Секреты для посвященных

На глазах у Клычева главный инженер взял со стола пачку денег и, поразмыслив немного, протянул ее какому-то человеку. Тот обернулся. Клычев узнал бригадира Вяткина, давнего своего соперника.

Вяткина привела в контору острая нужда. Можно даже сказать, беда. Впрочем, поначалу он это бедой вовсе не считал. Ну, залез в казенный карман, взял деньги, но ведь не для себя, а в интересах дела. Нужно было срочно расплатиться с шабашниками, в данном случае — со своими же рабочими, которые подрядились за две недели соорудить в нерабочее время склад. Необходимость строительства склада, где хранилась бы произведенная из древесных отходов мелочь — шпальник, тарная дощечка, щепа, — ни у кого сомнения не вызывала. С ведома главного инженера Вяткин для расплаты с рабочими залез в казенные деньги. Главное, расплатиться, а там видно будет, как-нибудь вывернется, как не раз уже выворачивался.

Но тут случилась забастовка в автохозяйстве, в разные организации пошли анонимки (вон даже до Москвы дошли — корреспондента прислали), в леспромхоз зачастили с проверками комиссии. Каждое лыко ставят в строку. То, что раньше сходило, теперь могло послужить причиной серьезных неприятностей. Долго ли хозяйственную предприимчивость объявить преступной махинацией? У нас это быстро, раз-два и готово. Обвинительная речь прокурора.

Во вторник Святский строго-настрого предупредил Вяткина, чтобы с отчетностью навел полный ажур. «Не выйдет — приходи, помогу». Вяткин хотел обойтись без подмоги, прикидывал и так и этак — не выходит. Хочешь не хочешь, а придется идти за подмогой к Святскому. Для визита в контору выбрал пятницу — конец недели, все дела закруглены, можно не спешить, поговорить спокойно, без помех.

День клонился к вечеру. И хотя погода испортилась, небо затянули тучи, задул холодный ветер, Вяткин, направляясь в контору, шел не спеша, получая от своей прогулки удовольствие. Он любил лес и знал его. Накрепко запала ему в душу отцовская наука. Как-то раз сын, располагаясь на отдых, воткнул топор в ствол и тотчас же услышал гневный окрик отца: «Что делаешь! Дерево — живое. Ему же больно!»

Отец воспринимал лес как живое существо, наделял породы деревьев разными чертами человеческого характера. Позже Борис прочел об этом в одном журнале: древние считали, что береза отличается постоянством, яблоня — твердостью, ель — терпением… То, что ему представлялось отцовской наукой, оказывается, шло из древности, переходило из поколения в поколение. А сейчас стало напрочь забываться. «Природа — мастерская, и человек в ней работник…» «Нечего ждать милостей от природы, взять их у нее — наша задача…» По дороге Вяткин с болью то тут, то там отмечал раны, нанесенные лесу человеком: изуродованные трупы деревьев, искалеченный подрост, перепаханная тяжелыми гусеницами земля, с которой здесь и там грубо сорвали верхний плодородный слой.

Придут ли на смену сведенным хвойным красавицам столь же ценные породы деревьев? Вряд ли. Если и разрастется, то малоценная осина, которую лесозаготовители оставляют на корню, обходят, как в древности пахарь, идущий за плугом, оставлял в стороне неподъемный камень. «Негоже так, негоже», — не раз в сердцах говорил себе Вяткин. Вот почему он с такой радостной готовностью отозвался на мысль нового главного инженера попытаться отыскать такое решение, которое позволяло бы связать воедино рациональное лесопользование и восстановление лесов. Вяткин успел оценить усилия Святского, его судьба стала небезразлична ему. Нужно позаботиться, чтобы у главного инженера не было неприятностей. Но как это сделать, как покрыть образовавшуюся денежную недостачу?

Святский, выслушав бригадира, решил вопрос просто. Полез в сейф, достал пачку денег, отсчитал требуемую сумму.

— Мои личные, — проговорил в ответ на удивленный взгляд Вяткина. — Наследство получил. Даю взаймы… Потом что-нибудь придумаем.

И перестал — о деньгах. Жарко, горячо заговорил о том, что постоянно занимало его: как спасти лес. Они оба — Святский и Вяткин — хотели одного, но, как выяснилось, пути спасения видели разные. Главному инженеру виделась картина почти идеальная: леспромхоз и лесхоз совместились, это целое, некое двуединство. Заготавливая лес, это новое предприятие само будет очищать лесосеки, собирать порубочные остатки, сохранять подрост. А это значит, посев и подсадка уже не потребуют столько усилий, столько затрат, а за судьбу молодого леса можно будет не беспокоиться. Он слышал, что где-то уже возникают такие комплексные образования, но хорошо работают или плохо — не знал. Вяткин же, испытывая к начальнику горячую благодарность (только что выручил с деньгами), тем не менее не мог с ним не спорить.

— Что же это получается?! — сказал он. — Тяни-толкай о двух головах? Одна смотрит в одну сторону, а другая — в другую, одна тянет направо, другая — налево… Что же из этого выйдет хорошего?

Святский опешил. Его маленькое личико с обвисшими мышцами, слабым подбородком, несмелой, блуждающей улыбкой на тонких губах изменилось, приобрело обиженное выражение.

— Что же, по-твоему, так и оставлять все, как идет, государству на погибель?

Вяткин не рад уже был, что вылез со своим «тяни-толкай», огорчил начальника. Но все-таки, выражая наболевшее, попробовал вставить:

— Может, не объединять надо, а решительно разделять? А нельзя ли так сделать: те, кто потребляет лес, за все платят чистоганом? Потребил — плати… Не восстановил — плати втридорога.

— Кому же это платить?

— Как кому? Государству…

— Государству — это значит никому.

— Тогда своей республике, краю, Советам. Те уж свое получат, будьте уверены.

Святский в задумчивости поглядел на него. Потом спохватился:

— К этому мы еще вернемся. Обмозгуем. А сейчас… некогда. Меня московский корреспондент заждался. Хочу ему все рассказать, все объяснить. А не то бабахнет с чужих слов статейку, и беды не оберешься. Я вот тут для корреспондента приготовил кое-какие записи…

Он снова нырнул в сейф, достал ученическую тетрадку, сунул в карман. Захлопнул тяжелую дверцу, звеня ключами, стал запирать.

— Не боязно здесь, в лесу, держать такие суммы? — спросил Вяткин.

Святский усмехнулся, постучал по облупленному углу сейфа рукой:

— Тут есть такая бумаженция, которая для меня дороже денег. Теперь мой враг у меня в руках. Я его в бараний рог согну. — Тонкими, слабыми руками Святский показал, как он расправится со своим врагом.

Вяткин еще раз поблагодарил его за деньги и вышел из конторы. Было темно, холодно, мрачно. Может, под влиянием всего этого и мысли у него потекли мрачные, опасливые. Вдруг припомнилось: в тот момент, когда Святский протягивал ему пачку денег, в окне, в темнеющей щели между занавесками, будто мелькнуло чье-то лицо. Кто-то стоял под окном. Тогда подумал: померещилось. В светлой, теплой комнате, где их со Святским было двое, мысль о нехорошем не пришла ему в голову. Здесь, в лесу, в кромешной тьме, вдруг возникла поначалу неясная, а затем все более отчетливая тревога. А что, если сейфу с деньгами, а может, и самому Святскому угрожает опасность? Вспомнилось и словцо о «враге», который-де теперь в руках у Святского. А что, если не враг у Святского, а Святский у врага окажется в руках?

На середине пути он круто повернул и побежал назад. Тревожная сила несла его по лесной дороге, чудом оберегая от невидимых в темноте ям и коряг.

В конце дня в контору, где расположился следователь Трушин, с решительным видом вошел московский корреспондент Вячеслав Грачев.

— У меня есть важное сообщение, — сказал он.

— Слушаю…

— Днем, при осмотре трупа Святского, как я заметил, вы нашли бумажный пыж…

— Нашел. Судя по всему, вы уже где-то видели такой же?

— Не только видел, но и держал в руках.

— Когда?

— Вчера.

— Так… В какое время? При каких обстоятельствах?

Вячеслав рассказал о вечернем чаепитии в комнате Раисы и так некстати прервавшем его выстреле.