Смерть на выбор

— Чем могу служить? — Максим решил отвечать в той же тональности. И вроде получилось.

— Расскажите, чем закончилось ваше разбирательство с кинжалами?

— С какими такими кинжалами?

«Неописуемый» укоризненно помотал головой:

— Зачем эти игры?

— Не в моих привычках играть. Просто я не понимаю, почему вы задаете мне вопросы?

— Про кинжалы вы, значит, уже вспомнили?

— Ваше право делать те или иные выводы. Разве нет? — Максим с трудом сдерживал смех. Очень содержательный разговор, пятьдесят три вопроса и ни одного ответа. Интересно, долго они смогут так продержаться?

— Конечно, — собеседник оставался серьезным, — только речь сейчас не о том, а о вашем небольшом журналистском расследовании. Так это вы называете?

— Именно так. Только я никак не пойму, почему я обязан отвечать на ваши вопросы? На каком основании? Или из гипотетической любви к истине?

— Хотя бы из любви к истине. Или из вежливости. Или от страха. Или вы ничего не боитесь?

— Чтобы ответить на этот вопрос, надо сначала определить, что есть страх. Вы знаете?

— Предположим, интуитивно ответ знает каждый. Итак?

Максиму надоел вопросительный пинг-понг. Его собеседник тоже подустал.

— Зачем вы тянете время?

Журналист сменил тактику — и не отвечал.

— Вы же разумный человек… Разве нет?.. Зачем же упорствовать?.. Я вас просто не понимаю…

Максим скрипнул зубами. Он собирался молчать, пока ему не объяснят, что происходит и кто его допрашивает.

— Что вы на меня как на врага смотрите? Я вам добра желаю. Добра и только добра. Поверьте. Вы слушаете? В данном конкретном случае чем меньше вы знаете, тем лучше для вас же. Я могу понять ваше вполне оправданное любопытство, но в этот раз придется отказаться от присущей вашей профессии проныр… — и немедленно поправился: — Любознательности. Нет, действительно, я бы на вашем месте тоже был бы недоволен такими вот расспросами. Только поделать ничего не могу. Поверьте.

Монолог выбил «неописуемого» из оригинального образа. Он перешел на вкрадчивые уговоры, сразу выдав себя, место своей работы и род занятий. Он стал почти прозрачным. Максим вздохнул и обрадовался. Теперь молчать будет проще. Впрочем, и раньше бояться не стоило — не мог же начальник пресс-центра ГУВД сдать его с рук на руки неизвестному преступнику, почему-то обосновавшемуся в одном из кабинетов девяносто шестого отделения милиции. Причем не только под боком у районных милиционеров, но и на глазах гуведешного начальства.

Минутная слабость, связанная с нетипичностью собеседника, прошла. Практически бесследно.

Максим устроился поудобнее. Заодно растянул губы в ниточку. Чтобы всем, а не только этому вещуну дать понять: если он и заговорит, то по доброй воле и после соответствующих пояснений. А расплывчатые ласковые угрозы на него не действуют.

«Неописуемый» оказался догадливым. Пробубнив в прежнем духе еще минут пять, он резко встал и опять переменился. Весь, от головы до пят.

— Ладно, вижу, что на «хапок» тебя не взять. Давай начистоту. Кинжалы нам интересны из-за убийства Бати. Поможешь? — И разулыбался. Весь нараспашку, весь одна сплошная улыбка, весь радушие чистой воды.

— Как вас зовут? — С другим собеседником и разговор другой.

— Я разве не представился? — Неподдельное изумление в посветлевших глазах, у него даже цвет лица изменился. Сразу видна хорошая подготовка, за которой проступало могучее государство, сверхдержава. Ну и талант конечно.

— Нет, не успели… — откровенно ухмыльнулся Максим. Он тоже хотел блеснуть талантами.

— Николай Яковлевич Петрунов, отдел по борьбе с организованной преступностью.

— ФСБ или МВД? — Журналиста, давно вращающегося в определенных кругах, просто пышным названием конторы не возьмешь.

Собеседник тонко улыбнулся и протянул феэсбешное удостоверение. Максим внимательно прочел имя, отчество и фамилию, успел разобрать должность и звание. И задумался.

С какой стати самолюбивые бойцы из регионального управления по борьбе с организованной преступностью — а смерть авторитета Батинкова проходит по их епархии — вдруг так легко, просто, а главное, быстро подпускают к делу смежников? Отношения у них издавна и традиционно неважные. Значит, случилось нечто заставившее привлечь контрразведку. И вопросы про кинжалы? Кинжалы из Йемена… Международный след. Тогда коллег следует звать автоматически.

Максим просчитал ситуацию почти мгновенно. И решил поторговаться.

— Я понял. Но еще один вопрос. Как связаны Батя и кинжалы?

— Ты, я смотрю, не промах. Готов выжать ситуацию на все сто?

Журналист опять ограничился откровенной ухмылкой.

— Я отвечу. Но давай так договоримся: ответ за ответ. Сейчас твоя очередь. Это справедливо?

— Отчасти, — журналист совсем расслабился, — тогда я отвечу. На один вопрос. — А чтобы удобнее было отвечать, отодвинулся от казенного стола, вытянул ноги и округлил спину.

— Почему ты заинтересовался этими кинжалами?

Максим чуть не застонал от удовольствия. Допрашивать «неописуемый», может, и умеет, а вот спрашивать…

— Потому что интересно — не каждый день в городе на Неве странные кинжальчики раскидывают. Кстати, а какое отношение имеет к ним Батинков?

— Сам Батинков никакого. Я ответил на вопрос? — Отвечал Петрунов не хуже акулы пера. Пришлось кивнуть. — Тогда спрашиваю. Что это за кинжалы?

— Арабские. Так и называются — джарабия. Их делают и носят в Йемене. Племена.

— Какие племена? — слегка оторопел некогда «неописуемый».

Можно было бы поймать его на очередном вопросе, но Максим не любил мелочиться.

— Тамошние, тамошние племена.

— Ясное дело. — Теперь Петрунов вспомнил, что ему по долгу службы положено знать больше, чем остальным.

— Кинжалы как-то связаны со смертью Бати?

— Да, непосредственно.

Все-таки люди по преимуществу коварные отродья птерозавров. Максим мстительно решил отвечать столь же лаконично.

— Фомин говорил, что в городе обнаружено… — Договорить ему не дал телефонный звонок. Николай Яковлевич помедлил, разглядывая стол, на котором важно стояли три аппарата. Труженики милиции выделили смежнику для беседы с журналистом руководящий кабинет. Это рядовые оперы делят на троих одну линию. Петрунов определил, какой телефон звонит, спокойно снял трубку — такому, как он, не пристало растерянно перебирать трубки аппаратов, превентивно покрикивая «алло».

— Да, да, пока никаких сенсаций… Присоединиться? О чем речь? Что-то ваш сотрудник неправильно понял. Не мог я отдать такого распоряжения… Жду.

Максим, подобно Ваське-коту, мотал на ус. Петрунов положил трубку и снова стал вкрадчивым:

— Мы еще долго можем играть в эти детские «да» и «нет» не говорите. Давай лучше договоримся так: ты рассказываешь то, что знаешь, я тоже…

Не прошло и пяти минут (или в легкомысленном разговоре, когда не надо подбирать слова, время летит быстрее?), как к ним присоединился мужчина лет сорока. Наверняка полковник милиции или подполковник. Но из тех, что до конца жизни смотрятся живчиками. Он и не пытался скрыть природную шустрость. Скорее подчеркивал ее. Коротенькая кожаная курточка, под ней трикотажная водолазка, не то брюки, не то джинсы, круглое туловище с круглым животиком, круглое лицо с круглыми же глазами и рот круглый. Все вместе — смесь человечка-огуречка, которых рисуют дети, и вечного изумления.

— Привет старикам разбойникам. Тут преинтереснейшие данные. У мальчонки никаких документов, пальчики его уже прогнали через компьютер, сами понимаете, дело срочное, никаких следов. Кто таков — неведомо. Хоть в газете его портрет печатай с нижайшей просьбой — опознать.

Репортер в Максиме опять внутренне навострил уши.

— По нашим каналам его крутили? — С коллегой из милиции Петрунов говорил иначе, чем с Максимом, которого считал чужим. Меньше рисовки, больше дела.

— Спрашиваешь!

— И главное, его самого не спросишь. Батинковские ребята поторопились. Очень поторопились… Интересно, случайно или нет?..