Замок на Воробьевых горах

Вика допила коктейль, поставила пустую банку на пол и поднялась, поправляя юбку.

— Мне не нравится то, что вы задумали, — заявила она. — И мне не нравитесь вы. С такими, как вы, обязательно попадешь в неприятности.

Настя посмотрела на Вику, и Антип заметил в ее глазах злой огонек.

— Все уже согласились участвовать, — обобщала Настя. — Не хватает только тебя.

Вика усмехнулась уголками алых, соблазнительных губ.

— Не знаю, как вы, а я не люблю ходить в стаде. Слово «все» для меня ничего не значит. Все, мне пора.

Она пошла к двери.

— Но ты не можешь отказаться, — сказала вдруг Настя.

Вика взглянула на нее удивленно.

— Почему?

— Ты слишком много знаешь, — мрачно изрекла Настя. — Если ты откажешься, мы должны будем тебя убить.

Красивое, ухоженное лицо Вики вытянулось. Антип кашлянул в кулак, чтобы сдержать смех.

— Да не напрягайся ты, — весело обронил он. — Это шутка.

Вика облегченно вздохнула.

— Блин, шуточки у вас…

— Готские, — пояснил Антип.

— Идиотские, — поправила Вика.

Она достала из кармана пальто длинный розовый шарф и обмотала им шею. Затем надела пальто. Уже в дверях вдруг обернулась и посмотрела на Настю.

— Рассказывать я никому не стану. Так что, если вас застукают, я здесь ни при чем, — заявила напоследок и вышла из комнаты.

Когда шаги ее затихли, Настя не выдержала:

— Господи, что за тупая, эгоистичная, самовлюбленная сучка!

Антип улыбнулся.

— По-моему, ей просто западло связываться с таким отребьем, как мы.

Настя презрительно фыркнула:

— Граубергеру не западло, Малевичу с Жировым и даже Бронникову тоже. А ей, видите ли, западло.

— Для парней это просто веселое развлекалово под пиво. А Вика Филонова — трусиха. Она просто трусит.

Настя сжала кулаки, но тут же испуганно разжала их и поморщилась от боли — артрит дал о себе знать.

— Она согласится, — процедила Настя сквозь зубы. — Придет в последний момент — вот увидишь.

Настя сползла с края стола, повернулась к окну и уставилась на моросящий дождь. Антип смотрел на спину подруги и улыбался. Она была славная. В сущности, добрая и умеющая посмеяться над несуразностями жизни.

Они сошлись после смерти Коли Сабурова. Их объединила общая беда. А до того почти не общались. Никто на факультете не подозревал, что у Коли Сабурова есть девушка. Никто не мог представить, что в мире существует девушка, которая ляжет с калекой Сабуровым в постель. Но такая девушка была. И она стояла сейчас перед Антипом.

Иногда он пытался представить, как это у них было? Ну, чисто с технической стороны. Настя помогала Сабурову перегрузиться из инвалидной коляски в постель? Может быть, она даже помогала ему принимать ванну или душ? Возможно. Скорей всего, они сошлись на почве уязвимости. Он — на инвалидной коляске, она — со своим невыносимым и неизлечимым артритом.

Настя продолжала стоять у окна и задумчиво смотреть на капли дождя. Никаких резких слов, никаких колючих иголок. Именно такие моменты, пусть крайне редкие, делали их партнерство приятным для Антипа. И он надеялся, что таких моментов будет все больше, и, быть может, однажды партнерство перерастет в нечто большее.

Пока же, как и обычно, перемена в ней оказалась кратковременной. Настя отвернулась от окна со словами:

— Ладно. С Викой или без, но мы сделаем это. Мы обещали ему, помнишь?

Антип кивнул:

— Конечно. Я все помню. — По лицу его пробежала легкая тень. — Но, честно говоря, я думал, что он шутит.

— Коля никогда не шутил.

Антип нахмурился.

— Насть, по-моему, ты придаешь его словам слишком большое значение. Мало ли что может брякнуть человек…

— Я не хочу это обсуждать, — оборвала его Настя. — Мы обещали сделать, и — сделаем.

Она снова отвернулась к окну. Помолчала немного, глядя на испещренное дождевыми каплями стекло, и вдруг сказала:

— Это глупо, конечно, но я и сама немного побаиваюсь.

— Так давай отменим, — с надеждой проговорил Антип. — Давай просто забудем об этом — и все.

Настя на секунду задумалась, потом отрицательно качнула головой:

— Нет. Поздно что-то менять.

— Но ведь все равно глупость! — в сердцах проговорил Антип. — Ты же не веришь, что сработает?

Настя обернулась (на фоне светлого квадрата окна ее хрупкий силуэт показался Антипу зловещим).

— Через несколько часов мы об этом узнаем, — просто сказала она.

Возразить Антипу было нечего.

Мария взглянула на собравшихся ребят. Здесь была вся ее группа, за исключением Насти Горбуновой. Виктор Бронников — высокий, широкоплечий, белокурый красавец с лицом римского патриция и холодным взглядом. Темноволосый красавчик Стас Малевич и его неизменный спутник Денис Жиров, румяный, конопатый, похожий на циркового силача. А вот Эдик Граубергер — кудрявые волосы, маленькая кучерявая бородка, рассеянные глаза за толстыми стеклами очков. И, наконец, красавица Вика. Она единственная из всех смотрела на Марию с искренним и нетерпеливым любопытством. По-видимому, девушке не терпелось сыграть Офелию.

Но начали они с обсуждения другой сцены — встречи Гамлета с призраком.

— По-моему, говорить стихами глупо и несерьезно, — с ходу заявил Виктор Бронников.

— Глупо? — удивилась Мария.

— Он хотел сказать: неправдоподобно, — вступился за одногруппника Эдик Граубергер и вдруг предложил: — А давайте попробуем сыграть то же самое, но прозой?

Мария усмехнулась.

— Прозой? Что ж, валяйте. Любопытно будет посмотреть, как у вас получится.

Эдик Граубергер и Виктор Бронников вооружились книжками и приступили. Граубергер поправил пальцем очки, сделал страшное лицо и завыл:

— У-у-у!

— Кто ты? — нахмурившись, спросил его Бронников.

Граубергер тоже сдвинул брови и грозно прорычал:

— Я — призрак твоего отца. По ночам я скитаюсь по улицам, а днем горю в адском огне. Так будет до тех пор, пока все мои грехи не выгорят дотла! К счастью для тебя, мне запрещено рассказывать тебе о загробном мире. А если бы я тебе рассказал, ты бы поседел от страха!

— Ты точно призрак моего отца? — деловито осведомился Бронников.

Эдик Граубергер кивнул:

— Да. И я хочу с тобой поговорить.

— О чем?

Граубергер приосанился и торжественно изрек:

— Я умер не своей смертью. Меня убили. И теперь ты должен отомстить за меня!

Бронников выкатил на него удивленные глаза, присвистнул.

— Тебя убили? Но кто? Скажи, кто это сделал, и я отрежу ему уши.

Граубергер усмехнулся:

— Вижу, ты готов для мести. Так вот, знай: меня убил мой родной брат! Он же — твой дядя.

— Что? Мой дядя?

Граубергер кивнул:

— Да. Он убил меня, чтобы стать королем и переспать с моей женой. Мерзавец давно уже неровно к ней дышит.

— Я не верю своим ушам!

— Тебе придется поверить. — Граубергер поежился и с опаской глянул по сторонам.

— Что с тобой? — взволнованно спросил его Бронников.

— Ветром утренним пахнуло. Надо торопиться. Отомсти за меня, сын. Не дай постели датских королей служить кровосмешенью и распутству!

Виктор подумал, кивнул и вдруг спросил:

— А как поступить с мамой? Ее я тоже должен…

Граубергер отрицательно мотнул головой:

— Нет. Ей хватит и мук совести. А теперь мне пора. Солнце уже всходит. Прощай, сын! И помни, что я тебе сказал!

Эдик Граубергер опустил книжку и весело взглянул на Марию.

— Ну, как?

— Терпимо, — улыбнулась Варламова.

Виктор Бронников тоже опустил книжку.

— Мария Степановна, — заговорил он со своей обычной холодноватой вежливостью, — а вам не кажется, что в пьесе много неточностей?

— Ты о чем? — не поняла Мария.

— О том, что Гамлет действительно больной и несчастный человек. Ему кажется, что он прикидывается сумасшедшим, но он на самом деле сумасшедший.

В реплике Бронникова не было никакой озлобленности. Он просто высказал свою версию понимания истины, его глаза смотрели не мигая.