Смерть в Поместье Дьявола

— Ну? — спросил Миддоус.

Питт прочитал вслух имя, фамилию и адрес. На лице хирурга отразилось комичное изумление.

— Более чем странно, — прокомментировал он. — Между прочим, он был без сознания и на пороге смерти, когда с ним проделали вот это. — Он указал на нижнюю часть тела. — Если это может утешить. Полагаю, про второго вы знаете?

— Про второго? О чем вы говорите? Какого второго?

Миддоус улыбнулся.

— Я про второй труп. Такой же кастрированный, как и этот. Вы хотите сказать, что ничего об этом не слышали?

Питт застыл как громом пораженный. Как вышло, что он ничего не знал о таком чудовищном преступлении?

— Какой-то шулер или сутенер, — продолжил Миддоус. — С другой стороны Девилз-акр, это не ваш участок. Но, как я и говорил, его тоже лишили мужского достоинства, беднягу. Похоже, объявился какой-то маньяк. В газеты тот случай, можно сказать, не попал. Таких, как первая жертва, всегда убивают. Такую они выбрали себе профессию. — Он медленно поднялся, колени хрустнули. — Но теперь другое дело. Этот человек видел лучшие времена, но все равно жил, ни в чем себе не отказывая. И я готов предположить, что поношенная одежда — скорее эксцентричность, чем недостаток денег. Его костюм выношенный, но белье новое и относительно чистое. Судя по виду, он носил его один день, не больше.

Питт подумал о сыре «Стилтон», о чистых, ухоженных ногтях.

— Да, — бесстрастно ответил он, зная, что Миддоус наблюдает за ним, ждет. — Хорошо. Полагаю, раз уж вы с ним закончили, его лучше увезти. Сделайте полное вскрытие и скажите, что нашли… если, конечно, найдете.

— Естественно.

Теперь наступал наихудший момент: Питт спросил себя, может, уступить кому-нибудь право поставить в известность семью… вдову, если таковая осталась. Но, как и всегда, пришел к неутешительному выводу: сделать это предстояло ему самому. В ином случае он подвел бы и направленного им подчиненного, и родственников усопшего, которых он мог хоть как-то утешить.

Томас отдал необходимые указания людям, которые ждали за воротами. Тело следовало увезти, доступ во двор перекрыть и тщательно его обыскать, в надежде обнаружить улики, которые могли вывести на преступника. Также предстояло опросить бродяг, которые обитали в округе, жильцов — кто-то из них мог возвращаться домой поздним вечером — и, само собой, местных проституток. Вдруг кто-то что-то видел.

После этого ему предстояла прогулка к дому 23 по Ламберт-гарденс, чтобы информировать домочадцев — они, вероятно, как раз садились бы завтракать, — что главу семьи убили.

Дверь инспектору открыл дворецкий, судя по внешнему виду, мастер своего дела.

— Доброе утро, сэр, — вежливо поздоровался он, хотя знать не знал Питта, и заявился тот слишком рано для светского визита.

— Доброе утро, — ответил Питт. — Я из полиции. Это резиденция доктора Губерта Пинчина?

— Да, сэр, но, боюсь, в данный момент доктора Пинчина дома нет. Если дело срочное, я могу порекомендовать другого врача, который поможет вам.

— Мне врач не нужен. Сожалею, но у меня дурные вести. Доктор Пинчин мертв.

— Ох. — Лицо дворецкого напряглось, но в остальном держался он великолепно. Отступил на шаг в сторону, освобождая проход Питту. — Пожалуйста, заходите, сэр. Вас не затруднит рассказать мне, что произошло? Возможно, будет проще, если я сообщу об этом миссис Пинчин. Я уверен, вы проявите максимум такта, но… — Он замолчал, поскольку оба и так понимали, о чем речь.

— Да, — кивнул Питт, и облегчение, которое он ощутил, вызвало у него укол вины. — Да, разумеется.

— Как это произошло, сэр?

— На него напали, ударили ножом в спину. Думаю, боли он даже не почувствовал. Примите мои соболезнования.

Дворецкий на мгновение застыл, не отрывая от него глаз, потом шумно сглотнул.

— Его убили?

— Да. Я крайне сожалею, — повторил Питт. — Есть в доме человек, который может опознать тело… помимо миссис Пинчин? Ей это будет тяжело. — Он еще не решил, упоминать ли про отрезанные гениталии.

К дворецкому вернулось самообладание: он вновь мог командовать и собой, и остальными слугами.

— Да, сэр. Я сообщу миссис Пинчин о смерти доктора Пинчина. У нее прекрасная служанка, которая о ней позаботится. Рядом живет еще один врач, при необходимости он окажет ей помощь. Лакей, Питерс, служит у нас уже двенадцать лет. Он пойдет и опознает тело. — Дворецкий замялся. — Я полагаю, сомнений нет? Доктор Пинчин чуть меньше меня ростом, хорошо сложен, чисто выбрит, лицо красное… — Он еще надеялся. Напрасно.

— Понятно, — кивнул Питт. — Был ли у доктора Пинчина костюм из грубого коричневого твида, который, если не ошибаюсь, он носил не один год?

— Да, сэр. Именно в этом костюме он вчера и ушел.

— Тогда, боюсь, сомневаться не приходится. Но, возможно, будет лучше, если ваш лакей опознает тело до того, как вы что-либо скажете миссис Пинчин.

— Да, сэр, конечно.

Томас продиктовал ему адрес морга, потом сообщил о других ранениях и о том, что газеты неизбежно ухватятся за это убийство, как собака — за кость. Так что дворецкому предстояло оборонять дом от репортеров до того момента, пока какое-то другое событие не затмит это происшествие в глазах общественности.

Питт ушел, так и не встретившись с вдовой, только представив себе, как видит ее шок, сменяемый недоверием, медленным осознанием случившегося и, наконец, всесокрушающей болью.

Конечно же, Томасу предстояло повидаться с инспектором, который расследовал другое аналогичное убийство. Может, оба преступления ничто и не связывало, но игнорировать возможность такой связи представлялось абсурдным. Не исключался и такой вариант: его освободят от этого расследования. И он бы нисколько не возражал. Не чувствовал насущной необходимости заниматься им, как бывало в иных случаях. Тот, кто совершил это убийство, вышел за границы привычного мира преступления и наказания.

Дрожа от пронизывающего ветра, который гнал мусор по мостовым и тротуарам, Питт окончательно убедил себя в том, что совершенно не станет возражать, если расследование поручат кому-то еще. Он пересек улицу перед двухколесным экипажем. Мальчик, который сметал с мостовой лошадиный навоз, остановился и оперся на швабру. Его маленькие руки покраснели от холода, пальцы торчали из перчаток. Мимо промчалась карета, окатив их обоих грязью, смешанной с навозом.

Мальчик усмехнулся, заметив раздражение на лице Питта.

— Вам следовало спрятаться за меня, мистер! — весело воскликнул он. — Тогда бы и не запачкались.

Томас дал ему фартинг и сухо с ним согласился.

В полицейском участке его ждал неожиданно теплый прием.

— Инспектор Питт? Да, сэр. Полагаю, вы пришли насчет нашего убийства, сэр… такого же, как и ваше, совершенного этой ночью, да?

Томас удивился. Откуда молодой констебль мог знать о Губерте Пинчине? Его мысли, как обычно и бывало, отразились на лице, потому что констебль ответил на вопрос до того, как Питт его задал.

— Экстренные выпуски газет, сэр. Они кричат об этом на всех углах. Кошмар и ужас. Конечно же, я знаю, что они отходят от правды, добавляют выдуманные подробности, чтобы шокировать людей, нагнать на них страху. Но тем не менее…

— Я сомневаюсь, что здесь они что-то добавили, — прервал его Питт, размотал шарф и снял шляпу. Пальто перекосило, одна пола свисала ниже другой — должно быть, он опять застегнул его не на те пуговицы. — Позвольте спросить, кто ведет дело по другому убийству и здесь ли он?

— Да, сэр, это инспектор Паркинс. Полагаю, он будет рад встрече с вами.

Питт в этом сомневался, но последовал за констеблем в теплый темный кабинет размером побольше, чем у него, в котором пахло старой бумагой и восковой политурой. На столе стояла фотография женщины с четырьмя детьми. Паркинс, чернявый, одетый с иголочки, сидел за столом, глядя на стопку бумаг. Констебль не без торжественности представил Питта.

Мрачность мгновенно слетела с лица Паркинса.