Расколотый берег

– Власти могут запретить этот проект, – продолжил он. – Но они не выказывают ни малейшего желания сделать это. Говорят, это не территория побережья. Говорят, это компетенция совета графства. Получается, что любое место, находящееся не на территории побережья, могут захватить такие же безответственные застройщики? Я приехал сюда, чтобы призвать вас не играть в эти бюрократические игры. Объединенная партия Австралии поддержит вас в этой борьбе. И не только вас, а всех, кто так же, как вы, будет выступать по всей Австралии – и в маленьких, и в больших городах. – Бобби отер воду с лица, поднял руки вверх. – И еще. Вы знаете, что такое этот проект? Я вам скажу. Это плевок в будущее.

Под гром оваций Бобби Уолш наклонил голову и стряхнул дождевые капли.

Кэшин подумал, что Уолш заранее представил себе, как будет выглядеть в выпуске новостей: обаятельный политик, произносящий свою пламенную речь под проливным дождем.

Под непрекращающиеся аплодисменты Бобби сошел с эстрады. За ним выступал очень плохой оратор с небрежной стрижкой и неухоженной бородой – советник графства Барри Доулл. Когда дождь разыгрался не на шутку, Сью предложила заканчивать, поблагодарила всех и объявила сбор пожертвований в благотворительный фонд «Спасем устье».

Строй нарушился, люди хотели пожать руку Бобби Уолшу; он никому не отказывал, наклонился к старой леди и поговорил с ней, причем все это старательно снимали операторы. Школьный крокодил рассыпался, ребятишки разбежались по домам.

Кэшин с Кендалл пошли обратно.

– Ловко он, – сказала она. – Получил в моем лице еще одного избирателя. Я и не знала, что он местный.

– Подумай сначала, по душе тебе его политические игры или нет, – сказал Кэшин.

На главной улице Бобби Уолш давал интервью для новостей той женщине, которая прилетела вместе с ним. Теперь Кэшин вспомнил, где ее видел, – когда они с Давом выходили из участка, чтобы идти в суд. Она еще задала им вопрос.

Бобби оживленно разговаривал с Хелен Каслман. Он посмотрел через плечо. Встретился взглядом с Кэшином, что-то сказал Хелен. Они подошли.

– Я вас знаю, – заговорил Уолш. – Вы Джо Кэшин, двоюродный брат Берна Дугью. Мы вместе ходили в начальную школу.

– Правильно.

Они пожали друг другу руки.

– Как там Берн? – спросил он.

– Спасибо, хорошо.

– Чем занимается?

– Так, всем понемножку.

– Если бы не Берн, меня уже в начальной школе прикончили бы, – сказал Уолш. – Он был мой самый надежный защитник.

– Да, на это у него ума хватало, – ответил Кэшин.

Уолш рассмеялся:

– Видитесь?

– Каждую неделю.

– А когда Люка и Кори… – начал было Уолш. – Вы же там были.

– К сожалению.

– Очень печальный случай.

– Если детям позволяют свободно разгуливать с оружием, рано или поздно это плохо кончается.

Уолш пожал плечами:

– Ну, следствие выяснит, чье у него было оружие и кто стрелял первым. Передавайте привет Берну и скажите, что я все помню.

– Скажу непременно.

Они снова пожали друг другу руки.

– Не забудьте проголосовать за Объединенную партию Австралии, – напомнил Уолш.

– А можно голосовать за футбольную команду?

Уолш рассмеялся, а Хелен кисло улыбнулась Кэшину. Они вернулись к машине, и журналистка снова принялась задавать вопросы Уолшу.

По пути в участок Кендалл сказала:

– А ты не говорил, что знаком с ним.

– Он меня знает. Слышала про такого Билли Пиггота?

– Про Билли – нет. А Рэй Пиггот – тот да, фрукт.

– Что он натворил?

– Ограбил в гостинице торгового представителя, вытащил у него пятьсот с чем-то долларов. Тот прямо с утра жаловаться прибежал. Этим делом тогда в Кромарти занимались.

– А как он его ограбил?

– С этим торговым представителем не все было ясно, скорее всего… – Она досадливо махнула правой рукой.

– Пигтоты – это ведь столпы общества, – сказал Кэшин. – Ладно, я пошел, через пять минут начнутся две недели счастья.

– Везет тебе! А у нас всего только мальчишка-культурист да стажеры.

– Под твоим чутким руководством они быстро вырастут, – заверил ее Кэшин. – Надо лишь суметь быть мягкой, но решительной.

В ответ она дружески ткнула его кулаком в спину, что с учетом его звания было совсем неуважительно. Прямо-таки нарушение субординации.

После обеда на участок Кэшина из Кенмара приехал некто Мик, старик на восьмом десятке, и прошелся сенокосилкой по всей запущенной земле, усеянной разбитыми бутылками и металлоломом, то и дело натыкаясь на всякий хлам, скрытый высокой травой.

– С тебя можно деньги за травматизм брать, – пробурчал он, когда закончил работу и положил сенокосилку в свой грузовик. – Что, не так, что ли? И так сделал все, считай, за спасибо, а ты даешь несчастные шестьдесят баксов, будто на благотворительные цели.

– Я полицейский, – ответил Кэшин. – Присягал защипать налоговые законы нашей страны.

– Ладно, полтинника хватит, – сказал Мик.

Кэшин дал ему бумажку. Тот сложил ее, засунул под ленту шляпы. Народ в этих краях не слишком-то любил платить налог на товары и услуги от имени правительства. Собаки носились по участку, совершенно одуревшие от нового, неведомого запаха свежескошенной травы, а Дейв Ребб с Кэшином ходили вокруг развалин дома и делали замеры. Кэшин держал конец рулетки, а Дейв все тщательно записывал и зарисовывал на листе миллиметровки. Закончив, они сели на обломок стены, и Ребб показал Кэшину, что у него получилось.

– Здоровый, – сказал Кэшин. – И не представлял себе, что он такой здоровый.

– Похоже, твой предок не бедствовал.

– Да, у него были золотые прииски, и все деньги он вложил в этот дом. По-моему, еще лошадей держал.

Налетел порыв ветра, пригнул траву. Запахло сырой землей и холодным морем.

– Видно, он совсем тронулся, – сказал Ребб. – Не мог потеплее места найти?

– Повыделываться надо было, – ответил Кэшин. – Поэтому здесь и строился. Кэшины еще до того у всех тут были поперек горла. Потом, вообще-то, тоже…

Ребб сделал самокрутку, закурил, снял щепотью крошки табака с нижней губы.

– Так ты что же, хочешь его переплюнуть?

– Да, хочу. А что тут такого?

– Ничего. Мне-то что?

Они поднялись. Сильный ветер едва не сбивал с ног. Собаки куда-то делись, но, почувствовав, что их ищут, ненадолго вернулись, а потом опять умчались по своим неотложным делам. Кэшин подумал, уж не глупость ли он затеял. Еще не поздно было все свернуть.

– Картинку нашли? – спросил Ребб. – Тут одна стена развалилась к чертям собачьим. И еще надо времянку соорудить, чтобы инструмент не намок.

Они пошли обратно; в долине уже сгущались сумерки. Дни заканчивались рано, и всего за двадцать минут день сменялся чернильной темнотой ночи. От наклонов у Кэшина все ныло.

Уже у сарая Ребб сказал:

– Старикан дал мне кролика. В холодильнике лежит. Видел?

– Нет.

– Два дня уже. Сегодня, пожалуй, приготовим.

Кэшин промолчал – на кухню совсем не тянуло.

– Ладно, я сам сделаю, – понял его Ребб. – Рагу из кролика сойдет?

Кэшин задумался. Полицейский знакомится с бродягой, этот бродяга поселяется у него, готовит еду. Местным это наверняка будет очень интересно. Вот это да! Детектив и бродяга… Очень, очень любопытно…

Ладно, хватит.

– Отлично, – произнес он. – Вперед и с песнями.

Он покормил собак, развел огонь, достал пиво, сел и почувствовал, что боль чуть-чуть отпустила. Ребб умело орудовал на кухне – разделывал кролика, мелко резал чуть увядшие овощи, жарил мясо.

– Вино? – осведомился он, ткнув в бутылку на полочке. – Бережешь для особого случая?

– Да нет… Штопор вон там.

Ребб откупорил бутылку, налил вино в кастрюлю, плеснул воды.

– Готово дело! – довольно заметил он. – Скоро приду.

Он вышел в боковую дверь, за ним двинулись и собаки. Кэшин задремал над газетой. Ребб и правда воротился скоро; собаки, как всегда, влетели первыми, радостно подбежали к Кэшину, как будто вернулись по крайней мере с Северного полюса и не чаяли увидеть любимого хозяина.