Дело о пеликанах

Она удачно пристроилась к группе подвыпивших, но хорошо одетых подростков, и через пару минут дождалась поезда. Вагон не был переполнен, и она села у центральных дверей. «Смотри в пол и держись за сумку», — говорила она себе. Уставившись под ноги, она все же изучала людей сквозь темные очки. Вечер для нее был удачным. Никаких бродячих панков с ножами, нищих, извращенцев. По крайней мере она таких не видела. Но для новичка тем не менее это был волнующий момент.

Подвыпившие детки сошли на Таймс-сквер, и она выскочила на следующей остановке. Дарби никогда не видела Пенн-стейшн, но сейчас ей было не до осмотра достопримечательностей. Может быть, однажды она вернется и будет целый месяц любоваться городом, не чувствуя необходимости следить за появлением Обрубка и Худощавого и бог знает кого еще из их компании. Но только не теперь.

За пять минут она нашла свой поезд, в который как раз проводилась посадка. Опять она сидела в глубине вагона и наблюдала за каждым пассажиром. Знакомых лиц не было. Боже милостивый, сделай так, чтобы никто не приклеился к ней во время этого замысловатого побега. Вновь ее ошибкой была кредитная карточка. Она купила четыре билета в Охарэ по «Америкэн экспресс», и каким-то образом им стало известно, что она в Нью-Йорке. Она была уверена, что Обрубок не видел ее, но он находился здесь и наверняка имел друзей. Их могло быть человек двадцать. В таком случае она не могла быть уверена ни в чем.

Поезд отошел на шесть минут позже. Он был наполовину пустым. Она достала из сумки книжку в мягкой обложке и притворилась, что читает.

Через пятнадцать минут они остановились в Ньюарке, и она вышла. Ей везло. Рядом со станцией стояла вереница такси, и еще через десять минут она оказалась в аэропорту.

Глава 34

В это ясное и прохладное субботнее утро Первая леди находилась во Флориде, где собирала деньги с богатых. Президент хотел поспать подольше, а затем, когда проснется, поиграть в гольф. Но времени было только семь, а он уже сидел за рабочим столом и слушал, как Флетчер Коул настоятельно рекомендует сделать то-то и то-то. Накануне Коул беседовал с генеральным прокурором Ричардом Хортоном и сейчас был встревожен.

Открылась дверь, и вошел Хортон. Они обменялись рукопожатием, Хортон сел напротив. Коул встал рядом, вызвав тем самым раздражение у президента. Хортон говорил скучно, но искренне. Он не был тупым или меланхоличным, просто сначала думал, а затем уже делал. Он задумывался над каждым словом, прежде чем произнести его. Его преданность президенту не вызывала сомнений, и на его здравомыслие можно было полагаться.

— Мы серьезно рассматриваем вопрос об официальном изучении Большим жюри гибели Розенберга и Джейнсена, — мрачно заявил он. — В свете того, что произошло в Новом Орлеане, мы считаем, что оно должно быть предпринято немедленно.

— ФБР ведет расследование, — сказал президент. — У них занимаются этим делом три сотни агентов. Зачем нам в него вмешиваться?

— Они расследуют дело о пеликанах? — спросил Хортон.

Ответ ему был известен. Он знал, что Войлз находится в этот момент в Новом Орлеане с сотнями агентов. Ему было известно, что они опросили сотни людей и собрали горы бесполезных показаний. Он также знал, что президент просил Войлза воздержаться от расследования и что Войлз докладывал ему не все.

Хортон никогда не упоминал про дело о пеликанах президенту, и сам факт того, что ему было известно об этой дьявольщине, приводил президента в бешенство. Сколько еще людей знало о нем? Вероятно, тысячи.

— ФБР отрабатывает все версии, — сказал Коул. — Они дали нам его копию почти две недели назад, поэтому мы предполагаем, что они его расследуют.

Именно этого Хортон и ожидал от Коула.

— Я чувствую настоятельную потребность в том, чтобы администрация провела немедленное изучение этого дела. — Он говорил так, как будто каждое его слово записывалось, и это раздражало президента.

— Почему? — спросил он.

— А что, если дело является главным объектом внимания преступников? Если мы будем бездействовать и правда в конце концов всплывет на поверхность, то ущерб окажется невосполнимым.

— Вы действительно считаете, что в нем есть какая-то доля истины? — вновь спросил президент.

— Все это ужасно подозрительно. Первые два человека, которые его видели, мертвы, а тот, кто его составил, исчез. Оно совершенно логично, если кто-то действительно имел намерения убрать некоторых судей Верховного суда. Других, более очевидных подозреваемых не существует. Как я слышал, ФБР оказалось в тупике. Да, это дело надо расследовать.

У Хортона утечки случались даже чаще, чем в Белом доме, и Коула охватывал ужас при одной мысли о том, что этот клоун соберет Большое жюри и начнет вызывать свидетелей. Сам Хортон был честным человеком, но в его министерстве юстиции было полно сотрудников, которые не держали язык за зубами.

— Не кажется ли вам это несколько преждевременным? — спросил Коул.

— Я так не считаю.

— Вы просматривали утренние газеты? — поинтересовался Коул.

Помнится, Хортон бросил взгляд на первую страницу «Пост» и прочел спортивный раздел. Это была суббота, в конце концов. Он слышал, что Коул прочитывал восемь газет до рассвета, поэтому ему не понравился вопрос.

— Я прочел пару газет, — сказал он.

— Я просмотрел несколько, — скромно заметил Коул, — но ни в одной из них не встретил ни слова о двух убитых адвокатах, студентке, или о Маттисе, или о чем-либо, связанном с этим делом. Если вы начнете официальное расследование в настоящий момент, оно тут же попадет на первые полосы газет и не будет с них сходить в течение месяца.

— Вы считаете, что все утихнет само собой?

— Вполне возможно. По очевидным причинам мы надеемся.

— Мне кажется, что вы слишком большой оптимист, господин Коул. Мы обычно не сидим и не ждем, когда пресса проведет расследование за нас.

Коул чуть было не расхохотался при этом заявлении. Он улыбнулся президенту, стрельнув в его сторону глазами, и Хортон начал краснеть.

— Что будет плохого, если мы подождем с неделю? — спросил президент.

— Ничего, — тут же вставил Коул.

Вот так быстро было решено подождать с неделю, и Хортон это предвидел.

— Через неделю все может пойти кувырком, — сказал он не очень уверенно.

— Подождите неделю, — приказал президент. — Мы встретимся здесь в следующую пятницу и решим, как нам поступить. Я не говорю «нет», Ричард, просто подожди семь дней.

Хортон пожал плечами. Это было больше, чем он ожидал. Он прикрыл свой тыл. Он пройдет прямо в свой кабинет и продиктует большую записку, где будет детально изложено все, что он сможет сохранить в памяти об этом совещании, и его шея будет защищена.

Коул шагнул вперед и вручил ему лист бумаги.

— Что это?

— Еще несколько имен. Вы знаете их? — Это был список любителей пернатых, включающий четырех слишком либеральных судей, как требовал план чрезвычайных действий.

Хортон поморгал и уткнулся в него носом.

— Вы шутите?

— Проверьте их, — сказал президент.

— Эти ребята — отъявленные либералы, — пробормотал Хортон.

— Да, но они преклоняются перед солнцем, и луной, и деревьями, и птицами, — с готовностью пояснил Коул.

Хортон уловил смысл и улыбнулся:

— Я понимаю. Любители пеликанов.

— Они почти вымерли, вы знаете? — добавил президент.

Коул направился к двери:

— Что б им не вымереть лет десять назад.

До десяти она не позвонила. Он просмотрел «Таймс» и ничего не нашел. Развернул новоорлеанскую газету. Ничего. Они выложили все, что знали. Каллаган, Вереек, Дарби и сотни вопросов без ответов. Он должен был исходить из того, что журналисты «Таймс» и, возможно, других газет видели дело или слышали о нем и, таким образом, знали о Маттисе. Ему приходилось исходить также из того, что они рыли землю носом, чтобы это проверить. Но у него была Дарби, и они найдут Гарсиа, и, если Маттиса можно проверить, они это сделают.