Горе побежденным (СИ)

 - Нет, Федя, он не доносчик. Ему нужно кольцо. Зачем? Его дело. Ему указали на тебя, как на фартового, который сворочит ему это дело. Вот он и припёрся к тебе. В назначенный день, когда ты  пришлёпаешь туда со своими, он заплатит хрусты прислуге, и она согласится уйти на весь вечер, прикинуться больной или спрятаться в чулан. Ты вынесешь ему кольцо,  и он исчезнет. А как уж ты будешь выбираться из этого дерьма – не его дело. На то ты и рыска – вор опытный, чтобы позаботиться о себе сам.

 - Вот гнида. А с чего ты взял, что это дело – дерьмо? За каким хреном ты-то ко мне припёрся?

 - Говорю: у меня с ним счёты.

 - Какие такие счёты, если ты даже не знаешь, как он выглядит? – прищурился вор.

 - Он, падла, хитрый. Откуда я знаю, может он вместо себя кого другого прислал с тобой договариваться. А дело это не просто дерьмовое, как ты думаешь, а ещё и мокрое, – втолковывал ему Собакин. - Этот перстень хозяин дома всегда при себе держит. Усёк? И, за  здорово живёшь, он с ним не расстанется. А это значит, что или он тебя или ты его или кто-то ещё вас хлопнет  на этом деле.

 - Урою, гада, – потемнел пьяными глазами Рыжик.

 - Нет, Федя, - мотнул головой Яша, – он мой. Я тебе за него рыжиками  отстёгиваю, и ты, при своей кодле, дал слово его не трогать.

   Не зная счёта времени, Ипатов лежал на вонючем лежаке, как в аду среди грешников. Красноватые блики жаровни выхватывали из темноты полубезумные обкуренные лица  наркоманов и снова погружали их во мрак. На нарах всё время кто-то бормотал непонятное, вскрикивал в дурном забытьи, хрипло ругался, смеялся или плакал. Полежав с полчаса, Александр Прохорович освоился с темнотой и начал разбираться в подробностях своего удручённого положения. В притоне было два выхода: один – дальний, с дверью, откуда они пришли с Собакиным и Расписным, другой - в стене, прикрытый драным, ватным одеялом. Надо полагать, что последний вёл наверх, на улицу, судя по свежему воздуху, который приносили с собой посетители зловонного подвала. Да и публика оттуда шла прямо-таки благообразная: прилично одетое ворье и проститутки. А вот из дальней норы выползало всё больше полуголое отребье и, изрыгая проклятья, канючило покурить в долг.  Сказочник отвечал отборной бранью, выталкивал их вон и грозился позвать Мордашку. Вскоре Александр Прохорович сподобился  увидеть этого обитателя подземелья, когда надо было выпроводить особо расходившегося клиента.

 - Святые угодники, помогите! – прошептал Ипатов, увидев вышибалу.

 Это был большой, полуголый человек с пудовыми кулачищами и жутко обезображенным лицом. Похоже, что оно когда-то было жестоко изрезано бритвой. Неправильно сросшиеся края кожи образовали чудовищные фиолетовые бугры по всему лицу, если таковым можно было назвать это месиво. Он слушался Сказочника беспрекословно, а все клиенты боялись его, как огня.

 «Видимо, именно этот урод и выбрасывает всех неугодных «плавать» в Яузе. Вырваться из его лап – немыслимо, - с содроганием думал  Ипатов. – Должно быть, уже светает. Где же Вильям Яковлевич? Если не придёт – буду прорываться наверх через проход в стене».

 От нечего делать молодой сыщик стал прислушиваться к разговорам старика. А тот вел оживлённую беседу с толстой, в три обхвата, разряженной тёткой.

 - Две сотни – не меньше, – убеждал её хозяин притона.

 - Что ты, милок, отравы своей обкурился, что-ли? – кудахтала толстуха. – Двадцать пять.

 - Иди, посмотри на неё, а потом поговорим.

 Сказочник взял горящую лучину и осветил угол подземелья. Там, недалеко от Ипатова, лежала девочка, нет девушка, с бледным, восковым лицом и спала. Тётка наклонилась и толстой лапой стала ощупывать её, как неживую.

 - Ты не очень-то шарь – разбудишь, – буркнул Сказочник. – Что, хороша девка? Чистая и косточка белая. Дуриком на Нижегородском байдане взяли. Ты за неё много хрустов забьёшь. Если мы сейчас с тобой не снюхаемся, я её в заведение к Сусанне отволоку. Мне её сон здесь в копеечку влетает.

 - Тощща больно, не откинулась бы, – покачала головой тётка. - Семьдесят пять.

 - Значит, не договорились, – вздохнул хозяин притона и пошёл на своё место у жаровни. – Вали отсюда, хватит трепаться.

 - А «рыба» не тухлая? – не унималась баба.

 - Говорю тебе: она потерялась или убежала откуда-то. Растерялась одна-то, а тут её гаврики вокзальные и подхватили. Она для них только помеха, а хрустов стоит. У меня их главный постоянно ошивается. Он её приволок ко мне прошлой ночью. Отдал за дурь.

 - Ладно, сто пятьдесят, – отрезала тётка. – Её ещё откачать надо да приодеть. Это тоже денег стоит.

 - Ничего страшного. Поспит часов десять и можно в дело пускать, – хохотнул Сказочник. – Так и быть, по старой дружбе, бери за сто пятьдесят. Но, чтоб я её  здесь завтра уже не видел.

 - Не волнуйся, милок, - заверила его сводня. - Как стемнеет, я заберу девчонку.

 - А задаток?

 Тётка пошарила на необъятной груди и вытащила замусоленные бумажки.

 - Пятьдесят. Можешь не пересчитывать.

 Вдруг, из дальнего входа появился Собакин с Расписным. Сказочник моментально выхватил у тётки деньги и подтолкнул её к выходу в стене.

 - Где моя краля? – просипел  Клоун, засовывая кредитку за грязный  душегрей старика.

 Не дожидаясь зова, «краля» кубарем скатилась с лежака, метнулась к нему и припала к груди.

 - Ну, будь умницей, – погладил её по кудлатому парику Яша и вздохнул. – Заждалась, девка.

 Расписной заржал.

 Ещё через полчаса Собакин, Ипатов и Рыжик сидели в «Сибири» и ждали Фединого валета. Он должен был привести человека, который знал, где «Чёрное сердце».

 Дядей оказался прилично одетый господин неопределённого положения, с крысиной мордой вместо лица и бегающими глазами.

 «Посредник», - определил Собакин.

 «Тёмная личность, – подумал Ипатов. – Не верится, что алмаз для него».

 Федя объявил без предисловий:

 - Спляшем, как уговорились. Пойдёт вот он, – и указал на Яшу, – с моей кодлой.

 Дядя согласно кивнул, а потом поинтересовался:

 - А сам-то что?

 - А я на вас издаля в биноклю смотреть буду, как в тиятре, – заржал Федя. – А потому предупреждаю, что если ты, дядя, восьмеришь, как гад лягавый, я тебя из-под земли достану и не просто отшибу башку, а нарежу на столько ломтей, сколько лет ты землю топчешь, усёк?

 - Ну что ты, Рыжик, - заверил его заказчик. – Дело верное – будешь доволен. Назначай встречу сегодня на вечер – обо всём переговорим. Только не здесь.

 - На Каланчёвке, - вклинился в разговор Собакин, – у вокзалов, есть меблирашка - «Попутная». Сойдёмся там в семь. Спросишь, в каком номере остановился Копылов из Малого Ярославца. Я там буду ждать.

 Дядя кивнул и, пугливо озираясь, поспешил к выходу.

 - Боится здеся, гнида, – скривился Федя и повернулся к Яше, – ну, теперь – звони.

 Собакин достал завёрнутый в газету пенёк с золотыми монетами и отдал его бандиту. Тот под столом надорвал бумагу, ощупал деньги и довольно осклабился.

 - Годится. Что, Яша, нужны будут тебе мои ры;ски?

 - Погляжу сначала, что мне этот дядя сегодня вечером пропоёт, – ушёл от ответа Нерчинский. – С тобой мы в расчете. Покедова, – и, прихватив свою раскисшую деваху, двинулся к выходу.

   На Солянке Ипатов пришёл в себя и только недоумевал, отчего начальник до сих пор весь напряжён и по-прежнему изображает из себя Клоуна. Вокруг шумела привычная Москва и было странно в обычной обстановке изображать из себя воров. Неожиданно Собакин пихнул помощника на пустую скамейку и сам плюхнулся рядом, тесно прижавшись к своей «зазнобе».  Александр Прохорович уже своим басом осведомился, за каким лешим начальник продолжает ломать комедию. Он устал, перенервничал и ему до смерти надоел этот балаган. Улыбаясь и нежно приобняв помощника за плечи, Вильям Яковлевич прошептал ему в ухо: