Мертвецы выходят на берег. Министр и смерть. Паршивая овца

— Это так ужасно. Что с ним случилось? — Она посмотрела по сторонам. — Нет, я его не знала. Только видела в конторе.

— Да? А я думал, что он не особенно часто там появлялся.

— Нет. Не так уж и часто. Изредка. Я думаю, он приходил только за деньгами.

— И получал их?

— Не думаю. Бернер не особенно… Почему ты об этом спрашиваешь?

— Я нашел его. В Аквариуме.

— Ты? Но какое это имеет отношение к Алексу?

— Надеюсь, никакого. Ханс Хауген, напротив…

— Кто?

— Ханс Хауген. Ты его не знаешь?

— Ханса Хаугена? Нет, никогда не слышала о нем.

— Странно. То же самое говорит и он. О тебе.

— Отлично! — Она протянула мне руку. — Чего тебе еще нужно?

— Я ищу! — в отчаянии ответил я. — Я пытаюсь найти правду и самого Латора. Может быть, ты все-таки знаешь, где может сейчас быть Латор? Хоть какое-нибудь предположение. У него есть еще друзья, кроме Ханса Хаугена?

— Этот Хауген, он что, друг Латора?

— Да. Ну так как же?

— Ну, нет… Я не знаю. Может быть, он знал еще кого-нибудь из иностранцев. Мы встречались только в университете. Я никогда не бывала у него дома и никуда с ним не ходила! Никогда!

— Почему нет?

Она не ответила.

— Сирен Сэвог. Это имя тебе что-нибудь говорит?

— Сирен Сэ… Кто это? — Похоже было, что она в полной растерянности.

— Подруга Хенрика.

— Я же сказала, что не… Почему ты задаешь мне все эти вопросы?

Я развел руками.

— Понятия не имею. Они сами выскакивают из меня.

В это время зазвонил телефон — современное ярко-розовое кнопочное электронное чудо с переливающимся журчащим звонком.

Она даже не подумала взять трубку, продолжая в упор смотреть на меня.

Я сказал:

— Потому что я… Чисто подсознательно я чувствую, что все эти события связаны между собой. И я думаю, я чувствую, что Александр Латор является ключом к разгадке. Если ты, конечно, понимаешь, что я имею в виду.

Она встала и пошла к телефону, продолжая говорить на ходу:

— Нет, нет. Я ничего не понимаю. — Она сняла трубку и раздраженно сказала: — Да, Кари у телефона.

Я наклонился над ее кружкой — чай пах черешнями.

Кари Карсте повернулась ко мне спиной и тихо отвечала в трубку.

— Да. Да. Нет.

Я смотрел на нее, думая, как красива ее фигура — плечи, руки, бедра, затянутые в джинсы, маленькие ступни в удобных тапочках.

— Нет. Двадцать два. Третий. Да. Да. — Она положила трубку и подождала некоторое время, прежде чем повернуться ко мне.

Между нами пробежала искра. Она слабо покраснела, что очень шло ей. Теперь она стала больше походить на хозяйку такой милой комнаты. Или все-таки этот румянец был результатом телефонных переговоров?

Она сказала:

— Если это все… — Она механически поднесла руку ко лбу. — У меня разболелась голова. Мне сейчас лучше лечь.

Я послушно кивнул и встал.

— Ну что ж… Мне позвонить тебе, когда я наконец отыщу Алекса? Рассказать, как пройдет наша встреча?

В рассеянности она переспросила:

— Что?.. Да… Позвони.

Я указал рукой на одинокую кружку.

— И если ты когда-нибудь решишься пригласить меня на завтрак, то я предпочту прийти заранее накануне вечером. — И обезоруживающе улыбнулся.

Она и бровью не повела.

— Мой телефон есть в справочнике.

— Как и все остальные, — отпариривала она и пошла впереди меня к двери, указывая мне дорогу.

Я освободил свой плащ из задушивших его объятий шубы и успел по дороге» к двери кинуть взгляд на ее доску с фотографиями и записками. Ни одного знакомого лица, во всяком случае на первый взгляд.

Я вышел на лестничную клетку.

Повернулся к Кари Карсте.

— Увидимся.

Она холодно посмотрела на меня.

— Ты думаешь?

— Может, тогда лучше сказать: «Я надеюсь»?

Она хмыкнула и закрыла дверь. Я спустился по лестнице вниз и вышел на улицу.

— Любовь сильней всего на свете, — утешил я сам себя, садясь в машину. Включил зажигание, нажал на кнопку автомагнитолы и отправился домой в обществе местного дешевого рок-певца.

Дома меня сразу же убила тишина.

Но это было мне не в новинку. И я смог пережить эту неприятность.

Через несколько часов я уже спал в предвкушении следующего утра. А уж каким оно будет — плохим или хорошим, — сказать заранее никогда нельзя.

24

Утро встретило меня ледяной улыбкой. Холодное ноябрьское солнце так низко нависло над горизонтом, что на душе стало муторно. Как если бы это сам Господь Бог смотрел на меня, выглядывая из-за горы Ландосфьеллет.

Когда я пришел в контору, то увидел, что, судя по лампочке автоответчика, мне никто не звонил. В почтовый ящик никто не бросил даже счета. У меня возникло чувство, что я вычеркнут изо всех бумаг. Единственным, что подтверждало мое существование, оставался грозный взгляд с небес. Может, Бог ждал от меня подвигов. Или, и это скорее всего, давно поставил на мне крест. Как и все остальные.

Если разобраться, то у меня — были все причины для такого поганого состояния. Мне не очень-то удалось добиться успеха за последние дни. Меня огрели по голове, почти сожгли, я нашел труп — и не был особенно полезен Сирен и Александру Латору.

Я подумал о Латоре — где он сейчас находится? Или, может, он все-таки решил подчиниться правилам и уже давно уехал из страны?

Может быть, я так никогда и не узнаю ответа.

Собственно, первоначально речь шла о трех совершенно разных делах. Но в смерти Хенрика Бернера, судьбе Сирен и проблемах Александра Латора было общее. Я все время натыкался на одного и того же человека — Бернера. В отеле Бернера я встретил Сирен. Там же работал Латор и получил коленом под зад, и именно им управлял брат Хенрика Бернера — Карл.

Настало время нанести еще один визит в «Финансовое акционерное общество Бернера».

Я поднимался на двенадцатый этаж в обществе своей старой знакомой — пальмы — и двух японцев в темных костюмах и светлых плащах. Никто из нас не произнес ни слова. Они вышли на два этажа раньше меня.

Когда я вышел на двенадцатом этаже, за столом Кари Карсте сидела другая женщина. Черноволосая, с проблесками крашеных светлых перьев, одетая во все коричневых и хаки тонов, как будто сразу же после работы она собиралась отправиться на сафари.

Я подошел к ней и спросил о фрекен Карсте.

— Она больна сегодня. Может быть, я могу вам помочь? — И улыбнулась, как будто в самом деле именно этого и хотела.

— Наверняка. Что-нибудь серьезное?

Она холодно взглянула на меня.

— Этого я не знаю. Что-нибудь еще?

— Да. Бернер у себя?

— Да, но он занят. У него переговоры.

— С кем?

— С сыном.

— Карлом?

Она кивнула.

— Да, Карлом Бернером.

— Это меня устраивает. Даже более чем. Мне нужно поговорить с ними обоими. — И с этими словами я направился к двери кабинета Иоахима Бернера.

— Но вы не можете так… — Она вскочила с места.

— Не могу? — переспросил я, не останавливаясь, но одновременно не упуская ее из виду. Никогда не знаешь, чего ждать от таких секретарш. Некоторые из них являются обладательницами черного пояса и могут уложить на ковер раньше, чем вы успеете сказать «Кья!». При других обстоятельствах я не имел бы ничего против, чтобы она уложила меня на спину, но не здесь, перед дверью кабинета Иоахима Бернера в духе царя Соломона.

Но либо у нее не было черного пояса, либо она посчитала, что ей не успеть добежать до меня. Вместо того чтобы встать на защиту двери, она кинулась к телефону.

Я не стал слушать, что она там имела сообщить. Я постучался, открыл дверь и вошел.

Карл и Иоахим Бернеры удобно расположились напротив друг друга за массивным письменным столом. Оба удивленно воззрились на меня. Похоже было, что никто до меня не пробовал войти к ним, не испросив сначала высочайшего позволения. Мой поступок был им в диковинку.

— Чтоб тебя черти драли! — выругался Карл.

Иоахим выразился чуть более мягко: