадину.

— Мелкие неприятности на фоне крупных.

— Давай хоть йодом замажем, забинтуем.

— Не надо, заживет как на собаке.

— Смотри.

В полдень Дорогин был в Клину. Он попросил остановить машину на перекрестке, не сворачивая на дорогу, ведущую к дому. Пошел через лес. Двигался осторожно, аккуратно. Когда до дома оставалось метров двести, Сергей запустил руку в сумку, вытащил пистолет, передернул затвор, досылая патрон в патронник. Снял пистолет с предохранителя и сунул под брючный ремень, прикрыв рукоятку курткой. На душе у него было тяжело, нехорошие предчувствия сжимали сердце, не позволяя успокоиться.

Сергей двигался быстро, и если бы кто‑нибудь задумал в него выстрелить, то вряд ли попал. Муму прятался за деревьями, быстро передвигаясь от одного укрытия к другому.

Вот и забор, вот и сетка. Сергей знал дырку в заборе, где сетка была прихвачена к бетонному столбу лишь куском алюминиевой проволоки. Он сам это сделал, самзакручивал проволоку. Муму быстро отогнул сетку и скользнул в дырку. Он

двигался как тень, подходя к дому именно с той стороны, где не было окон и где его никто не мог увидеть.

Одно из окон на втором этаже было открыто — окно в спальню доктора Рычагова. По водосточной трубе Сергей добрался до карниза. Сумку он оставил у сарая, чтобы она в случае чего ему не помешала. Иногда желтая штора вылетала из окна, а затем плавно и лениво возвращалась в комнату.

«Значит, где‑то открыто еще одно окно, значит, скорее всего в доме кто‑то есть.»

Сергей вцепился руками в карниз, подтянулся и одним движением абсолютно бесшумно перевалился через подоконник, даже не зацепив горшок с цветами. В доме царила полная тишина. Казалось, эта тишина даже звенит в ушах.

Держа в правой руке пистолет, Сергей медленно пересек спальню, затем повернул ручку, тихонько нажал на дверь и, пригнувшись, нырнул в коридор. Но и здесь было тихо. По узкой деревянной лестнице, переступая сразу через несколько ступеней, Сергей спустился в большую гостиную. Мебель была сдвинута, все находилось не на своих местах. Ковер заломан, прямо на ковре, в двух шагах от камина, у журнального столика лежал Лютер. Сергей понял: пес давно мертв.

Дорогин скрежетнул зубами, несколько раз обернулся, направляя ствол пистолета то в один угол, то в другой. В гостиной царил полумрак, все шторы были плотно сдвинуты. Он подошел к собаке, тронул ее. Труп уже окоченел, край ковра был в крови — большое бурое пятно. Сергей прикоснулся к нему указательным пальцем левой руки. Кровь уже успела впитаться и подсохнуть.

«Вчера, вчера кто‑то здесь был. Вчера!»

Кофейник и кофейная чашка лежали на полу,блюдце раскрошено, причем не от удара, а оттого, как понял Дорогин, что кто‑то на него наступил.

«Где же Тамара? — с гневом подумал Сергей. — Неужели они успели добраться сюда раньше, чем я вернулся? Так вот почему я не мог связаться с ней! Да, да, они до нее добрались!»

Сергей обошел дом, запер все двери.

«Надо подумать, подумать…» — он опустился в кресло, положил тяжелый пистолет на колени и сидел, прикрыв глаза.

Затем, минут через десять, резко поднялся, взял на руки Лютера, погладил его, завернул в окровавленный ковер, открыл дверь. Сунул в карман куртки трубку радиотелефона, предварительно проверив, работает он или нет, а затем, взвалив на плечи нелегкую ношу, понес собаку к ближайшей ели. Посмотрел на ворота. Они были не заперты.