MKAD 2008

Позавчера некий случай произошел, не со мной, слава богу. Но я был ему свидетелем, и сердце мое сжалось от ужаса, ибо я сразу представил себя на месте той дамы и не нашел тогда слов, и сейчас не нахожу, чтобы описать ее состояние.

Люблю я у окна чай пить.

Вот так сидел я сегодня и пил чай при открытом окне, держа в энкавэдэшном подстаканнике, на блошином рынке купленном, чай с бергамотом. И в тот момент, когда решил сдуть серебристую пыльцу с дымящегося зеркальца, на подоконник упала сосулька. С бивень слона размером, как мне показалось. Как бы то ни было, но если бы я следом увидел слона, веревочкой к воздушному шарику привязанного, ничуть не удивился бы. И вылетел бергамот из чая, а чай из стакана, и хлынуло мне все это по отдельности на то место, простите, которое к чаепитию совершенно не расположено.

Но это относится к весенним мерзостям, а никак не к случаю, на глазах моих произошедшему. Впрочем, случаи эти похожие, разве что без бергамота.

Возникло на дверях каждого подъезда объявление угрожающего характера в прошлую субботу. Из меня, знаете, никак не может выветриться дух замученных в сталинских лагерях и порубленных Батыем предков. Когда я вижу на двери объявление, у меня сразу холодеют ладони. Ибо никогда еще на бумаге, недоброй рукой работника ЖЭКа прижатой к двери, не была написана добрая весть. Это или война, или воду отключат, что еще хуже в некоторых случаях. И безобидное на этот раз сообщение на бумаге было, и предупреждалось им, что в субботу, в 11:00 будет сброшен снег с крыши нашего 11-этажного дома. И что машины-то убрать, конечно, лучше, если, конечно, машины жаль. Так, на всякий случай. Я машину под окном не ставлю никогда. Три года назад из чьей-то блядской руки вывалилась вилка, – не исключаю, что не вывалилась, а была интеллигентной рукой выбита, – и упала на капот моей «Тойоты». С тех пор двор для меня стал глазом дракона, и я наматываю по сто лишних метров от дома до стоянки.

Примечательно и характерно, что сброс снега был запланирован на 11:00, а объявление засветилось бельмом в 9:00. Тем не менее я подивился тому, как незаметно и быстро исчезли со двора все авто.

Первая серия, она же – прелюдия этого триллера под названием «Крик», закончена. Можно сходить перекурить.

Вторая серия.

Живет в соседнем подъезде мужик, которого все почему-то считают колдуном. Я его вижу часто, на колдуна он похож, как я на испанского летчика, но в глаза ему на всякий случай все равно не смотрю. Колдун трудоустроен неплохо. Разместив ПБОЮЛ по месту жительства, – в одной из комнат сдаваемой в аренду двухкомнатной квартиры, – он принимает братков, моргающих, как цветомузыка, потертых временем и дорогами дам и других умалишенных, которые всегда готовы выложить по 10–15 тысяч рублей за привороты-отвороты, смерть врагу и провокацию эректильной дисфункции любовникам своих неверных, потрепанных временем и дорогами дам. В общем, ходят к нему те, кто хочет чьей-то погибели и кто сам желает ее избежать. Моя писательская фантазия подсказывает мне, что к колдуну по очереди ходят обе стороны впотай друг от друга. Помогает он, конечно, всем. И моя писательская фантазия опять наталкивает меня на мысль, что он дает себе отчет в некой зеркальности своих колдовских мероприятий, но тем не менее поступает вопреки здравому смыслу. Я его понимаю. А еще лучше его понимает мой знакомый по стоянке Виталька, который живет в соседней комнате той самой арендуемой квартиры и который все звуки, коими сопровождается изгнание или, наоборот, форум демонов, слышит так, как если бы все это было адресовано ему. Против такого паранормального соседа он не протестует, справедливо полагая, что иметь своего колдуна во фрэндах не каждому выпадает счастье. Отчасти со слов Витальки эта история и рассказывается сейчас.

Поведал он ее мне вечером того дня, как увидел я картину, заставившую сердце мое покрыться коркой льда.

В очищенный от машин двор, радуясь, верно, что как же хорошо жить в таком не запруженном автотранспортом дворе, въехал «Лексус-RX-350» черного цвета и припарковался у колдунского (Виталькиного) подъезда. Из него вышла женщина лет сорока пяти на вид. Я сразу понял, по чью душу посетительница, точнее сказать, кому она свою принесла. И в темпе, в котором обычно идут за гробом королевских особ, взошла она на ступени.

Я стоял, пускал в окно ржавый от зависти сигаретный дым, и фантазии мои, свойственные только одним гороскопическим субъектам – Рыбам, не давали мне покоя. Я думал о том, что можно выйти во двор, дождаться появления расколдованной бабы и предложить поменять ее 350-й на мой 300-й. Без доплаты, разумеется. «Она бы согласилась», – хрипели мне в ухо самые худшие из характерных рыбьих черт. Я только что закончил думать о том, что на стоянке стоит ее 300-й, а я вижу свой 350-й, как на тот, что я видел, упал огромный кусок льда с примерзшим к нему сугробом снега.

Мастер эротической прозы описал бы эту картину так:

Я делаю паузу, чтобы вы могли представить, отчего бергамот оказался на моих брюках спустя двое суток после случившегося.

Мысленно я быстро поменял «Лексусы» местами. Ее подогнал к подъезду, свой поставил на стоянку.

Через минуту появилась она, – в распахнутой норковой шубке, словно от паха до горла вспоротая безумным охотником медведица, – дама стала бегать вокруг машины и махать лапами.

Я не мог дальше смотреть на это. С мертвым сердцем я сел в кресло и включил телевизор. Дальнейшее продолжение истории ведется от лица Витальки: «…я как увидел эту суку, сразу возненавидел. А она ему в комнате говорит: „Мне бы хотелось, чтобы эта молоденькая дрянь, что от него понесла, аборт сделала“. Колдун сообщил, что он не гинеколог, а всего лишь психолог и видит прошлое и будущее, но даже и в таком своем сверхъестественном состоянии не в силах повлиять на промысел божий, но она дала ему 20 тысяч, и он согласился. Полчаса они там что-то кашеварили, такое впечатление, что он аборт как раз и делал, а потом я услышал совершенно лишний в данной ситуации вопрос. Он был столь же не к месту в той комнате, как был бы не к месту Святой Валентин: „Скажите, а бог простит?“ Колдун: „Не вы же аборт делать будете“. Этого оказалось достаточно. Через минуту программа дистанционного прерывания беременности была установлена, произошел расчет, а еще через мгновение раздался вой во дворе».

Моя хрустальная, несбыточная мечта теперь – узнать, сделала ли та девчонка аборт.

Мечта номер два – «Лексус-RX-350». Но это, кажется, еще более недостижимая мечта.

Добравшись до Управы, я оставил машину на парковке и поднялся на наш этаж. Приехал я, кажется, первым, и это еще больше испортило мне настроение. Тишина, в раздевалке вокруг витает характерный запах спортивного зала, мужской силы и отрешенности. Хоть волком вой.

Стоя в трусах и носках, я вынимал из кабинки камуфляж и снаряжение. Нет страшнее картины, наверное, чем мужик в трусах и носках. Мне отец всегда говорил – прежде чем снять брюки, стяни носки. Наличие носков лишь подчеркивает, что ты в трусах. Отсутствие оных позволяет играть мышцами и делать вид, что не обстоятельства тебя раздели, а твоя воля. Но привычка не прижилась. Ребенком я оказался трудновоспитуемым.

Через пару минут появился, слава богу, Касьяненко. Здоровый парень казацкого происхождения, разговорчивый до омерзения. Иногда за это хочется его убить.

Натянув брюки и куртку, я застегивал пуговицы, «молнии», трещал липучками. Пустой разгрузочный жилет валялся под ногами, мешал мне, но отодвигать его в сторону было лень.

– Проголосовал? – спросил он, предполагая, видимо, что я из тех, кто ходит на выборы.

– Сходил. Проголосовал. Честно сказать, не впечатлило. Попусту потраченное время. Девчонки все древние, самой молодой не меньше пятидесяти, макияж второсортный, костюмы подобраны второпях. Занавески на кабинках не в тон стенам спортивного зала. Мент у входа хранит на бровях чувство вины за вчерашний день. – Нагнувшись, я поднял «разгрузку» и накинул ее на плечи. – Кастинг наблюдателей явно не проводился, брали первых попавшихся. Тот что слева имел вид изнуренного онанизмом начальника вещевого склада воинской части, вторая смотрела на мир сумасшедшими глазами сквозь стекла огромных очков в плексигласовой оправе. Что она могла наблюдать, я не понимаю. Третьего не было, хотя стол для него имелся.