Мертвецы выходят на берег. Министр и смерть. Паршивая овца

Нам никто не ответил. У меня по коже пробежал мороз. Танкред открыл дверь, и мы вошли в комнату.

Карстен лежал на спине, лицо было запрокинуто, словно он находился в состоянии глубокой комы. Я подбежал к кровати и потряс его. Он застонал во сне. Слава Богу, мой страх оказался напрасным. Наконец он приоткрыл глаза, у него был взгляд смертельно усталого человека.

— Это вы меня терзаете? — пробормотал он. — А я ушел глубоко в подсознание. Спал как убитый. С самого вечера. Который час?

Мы с Танкредом оставили его вопрос без ответа, потому что оба внезапно уставились в одну точку.

— На этот раз твой младенческий сон подвел тебя, — сказал Танкред. — Ты пропустил редкое зрелище, взгляни.

Сон мгновенно слетел с Карстена, он посмотрел туда, куда показывал Танкред. И лицо его покрылось смертельной бледностью, как написал бы он сам в одном из своих романов.

На полу вокруг кровати были видны грязные следы. Эти следы кругами огибали пентаграмму и заканчивались у окна. Там в полуметре друг от друга стояли ботфорты капитана, повернутые носками к стене. Казалось, там стоит кто-то невидимый и, широко, по-матросски, расставив ноги, смотрит на море. Танкред внимательно изучил ботфорты. Сравнил их подошвы со следами, оставленными на полу. Потом провел пальцем по голенищу и лизнул.

— Следы от этих сапог, — заключил он. — И сапоги мокрые, причем вода — морская. Не могли же сапоги сами прогуляться к морю, а потом вернуться и всю ночь кружить по комнате.

— Обратите внимание, что внутри пентаграмм нет ни одного следа, — продолжал Карстен. — Этот призрак топтался возле кровати и безуспешно пытался проникнуть сквозь магический заслон. Может, теперь вы согласитесь, что мои методы не лишены смысла. Жаль, что я спал как сурок, такой случай бывает раз в жизни.

Мы позвали остальных и рассказали им, что случилось. Еще раз тщательно осмотрели все углы, и опять безрезультатно. Арне вывел меня в соседнюю комнату.

— Мог Карстен сам все это подстроить? — спросил он. — Так сказать, благородный обман? Чтобы обратить нас в свою веру? Он ведь малый со странностями.

— И как бы он это сделал? — возразил я. — Печать на двери цела, я сам проверял. Окно было закрыто.

— Вот об окне-то я и думаю. Он мог вылезти через него, спуститься к морю, намочить сапоги, вернуться обратно и закрыть окно. Не забывай, он все-таки пишет детективы.

— Даже слабый писатель не позарился бы на такую версию. Только индийский факир способен спуститься с шестиметровой высоты без веревки. А у Карстена даже простыни целы и невредимы.

Арне в недоумении опустился на стул.

— Сдаюсь, — вздохнул он, — и записываюсь в общество «Сверхъестественные явления».

За завтраком мы горячо обсуждали ночное происшествие, но это был бег на месте. Танкред с Эббой мучительно пытались найти ответы на вопросы: что? как? почему? А Карстен не мог простить себе свой ангельский сон. Наконец Арне прекратил этот бесплодный разговор и предложил пойти искупаться. Погода была жаркая, нам всем не мешало освежиться. Предложение было принято с радостью.

Мы улеглись на нашей горячей скале, упиваясь прощальными дарами лета. Вода была лазурная, вдали, словно косяк сельди, поблескивали на солнце шхеры. Природа с чувством выполненного долга предавалась праздности, как Господь на седьмой день после сотворения мира. Волны весело лизали скалы. Я блаженно растянулся у кромки воды и наблюдал за морскими водорослями; фукусы, ламинарии, алярии — от этих названий во рту у меня появился свежий, солоноватый привкус моря. «Дневной мир — это реальность, — философствовал я. — Ночной — выдумка и мираж. Какая глупость — относиться к природе с мистическим ужасом. Лежишь себе, загораешь, хорошо…»

— Кто-то идет, — сказала Эбба.

Я приподнял голову. И точно. Размашистым, решительным шагом к нам направлялся какой-то человек. Одет он был во все черное, как на похоронах, на голове плоская широкополая шляпа, тоже черная. Такие шляпы носили художники в восьмидесятых годах прошлого века. Он ступал, высоко поднимая ноги, и был похож на болотную птицу. Через каждые десять шагов он подтягивал съезжавшие ему на руки накрахмаленные манжеты. Вскоре я смог разглядеть его лицо. Оно было очень узкое и заканчивалось острым подбородком. Из-под прилизанных волос глядели близко посаженные глаза фанатика. Нос был длинный и острый, безгубый рот на бледном лице казался прямой чертой.

— Господи, это еще что за пугало? — воскликнул Танкред.

— Это местный Савонарола, — объяснил Арне и поправил солнечные очки. — Эмиссар Флателанд. Сейчас будет потеха.

Флателанд встал между нами и солнцем, выбрав такое место, чтобы тень от него падала на Арне.

— Я слышал, вы отказываетесь продать усадьбу обратно Эйвинду Дёруму? — спросил он.

— Совершенно справедливо, — подтвердил Арне. — Золотое правило деловых людей — не пересматривать сделки.

— И тем не менее я настоятельно рекомендую вам на этот раз отступить от этого правила. Заявляю вам это не только от своего имени, но и от имени всего прихода.

— Весьма сожалею, но вы понапрасну теряете время, — сказал Арне.

— Итак, вы решительно намереваетесь превратить Каперскую усадьбу в летний бордель?

— Вы, вероятно, оговорились — в летний отель, — любезно улыбнулся Арне. — Я сам иногда путаю иностранные слова. Да, господин Флателанд, я решительно намереваюсь это сделать. Не кажется ли вам, что этому Богом забытому уголку свежий воздух не повредит?

— И вы не передумаете? Не откажетесь от своих планов?

— Не передумаю и не откажусь.

— В таком случае вы навлечете на Хейланд проклятие. Зараза, чума хлынет в нашу округу! Или вам это неясно? Неясно, что вы явились сюда пособником дьявола? Орудием Левиафана?

Голос его окреп, и это был еще не предел Я представил себе, какое впечатление производит Флателанд на паству во время молитвенных собраний, когда пускает в ход все свои регистры, и в голосе его слышится то эхо литавр, то гул трубы. Он продолжал, постепенно наращивая силу звука:

— Я имею в виду не только безнравственность, которая неизбежно будет процветать в таком с позволения сказать отеле. Не только все искушения плоти, сопутствующие нынешней курортной жизни, когда люди не стыдятся своей наготы. — Он бросил укоризненный взгляд на Эббу и Монику. — Я имею в виду не только карточную игру, пьянство и распутство, неизменных спутников роскоши и праздности. Того и гляди, у нас тут заведутся танцы, появится кинематограф! Я знаю, что все это плевелы сатаны и что они способны пустить корни даже в безыскусных набожных душах моих здешних братьев и сестер. Но мы объявим смертельную войну этой напасти, Вавилонская блудница не восторжествует в Хейланде! Однако я хотел сказать о другом.

Флателанд сделал паузу и поправил манжеты. Потом драматическим жестом вскинул правую руку. Было ясно, что мандат на вмешательство в планы Арне он получил от всего прихода и от Господа Бога. Началась заключительная часть — maestoso fortissimo [4].

— Я предупреждаю, что сатанинские силы полностью вступят в свои права в Каперской усадьбе. Нам известно, что дьявол уже посетил этот дом. Сестра Мария поведала нам о том, что здесь происходит. Но это только начало: море еще вернет обратно своих мертвецов, их нашествию подвергнется вся округа. Мы не желаем стать невольными жертвами этой игры с огнем, уразумейте это! Брат, загляни в свою душу и признай, что ты на ложном пути! Вызывать дьявола — великий грех…

Арне продолжал лежать на спине, сложив на животе руки. В губах у него шевелилась сигарета.

— Господин Флателанд, осмелюсь спросить: вами движет материальный интерес, связанный с усадьбой? Может, вы с Дёрумом тайно организовали акционерное общество?

Эмиссар поджал свои и без того тонкие губы.

— Ни в малейшей степени. Однако в сумме, собранной для выкупа усадьбы, есть и моя лепта. А теперь я спрашиваю у вас в последний раз, господин Краг-Андерсен, согласны ли вы аннулировать сделку?