Бешеный куш

Оказалось, что он тоже бруклинец и, до того как стать дипломатом, жил в Бей-Ридже. Поддержав примерно с полчаса оживленную беседу, Синтия посмотрела на часы:

— О, Джое, простите, у меня режим… Мне пора спать.

— Синтия, но сейчас всего десять… Вечер только начинается.

— Джое, я очень извиняюсь, но у меня в самом деле режим. Поиграйте. А завтра увидимся. Я ведь пока никуда не уезжаю.

Рейнголд развел руками:

— Ладно. Завтра с утра займу лучшую позицию у бассейна — чтобы увидеть вас первым.

— Занимайте. Но лучше идите на бордвок, я буду кататься на роликах.

— Тогда я сегодня же раздобуду ролики — чтобы догнать вас.

— Раздобывайте… Только вряд ли вы меня догоните…

Улыбнувшись на прощание, поднялась к себе в номер. Засыпая, вспомнила слова Влада Лапика: «Можете дать жизни идти своим чередом». Что ж, она вполне может позволить жизни это делать. Пока это получается неплохо.

Глава 45

Прежде чем подъехать к обговоренному заранее с Хрулевым месту на Самотечном бульваре, Седов около часа крутился на своем «Москвиче» в центре Москвы. Убедившись, что слежки за ним нет, въехал на Самотечный бульвар, свернул в переулок и остановил «Москвич» у тротуара.

Хрулева, который появился со стороны бульвара, он увидел минуты через три. Хорошо различимая в зеркале заднего обзора знакомая невысокая фигура в лыжных брюках и пуховой куртке с поднятым капюшоном двигалась к его машине, уклоняясь от встречного ветра. Со стороны Хрулев выглядел обычным обитателем этого квартала, вышедшим из дому прогуляться.

Сев к нему в машину, Хрулев откинул капюшон. Смахнул с куртки снег.

— Привет.

— Привет. Дошел нормально?

— Нормально. По всем признакам чист.

— Слушай внимательно.

— Слушаю.

— Твои связи в Шереметьеве не потерялись?

— Нет.

— Насколько я помню, ты работал там официантом и носильщиком?

— Обижаешь. Еще и барменом.

— Да, барменом. Так вот, ты мог бы срочно устроиться туда работать на летное поле?

— Кем на летное поле?

— Неважно. Кем угодно. Водителем, рабочим на бензозаправщике, повторяю, кем угодно.

— Если кем угодно, смог бы. Надо только кое-кому дать, и все. Зачем это нужно?

— Примерно в середине или конце октября Хайдаров будет встречать в Шереметьеве Лапика на одной из своих машин. Ты ведь хорошо знаешь и того, и другого?

— Отлично знаю.

— Всего машин у Хайдарова сейчас три — «Меркурий» бежевого цвета, «Линкольн» цвета кофе с молоком и черный «Мерседес», он ездит только на этих машинах. Маловероятно, но не исключено, что, после того как Хайдаров встретит Лапика, они уедут на машине Тофика Бакинца. Это «Мерседес» серебристого цвета. Вот фотографии всех этих машин и их номера, держи. — Дождавшись, пока Хрулев спрячет конверт с фотографиями, Седов продолжил: — Машина, которая будет встречать Лапика, будет ждать его выхода из аэровокзала. Лапик сразу же сядет в эту машину. Контакт с диспетчерами в Шереметьеве у тебя есть?

— Контакт с ними может быть только один — деньги.

— Машина у тебя все та же?

— Да, все та же, «Фольксваген».

— Темно-синего цвета, как я помню?

— Да.

— В отделе есть единственный, только что поступивший усовершенствованный микрофон-звукоуловитель дальнего действия. Александрыч дал команду, чтобы его оставили за тобой. Завтра же получи его, устрой в своем «Фольксвагене» тайник, спрячь там звукоуловитель и вози его с собой на работу в Шереметьево каждый день, постоянно. И ежедневно практикуйся в дороге.

— Ты говоришь так, будто я никогда не работал со звукоуловителями.

— Сейчас особый случай. Запись очень важна. Когда ты сможешь устроиться на работу? Завтра сможешь?

— Думаю, да.

— Начиная с завтрашнего дня неукоснительно проверяй списки пассажиров самолетов, прилетающих из Нью-Йорка. Как только увидишь в списке имя и фамилию «Владимир Лапик», приготовься. Дождись, пока Лапик сядет в машину. И поезжай, не гнушаясь использованием всех фигур высшего пилотажа, за машиной, в которой поедут Хайдаров и Лапик. Постарайся записать все, о чем они будут говорить. Задача ясна?

— Абсолютно ясна.

— Держи, — протянул бумажный сверток. — Здесь двадцать тысяч долларов, на взятки. Думаю, тебе хватит.

— Я тоже так думаю. — Хрулев спрятал сверток во внутренний карман куртки.

— Но это только одна половина дела.

— А вторая половина?

— Вторая половина — ты должен запомнить, что, получая от меня это задание, ты получаешь его не от специального агента, майора ГРУ, а от владельца частного охранного агентства «Московское секьюрити» Алексея Федорова. То, о чем будут говорить по дороге из Шереметьева в машине Хайдаров и Лапик, должны знать только три человека: ты, я и Гущин. И никто больше.

— Я знаю это. Александрыч меня предупредил.

— Я повторяю это тебе еще раз. Никто во всем ГРУ, кроме тебя, меня и Гущина, не должен знать ни о самой операции, ни о содержании разговора Хайдарова и Лапика.

— Юраш, ну ты что… — Хрулев ткнул его кулаком в бок. — Я же ученый. Что ты со мной, как с новичком?

— Женя, это очень важно.

— Не волнуйся, умрет вместе со мной.

— Тогда все, разбегаемся. От меня лично — постарайся. Надеюсь на тебя, как на скалу.

— Будь спок, все будет в ажуре.

Глядя в зеркало, Седов дождался, пока Хрулев, накинув капюшон, той же походкой, боком, уклоняясь от ветра и снега, скрылся за углом на Самотечном бульваре, — и включил мотор.

Проехал несколько кварталов и облегченно вздохнул: слежки за ним не было.

Глава 46

Звонок, как Полина и ожидала, раздался в начале первого часа ночи. Сняв трубку, услышала голос Андрея:

— Поля, привет, это я. Узнала?

— Конечно. Ну что?

— Все нормально. Сделали.

— Да? — Помолчала. Вдруг поймала себя на мысли, что до последнего момента надеялась, что Андрею и его другу что-то помешает. — Откуда ты звонишь?

— Из телефона-автомата.

— Как все прошло?

— Тихо, спокойно. Поднялись на крышу по наружной лестнице, потом я спустился на тросе. Там была открыта не только форточка, но и дверь на лоджию. Прошел в ванную, положил сверток, куда ты сказала. В правую секцию настенного шкафчика, за полотенца.

— Вас никто не видел?

— Никто. Было темно, в верхних квартирах жильцов не было. Когда я спускался и поднимался на тросе, специально посмотрел на улицу — ни одного прохожего.

— Ладно, Андрюша. Большое спасибо.

— Да ну. Рад был помочь.

— Все, давай. Я объявлюсь. Пока.

— Пока.

Положила трубку. Подумала: теперь действительно все. Завтра она должна будет сделать это. Правда, она не представляет, как она это сделает. Ее и сейчас всю трясет от страха. А что будет завтра?

Утром, проснувшись, вдруг поняла: у нее все валится из рук. Застелила постель, попыталась сделать зарядку, но после двух приседаний поймала себя на том, что думает только об одном: что она будет делать в двенадцать, когда войдет в квартиру Чики. Отказавшись от зарядки, решила убрать квартиру. Включила пылесос, но, поводив жужжащее устройство по полу, поняла: шум ее раздражает. Выключила пылесос, некоторое время просто ходила по квартире, переставляя вещи. Наконец махнула на все рукой, приняла душ, сварила кофе и, устроившись с чашкой на кухне, долго сидела, повторяя про себя: ты должна это сделать, ты должна, ты должна, ты должна…

Она говорила себе, что Чика вобрал в себя сейчас все злое, что было в ее жизни, он угрожает ей, и она должна защититься. Защититься же она может только одним способом: убить его. Разрядить в него всю обойму из «ПСМ». И уйти. Выстрелов никто не услышит, она навернет глушитель. Пистолет с глушителем ей помог купить знакомый парень, Ованес, армянин, который может достать любое оружие. Съездив пару раз в Измайловский лес, она этот пистолет неплохо пристреляла. Она притворится, будто хочет переспать с Чикой. Они выпьют. Потом она разденется, скажет, что хочет принять душ, зайдет в ванную, достанет пистолет, навернет глушитель. Наденет халат, под который спрячет пистолет, выйдет из ванной, войдет в спальню — и, достав без всякого предупреждения «ПСМ», разрядит в Чику всю обойму.