Неизвестный

Он был уверен, что духи населяли все предметы, и, находясь тут, он ощущал связь с богами. Они слушали его, а он внимал их голосам. Они говорили, как следует поступить, давали ему утешение и поддержку и не скупились на похвалу, если он совершил то, что пришлось им по вкусу. Они руководили им, и без них он бы не справился. Они сообщали ему о своих желаниях и указывали на вещи, которые он мог позволить себе присвоить. Он был рад угодить им и рассчитывал получить награду, когда для этого настанет время. Их отношения, как и у людей, строились на принципе взаимопомощи: обе стороны давали что-то и получали что-то взамен.

Какие-то предметы он оставлял у себя дома, другие — продавал. Он вынужден был это делать — ответственность, которую он не колеблясь взял на себя. Всё скрытое под землёй и вновь увидевшее свет принадлежало ему и его роду — уверенность в этом лишь крепла с годами. И уж лучше он позаботится о находках, чем их запрут в витрине какого-нибудь столичного музея. Раз им всё равно суждено покинуть остров, он сам решит, куда они отправятся. Он ласково касался кончиками пальцев полок стеллажей. Каждая коробка аккуратно помечена и пронумерована, но редко кто появлялся здесь, чтобы проверить, что её содержимое соответствует надписи на этикетке. Никаких помех на его пути. Он начал заниматься этим пару лет назад и с тех пор так и не смог остановиться. Это был его мир, и никто не посмеет отнять его. Он ни за что не ослабит хватку.

Впервые в жизни он ощутил важность того, что делает. Ему поручили задание, к выполнению которого он подошёл со всей серьёзностью.

Следователи решили, что за день нужно успеть допросить всех участников практикума и преподавателей. Для этого они поделили вызванных в управление между собой. Комиссар с Карин взяли на себя того, с кем Мартина общалась более тесно, — американца Марка Фезерса. Кроме него, им достался преподаватель по имени Арон Бьярке. Рабочий день получился долгий, и Кнутас уже порядком устал.

Допрос Арона Бьярке проводил комиссар, Карин присутствовала в качестве свидетеля. Когда они заняли места в комнате для допросов, Кнутас не удержался и громко зевнул, тут же извинившись.

Бьярке работал со студентами во время вводного теоретического курса, он читал им лекции по архитектурно-ландшафтной реконструкции и фосфатному анализу. Это был высокий мужчина средних лет, с мягкими чертами лица. Его каштановые волосы уже начали редеть на лбу, но в остальном он выглядел моложе, чем на свои сорок три года. У него была ухоженная бородка. Густые загнутые ресницы окаймляли зелёные глаза.

— Что вы можете рассказать о Мартине Флохтен? — начал допрос комиссар.

— Боюсь, совсем немного. Она была милой и приятной девушкой, очень интересовалась эпохой викингов. У меня сложилось впечатление, что она лучше подкована, чем остальные в группе, в целом она казалась увлечённой археологией.

Если бы не явный готландский диалект, Кнутас мог бы поклясться, что перед ним кто угодно, но не житель острова. Эти отутюженные брюки и стильный пиджак — на всём был лоск прирождённого горожанина. А голос и манера говорить удивительным образом не сочетались с этой внешностью, в которой было что-то обезоруживающее. Арон Бьярке замолчал и дружелюбно смотрел на Кнутаса, ожидая следующего вопроса.

— Вам доводилось общаться с ней лично, вне лекций?

— Наедине ни разу, но мы несколько раз собирались всей группой, ужинали дома ещё у одного преподавателя, ходили в бар, играли в кубб [3]в парке Альмедален. Но тогда мы были вместе со всеми.

— Вы были в Варфсхольме в субботу вечером?

— Нет, и я почти не виделся со студентами с тех пор, как они уехали из Висбю на раскопки во Фрёйель.

— Где вы находились в субботу вечером?

Вопрос удивил Арона, и он мягко спросил:

— Вы меня подозреваете?

— Нет, что вы. Это обычный вопрос, мы его всем задаём, — пояснил комиссар, — Так что вы делали?

— Ничего особенного. Смотрел телевизор дома.

— Вы были один?

— Да.

— И вы живёте один?

— Да.

— У вас есть дети?

— Нет, во всяком случае пока.

— Вы никуда не выходили из дому?

— Нет, я засиделся допоздна и лёг где-то около полуночи. Обычное дело.

— Вы не замечали, Мартина встречалась с кем-то из студентов или, может быть, с преподавателем?

Вопрос, казалось, озадачил Арона.

— Ну, вы знаете, о таких вещах судить нелегко. Примерещится одно, а потом вдруг окажется другое. Так что я бы не стал тут ничего говорить, — заявил он в итоге с серьёзной миной.

— Что конкретно вы хотите сказать? — поинтересовалась Карин, сидевшая поодаль.

— Мартина была девушкой видной и любила покрасоваться перед мужчинами. Это бросалось в глаза, а они по ней с ума сходили.

— Кто-нибудь из них проявлял к ней особый интерес?

— Не могу сказать с уверенностью, — протянул он. — В общем, был один человек, который уделял ей больше внимания, чем следует, но я, конечно, тут могу и ошибиться.

— Кто это?

Арон Бьярке нервно заёрзал на стуле:

— Мне неудобно говорить, поскольку речь ещё об одном преподавателе. И если уж быть до конца откровенным, то я имею в виду руководителя практикума Стаффана Мельгрена.

— Вот как?

— Вам следует знать: он не раз заводил интрижки с симпатичными студентками. Ужасно так говорить, но он просто не умеет держать себя в руках. В общем, это не первый случай, вот и всё, что я имел в виду. — Арон Бьярке наклонился к комиссару и, понизив голос, продолжил: — Стаффан Мельгрен — самый настоящий бабник. Об этом все знают. Он, наверное, был верен жене не дольше недели после свадьбы. А поскольку он не прочь полакомиться, — тут Бьярке поднял ладони в воздух и изобразил кавычки, — ягнятинкой, то в его сети нередко попадают молоденькие студентки, все сплошь увлечённые своим преподавателем, — лёгкая жертва для него.

Арон явно не скупился на слова. Его откровенность удивила обоих полицейских. Кнутас заметно приободрился:

— Вы хотите сказать, что у Мельгрена и раньше были отношения с его студентками?

— Конечно. Более того, это само собой разумеется. Если Стаффан ведёт какой-нибудь курс, то вряд ли дело обойдётся без интрижки как минимум с одной из слушательниц.

— И как давно он начал вести себя подобным образом?

— Да уж лет десять, не меньше.

— А жена Мельгрена знает о его похождениях?

— Не думаю, она такого не потерпит.

— Я так понимаю, вы довольно хорошо знаете Мельгрена?

— Мы больше пятнадцати лет работаем вместе.

— Как же ему удаётся хранить измены в тайне?

— У них с Сюзанной совершенно разный образ жизни. Она сидит с детьми, следит за домом и садом. А он всё время на работе. Вряд ли они проводят время вместе. Каждый сам по себе.

— На что конкретно вы обратили внимание, увидев, как Мельгрен общается с Мартиной?

— Я не возьмусь утверждать, что между ними были отношения. Мы ведь не так часто пересекались. Я читал лекции, а он занимался своими делами, но в самом начале, когда мы собрались в Висбю, у нас были вводные теоретические занятия для всей группы. А поскольку я уже имел счастье наблюдать Стаффана в действии, так сказать, то я сразу же замечаю, когда он начинает очередное ухаживание.

— И в чём это проявляется?

— Да всё как обычно. Он смотрит на заинтересовавшую его девушку долгим взглядом и молчит или постоянно шутит и смеётся с ней. Все эти старые приёмчики настолько примитивны, что просто смешно.

— То есть вы практически уверены, что у них была связь, верно?

— Я бы сформулировал таким образом: убили молодую девушку, и это всё очень серьёзно. Я, разумеется, не хочу указывать на кого-то пальцем, утверждая вещи, в которых сам толком не уверен, создавая ложное впечатление о человеке. Для этого нужно знать конкретные факты. Но я точно могу сказать: он пытался добиться от Мартины взаимности. Удалось ему это или нет, не знаю. Тут мне ничего не известно. После того как закончился вступительный теоретический курс и студенты уехали во Фрёйель, я Мартину больше не видел.