Замок на Воробьевых горах

— Мне нужно работать, — пробормотал он. — Не забудьте про свое обещание.

И уткнулся взглядом в свою коробку.

Мария пожала плечами и заковыляла прочь.

Странная женщина, размышлял Лосев, ковыряясь в карточках. Говорит, что не сыщик, а сама расспрашивает. Может, рассказать о ней Реброву? Да, надо сказать. А вдруг Ребров убьет ее?

Лосев представил себе, как Ребров убивает эту женщину, и поежился. Это было страшно, а он не любил страшные вещи. Он и того мальчишку на инвалидной коляске не любил — лишь за то, что тот брал только страшные фильмы.

Каким же больным гадом нужно быть, чтобы все время смотреть такие фильмы! Уж лучше смотреть на голых девочек. Неважно, что они делают, лишь бы были голыми.

Толстые пальцы Лосева замерли. Он задумчиво улыбнулся своим мыслям.

— Лосев! — окликнул его кто-то.

Арсений вздрогнул и поднял взгляд. Перед ним стояла та самая женщина: худощавое лицо, серые глаза, ежик тронутых сединой волос, в руке — трость.

Лосев несколько раз моргнул, словно не верил своим глазам.

— Вы? — пробормотал он. — Что вам нужно?

— Я приняла решение.

— О чем вы говорите?

Она улыбнулась.

— Ты сказал, что умеешь угодить женщине. Вот я и подумала: может, поднимемся ко мне в комнату?

Лосев несколько раз моргнул.

— Прямо сейчас? — неуверенно проговорил он.

Посетительница пожала плечами:

— А почему бы и нет?

— Но я… работаю.

— Иногда приходится выбирать между работой и жизнью. — Мария обошла стойку, присела на край стола и посмотрела увальню в его сонные глаза. Негромко проговорила: — У меня очень давно не было мужчины. Ты тоже не похож на человека, избалованного женским вниманием.

— Да, но я…

— Ты хочешь или нет?

— Да… но…

Мария поднялась со стола, повернулась, чтобы идти, но вдруг пошатнулась и стала заваливаться на Лосева. Он замычал что-то невразумительное, неуклюже обхватил ее руками за талию, помог ей подняться.

— Спасибо, — буркнула Мария, выпрямилась и, опираясь на трость, захромала прочь.

Челюсть Лосева медленно отвисла.

— Куда вы? — громко окликнул он.

— Мне пора, — обронила через плечо Мария.

— А как же наше свидание?

— Ты слишком долго думал.

Мария отходила все дальше от стойки, оставив Лосева в недоумении. В кармане у нее похрустывал конверт, который она вынула из журнала, запустив пальцы в приоткрытый ящик стола Лосева.

Зайдя за угол, Мария достала конверт и приоткрыла. И увидела глянцевые краешки фотографий. Ухватившись худыми пальцами за краешек верхнего снимка, слегка вытащила его из конверта. Губы Марии сомкнулись и слегка побелели, а лицо, и без того худое, осунулось еще больше.

Глядя на снимок, Варламова облизнула пересохшие губы кончиком языка, затем быстро вложила фотографию обратно в конверт, а конверт сунула в карман.

Опираясь на трость, Мария достала из кармана платок и вытерла вспотевший лоб. Подумала, злясь на саму себя: «Любопытство может завести человека гораздо дальше, чем он рассчитывал. И может закончиться для него очень и очень плохо».

Мария шагала через холл центрального корпуса ГЗ. Мраморные колонны, под ногами — мраморная мозаика. Мраморные ступени, уходящие на второй этаж, а там, наверху, виднеется бронзовый памятник одному из отцов российской науки.

Вокруг — толпы студентов. Кто-то бежит по делам, кто-то разглядывает афиши, кто-то изучает книги на книжном развале, кто-то покупает диски известных рок-поп-рэп и еще черт-те каких групп.

Вдруг у Марии закружилась голова. Она шмыгнула носом, поднесла к нему пальцы, затем взглянула на них и увидела кровь. У нее пошла носом кровь! Признак приближающегося видения. Неужели прямо сейчас — здесь, среди белого дня, в самой гуще народа? Не может быть! Ведь никогда не происходило так.

Мария достала из сумочки платок и приложила его к носу. И вдруг ощутила легкую вибрацию, словно сквозь нее проходили какие-то теплые невидимые потоки. Она заспешила прочь из холла, быстро пересекла коридор, но вдруг остановилась и с ужасом посмотрела вокруг.

Это началось!

Люди вдруг исчезли. В холле еще некоторое время стоял гул голосов, и при отсутствии источника звука — людей — звучал он страшно и нелепо. Затем наступила полная тишина.

И тут же все, что видела Мария, начало меняться. Солнечный свет потускнел, штукатурка на стенах холла стала скукоживаться и обсыпаться. Мрамор под ногами потемнел и покрылся трещинами. Деревянные прилавки киосков и книжных развалов также потрескались и перекосились. А в следующую секунду на высокие окна снаружи наползла вьющаяся поросль, стены с обнаженной кое-где кирпичной кладкой подернулись зеленоватой плесенью.

В холле воцарился полумрак. Где-то звякнуло стекло, и по ногам потянуло сквозняком. Затем щеки Марии коснулось дуновение ветра, словно недалеко распахнули окно. По углам, подобно порванным рыболовным сетям, заколыхались ошметки паутины.

Мария осторожно пошла вперед. Шаги ее в затхлой пустоте покореженного и заплесневевшего холла звучали гулко и безотрадно. Где-то далеко послышался странный звук, похожий на легкий скрип. Будто кто-то катил перед собой тележку. Мария остановилась.

— Кто здесь? — осторожно спросила она.

Голос ее эхом отдавался от стен коридора. В здании стояла тишина, но в ней Марии почудилось ожидание. Как будто кто-то замолчал, наблюдая за ее движениями.

Она снова тронулась с места, и странный звук послышался вновь. Мария опять остановилась как вкопанная. Этот звук буквально сковал ее.

Мария много знала о своих способностях. Она была уверена в том, что справится с любой жизненной ситуацией, особенно когда дело касалось собственных видений, в которых она была полновластной хозяйкой. Но тут ее почему-то пронзило острое чувство страха.

Воцарилась тишина.

— Кто здесь? — снова окликнула Мария.

И опять раздался холодящий, скрипящий звук. В темном коридоре что-то двигалось. Варламова пока ничего не видела, но слышала странное поскрипывание. И вдруг вновь наступила тишина. Ни звука.

Ветер утих и больше не бился в окна. Мария задержала дыхание. Если в коридоре или в холле было какое-нибудь живое существо, то оно затаилось так же, как и она сама.

Теперь странный звук раздался прямо у нее за спиной. Мария обернулась и обомлела. По коридору катилось инвалидное кресло — катилось само собой, неторопливо, ровно…

Неожиданно стены коридора ожили, заходили ходуном, вздулись мягкими пузырями. Мария с ужасом осознала, что это не просто пузыри, а человеческие лица. Они раскрывали рты и метались, стараясь прорвать тонкую грань, отделяющую их мир от мира Марии. Из стен к ней потянулись руки, зацарапали ногтями изнанку мягких стен, пытаясь найти трещину или прореху. Она услышала многоголосый человеческий стон — стон боли, отчаяния и жажды мести.

Мария поняла: еще немного — и она сойдет с ума.

— Нет! — вырвался из груди крик, Варламова зажмурилась и заткнула уши.

— Мария Степановна! Вы меня слышите?

Туман рассеялся, и она увидела суровое, смуглое, испещренное мелкими морщинками лицо заведующего кафедрой.

— Максим Сергеевич… — выдохнула Мария.

Завадский нахмурился.

— С вами все в порядке?

— Да… — Мария коснулась лба тыльной стороной ладони. Лоб был холодный как лед. Она слабо улыбнулась: — Не волнуйтесь… со мной иногда такое случается.

Она огляделась и с удивлением уставилась на дверь кафедры.

— Я возле кафедры?

Холодные глаза Завадского сузились:

— Вы не помните, как сюда пришли?

— Помню… Конечно, помню.

— Хотите, отведу вас к врачу?

Мария отрицательно качнула головой:

— Нет. Мне уже лучше. Просто… немного голова закружилась.

Мужчина вперил в нее суровый взгляд. Мария в ответ неуверенно улыбнулась, спросила:

— Мне показалось, или я вижу в вашем взгляде недовольство?