Оборотни в погонах

В этот момент Гуров и Крячко одновременно ударили его ногами, и гиганта отбросило назад в квартиру, где он и приземлился на спину со страшным грохотом.

Чтобы не привлекать внимание жильцов соседних квартир шумом драки, оба сыщика быстро зашли в квартиру и закрыли дверь. Потом Крячко ринулся к поверженному сопернику и, пока тот не пришел в себя, быстро и не церемонясь завернул ему руки за спину и надел наручники. Гуров, в свою очередь, закрыл входную дверь на замок.

– Господи! Гости-то какие пожаловали! Радость-то какая видеть вас! – послышались радостные возгласы из внезапно открывшейся двери, ведущей в одну из комнат.

Тощий лысый мужичишка выскочил в коридор и, радостно взмахнув руками, засуетился, кидаясь с рукопожатием то к одному гостю, то к другому.

– Надо же, какие гости, а! Ну надо же, как я рад видеть вас, господин Крячко, и вас, господин Гуров! Спасители вы мои!

– Слушай, Лаврик! – оборвал поток его щенячьей радости Стас. – Во-первых, прекрати орать и провозглашать наши фамилии на весь дом, во-вторых, вообще прекрати орать, и в-третьих, расскажи нам, что это за зверье у вас тут завелось?

– Это, – Лаврик на секунду уставился своими темными глазками-бусинками на лежащего на животе мужчину. – Это Микола, сосед наш новый, из Кустаная недавно приехал. Гнида редкостная, вертухай в отставке. Всех нас тут к стенке поставить хочет, сучара позорная.

– Я тебя, придурка, не только к стенке поставлю, я тебя и расстреляю, – простонал Микола, который потихоньку начал приходить в себя. – И вас, козлы, тоже удавлю, если браслетики мне не снимете по-хорошему!

В ответ на эти угрозы великана Крячко наступил ему на физиономию тяжелым башмаком так, что носок попал на ухо, а каблук на челюсть. И без того красная от злости физиономия Миколы сделалась густо-бордовой.

– Ну ты, козел кустанайский, еще раз вякнешь, я сам тебе репу в лепешку превращу. Скотина, чуть челюсть мне не сломал.

– Я всех вас, гадов, ментам сдам, бомжи зачуханные, – продолжал сипеть Микола, смешно чмокая при этом губами. – Марья Павловна, звони в мусарню скорее.

Последний возглас явно был обращен к соседке, и Гуров заметил, что дальняя дверь в коридоре приоткрыта и за ними с интересом наблюдает в щель маленькая сухенькая старушка в платочке.

– Не надо звонить в милицию! – сказал Гуров и, достав из кармана удостоверение, подсунул его к физиономии драчуна из Кустаная. – Теперь ты понял, на кого руки распустил? – спросил его Гуров. – Лежи здесь, морда, и если ты еще хоть раз пикнешь, то я тебя, урода, засажу за нападение на милицию и сопротивление при исполнении!

– Да его давно бы прижать надо, беспредельщик он страшный! – начал было Лаврик, но Гуров его грубо оборвал:

– Заткнись и иди к себе в комнату, нам поговорить с тобой надо.

Лаврик сметливо кивнул и юркнул к себе в берлогу. Следом за ним последовали Гуров и Крячко.

Испуганным взглядом их провожали не только старушка, но и лежащий на холодном полу Микола, не решавшийся напомнить о своем бедственном положении.

– Когда этот жлоб здесь появился?! – раздраженно спросил Стас, в котором еще клокотало негодование от нанесенных побоев и азарт от пережитой драки.

– Да вот как Петрович, сосед наш, крякнул, паленой водяры перепив, так его дочь и продала комнату этому паскуде, – поспешил с ответом Лаврик. – Считай уж полгода он нам тут террор устраивает.

– И в чем же этот террор заключается? – поинтересовался Гуров.

– Так этот же паскуда надзирателем работал раньше, вот он из нашей квартиры тюремную камеру и организовал, – верещал Лаврик. – Заставляет меня полы по всей квартире мыть, деньги и водку отбирает, говорит, что бабки на оплату квартиры идут, а водку только по праздникам мне теперь пить можно. Всех приятелей моих поразогнал, а кому и по башке настучал, падла. Говорит, что здесь не бомжатник, и никого сюда не пускает. Я только днем, пока его нет, могу людей пригласить.

Лаврик был возмущен, пользовался возможностью впервые за полгода высказаться открыто и не боясь по поводу квартирного тирана.

– Приятеля моего Гогу, интеллигентного человека, в прошлом, конечно, журналиста, между прочим, отлупил и на мусорку отнес, скотина, – продолжил рассказ о подлостях соседа Лаврик. – Тот не хотел от меня уйти, сказал этому гаду, что имеет право общаться со мной и находиться у меня дома, а этот боров ему чуть голову не отвинтил. Гога до сих пор с синяками ходит.

– Ну, доходы у попрошайки от этого меньше не стали, народ побитого больше жалеет, – предположил Крячко.

– Да при чем здесь это?! – немного обиделся Лаврик. – Если хотите, то синяки можно и подрисовать, а Гога работать не мог после этого.

– Ну надо же, – усмехнулся Крячко, глядя на Гурова. – Он о попрошайничестве говорит как о руководящей работе в министерстве.

Лаврик неожиданно горделиво выпрямил спину и с оскорбленным самолюбием в голосе произнес:

– Ну, если общество отторгает нас от одного социума, то мы должны приспосабливаться жить в другом, и если человек талантлив, то он творчески делает любую работу.

Гуров улыбнулся и еще раз осмотрел комнату со скудной убогой мебелью, остановившись взглядом на книжной полке. Она была почти пуста за исключением трех книг.

Гуров взял в руки первый попавшийся том. Это был Диккенс, «Большие надежды».

– Вот ты говоришь, что общество вас отринуло, а сам не можешь даже водку пить бросить без посторонней помощи. Для этого потребовался отставной вертухай, который тебя силком в трезвое будущее потащил.

– Да что вы, Лев Иванович, водку я и сам давно уже не жалую, – снова оживился Лаврик. – Я в последнее время больше на травку перешел. Эффект, знаете ли, от курева помягче, поутру не так тяжело вставать, а кайф от него куда благороднее.

В этот момент Гуров раскрыл томик на месте, где он был чем-то заложен, и обнаружил, что в качестве закладки использован прозрачный пакетик, наполненный мелко рубленной соломкой бледно-зеленого цвета. Название этой травы и ее предназначение не вызвали у Гурова никакого сомнения.

– У нас на вокзале в последнее время стали продавать замечательное зелье, – Лаврик продолжал развивать тему, нисколько не смущаясь тем, что Гуров обнаружил его тайник. – Исключительного качества товар, и главное, травка не водка – ее легче спрятать от этого урода толстопузого. А вы, Лев Иванович, молодец, опытный сыскарь, сразу обнаружили мою нычку.