Без определенного местожительства...

Канай возвратился через полчаса. Вид у него был озабоченный. В обеих руках он держал вымазанные в креме рыбные консервы. С указательного пальца правой капала кровь. Консервы он положил перед Ырыс. Кукла их осторожно обнюхала и тотчас отошла. Канай сел, держа палец кверху.

– Не встретил я Егорыча. К Толяну зашел – там Светка бухая ревет, кровь по морде размазывает. Наташка ее утешает. Больше никого. Наташка говорит, когда Егорыч от эджешки шел, с водкой, закуской, Толян и Руслан его позвали, пузырь раздавили. Тут мужик один, скажем так, проковылял в нашу сторону, хромой, бухой. Но спешил очень… Егорыч всю сюда рвался, вы мол его ждете. Только ушел – Толян деньги вынимает, пересчитывает. Светка спрашивает, откуда, скажем так, бабки. Толян ей кулаком в рожу. Тут Егорыч возвращается, бабок мол нет. Вы, говорит, не брали? Толян его обматерил. Ты у комка, видать, выронил, говорит. Ушли втроем искать. Больше Наташка Егорыча не видела. – Канай перевел дух. Он не привык так много говорить.– Потом тачка подъехала. Толян с Русланом подбежали, уехали. Помните?.. Я к эджешке двинул. Гляжу: на насыпи сумка. В ней четыре пузыря, скажем так, водяры, разбитые, пирожные, сардины. Вот эти. Когда вынимал – порезался.

– Да опусти,– сказала Ырыс.– Не течет же больше.

Канай осмотрел палец и опустил его.

– Назгуль –эдже говорит, он дважды приходил. Второй раз деньги искал. Они возле комка посмотрели, не нашли. Он – назад… Я вдоль рельсов прошел. К пацанам зашел. Те как инопланетяне сидят, пакеты на головы натянули, клеем дышат. Я их и спрашивать не стал… Все обыскал. Нигде нет.

– В овраге смотрел? – спросил Митрич.

– Ну. Заглянул.

– Заглянул! И что ты там мог разглядеть? Спуститься надо было. Все не по уму.

Кукла снова зарычала.

– Застонал кто-то! – воскликнула Ырыс.– Там, у забора.

Канай встал и направился к забору. Возвратился он с пьяным бомжом. Тот был маленького роста, лет тридцати. Он хромал и стонал при каждом шаге. Выражение лица у него было горестное.

– Присаживайся,– сказал Канай.– Тебя как зовут?

– Митя.

Митрич посмотрел на Каная.

– Это так ты все обыскал? Искатель!

– Он в кусты забился.

– Никого не видел? – спросила у бомжа Ырыс.

– Никого,– испуганно ответил Митя. Он осторожно сел, потрогал колено.– Вторую неделю не проходит… Чашечку, боюсь, повредили…

– Кто? – поинтересовался старик.

– По ночам на джипе приезжали… Молодые… Пьяные все… И на мне приемы карате отрабатывали… Пришлось уйти… – охотно, хоть и невесело, стал рассказывать Митя. Наверно, ему давно не с кем было поговорить.– А хорошее место было… Балконы на первом этаже, низко… Уютно под ними… и контейнеры рядом. Такого места больше нет… Неделю хожу, ищу.– Он изменил положение и тут же застонал.– Сейчас коленка совсем разболелась: как раз по ней ударил… ударился…

Канай налил ему водки.

– Выпей. Водка все лечит. У нас, Митя, оставайся. Вон та плита пустует.

Митя как будто испугался.

– А здесь можно? Переночевать только.

– Располагайся, какой разговор.

– На боковую пора,– сказал Митрич, встал и пошел к себе. Канай, Ырыс и Митя стали укладываться спать. Доцент и Валька давно спали.

А утром их разбудил заливистый лай Куклы. Напротив оврага стояли милицейский уазик и микроавтобус. Канаевское жилище было повернуто открытой стороной на запад, и бомжи могли все наблюдать, не вылезая из него. Мимо бомжей прошмыгнули мальчишки и Светка. Они всегда прятались от милиционеров, боялись, что их отправят в приемник-распределитель. Какая-то суета происходила у оврага. Появился Митрич. Сейчас только заметили, что нет Мити. Пришли два милиционера. Кукла злобно зарычала. Один, капитан, раскрыл папку и стал сердито и брезгливо их расспрашивать. Потом повел на опознание. По пути к ним присоединилась бледная, испуганная Наташа. На дне оврага, в кустах, лежал Егорыч с перерезанным горлом. Как поняли бомжи из отрывочных фраз, его убили вечером. Тело погрузили в микроавтобус.

– Я ваш бомжатник разгоню,– пообещал капитан на прощание. Машины уехали.

– Они Руслана и Толика увезли,– сказала девушка.

Бомжи вернулись к себе. Долго молчали. Появился Митя.

– Ты где был? – спросил Митрич подозрительно.

– Уазик увидел, спрятался. Я милицию избегаю.

– Избегаешь? Не в ладах с законом что ли?

– Нет, почему. В приемник не хочу.

– А от кого ты вчера бежал?

Митя смутился.

– Да какой из меня бегун.

– Ты вообще кто? – допытывался старик.– Как дошел до жизни такой?

– От поезда отстал. Документы мои, деньги в вагоне уехали.

Ырыс вдруг повернулась к Канаю.

– Что ж ты вчера с дядь Вовой не пошел?

Тот смущенно промолчал.

– Один предложил в хозяйстве его поработать, под Чимкентом где-то. Я согласился. Вот так я в рабство попал,– продолжал Митя.– Денег не платили. Вкалывали мы с утра до вечера. На стройке. Били часто. Все мы бомжи были. Но раз и с документами привезли. Восемь ошанок. Как бы по контракту. Паспорта у них сразу отобрали. Они на полях работали. Тоже оттемна дотемна. И их били. Делали с ними, что хотели. Сбежал я оттуда. Я тогда еще смелый был. Поймали. Так избили – до сих пор болит. Продавали меня, перепродавали. Оказался я в конце концов у фермера одного на Иссык-Куле. Скот мы у них с одним бичом пасли. Бил хозяин редко, но уж если стукнет – кувырком летишь. Убежите, говорит, поймаю – убью. В милицию, говорит, обратитесь – они же вас ко мне доставят. А действительно: он сотни две своих овец держал, а полсотни – милицейских начальников. Да я и не хотел бежать, боялся. Напарник уговорил. Неделю до Бишкека добирались. Он надеялся знакомых найти. И в первую же ночь его здесь в драке убили, на моих глазах. Такие же бомжи…

– Родные есть? – спросил Канай.

– Да никому я не нужен,– махнул рукой Митя.– Я сейчас так думаю: зря я убежал. Крыша над головой была, жратва. Работа не особенно тяжелая, со стройкой не сравнить. Ну бил хозяин, но не каждый же день, только когда напьется.

– Что-то ты совсем, мужик, раскис,– недовольно произнесла Ырыс.

– Нам унывать нельзя,– добавил Канай.

–Надеяться всегда надо,– сказал Доцент.

Ырыс посмотрела на небо.

– Выходить пора.

– Ты, Митя, тут оставайся,– решил Канай.– Пока нога не пройдет.

Тот испуганно посмотрел на него.

– Нет, я с вами пойду. Сегодня лучше.

– Тогда мы точно ничего не соберем,– проворчала Ырыс.

Бомжи взяли мешки и двинулись в путь. Митя старался не отставать.

7

Когда вечером бомжи как обычно собрались у Каная, он сказал:

– Не захотел Митя возвращаться. Скажем так: боится он этого места.

– И я боюсь,– вздохнула Валька.

Митрич сдвинул на лоб вязаную шапочку, почесал затылок, оглядел всех острыми глазками и произнес:

– Я так думаю: не они Егорыча грохнули. Его же, когда он от Назгуль-эдже шел, поезд чуть не переехал. Так, Валька? А Руслан с Толяном раньше в машину сели, до поезда. Помните? А поезд вечером один был.

– Они, не они – какая разница? – вздохнула Ырыс.– Дядь Вову-то не вернешь…

– Хороший был мужик,– всхлипнула Валька.– Душевный… То-то Кукла вчера у оврага кружила.

– Разница большая,– заметил старик.– Теперь вопрос: кого следующего прирежут?– Наступила тишина. Митрич затянулся сигаретой, продолжил задумчиво: – Да, бомжи своей смертью редко умирают. Кого замочат, как Егорыча, как Склеротика. Кто замерзнет. Кто от болезни подохнет, без лечения-то…

– А вот почему больницы бомжей не берут? – перебила его Ырыс.– Ведь они десять процентов бесплатно должны лечить, я знаю. Тех, у кого бабок нет. Нас то есть.– Они выпили.– Все от властей зависит. При Союзе бомжей не было.

– Всегда они были, – махнул рукой Митрич.– Вы все на власть свалить готовы. А что она сделает, если страна нищая.– Он ткнул сигаретой в сторону ржаво-бурых металлических конструкций недостроенного корпуса, сиротливо смотревших в небо.