Читая маршала Жукова

"Теперь не время жаловаться, но я должен доложить, чтобы Ставка знала командующего фронтом (выделено несомненно мной. - П.М.) 7 мая, то есть накануне наступления противника, Козлов (генерал-лейтенант Д.Т.Козлов был командующим Крымским фронтом) созвал военный совет для обсуждения проекта будущей операции по овладению Кой-Асаном. Я порекомендовал отложить этот проект и немедленно дать указание армиям в связи с ожидаемым наступлением противника. В подписанном приказании комфронта в нескольких местах ориентировал, что наступление ожидается 10-15 мая…По моему настоянию ошибочная в сроках ориентировка была исправлена. Сопротивлялся также Козлов выдвижению сил на участок 44-й армии."

Господь всемогущий, как же низко надо пасть, чтобы этот Мехлис стал полномочным представителем Ставки… Мехлис, неуч и каратель. И развертывается сюжет - комичный с точки зрения отдаленного историка, но жуткий для тысяч солдат Красной Армии.

А то Ставка не знает, что Д.Т.Козлов не Якир и не Уборевич. Да где ж их теперь сыщешь… На то и ты там, Мехлис, так твою и разэтак, чтобы из этой субстанции конфетку сделать. Ан ты, оказывается, и сам из той же субстанции!

И Верховный так Мехлису и отвечает - в приличной форме, поскольку телеграфом же…

"Вы держитесь странной позиции постороннего наблюдателя, не отвечающего за дела Крымфронта. Эта позиция очень удобная, но она насквозь гнилая. На Крымском фронте Вы - не сторонний наблюдатель, а ответственный представитель Ставки… Вы вместе с командованием отвечаете… Вы требуете, чтобы мы заменили Козлова кем-либо вроде Гинденбурга. Но Вы не можете не знать, что у нас нет в резерве Гинденбургов."

Выделено мной. Но вопль - чей? А, может, и намек на усердие в ликвидации командармов? Сталин все помнил…

Пока идет эта перебранка, люфтваффе прицельно разбивает штабы, режет связь, а танковые клинья, словно в 41-м, расчленяют массу войск - и танков! двадцать одну стрелковую дивизию - двадцать одну, читатель! И делает это десятью с половиной дивизиями, презрев каноны, требующие при наступлении трехкратного превосходства. Немецкая дивизия по численности вдвое больше советской, но преимущества все равно нет. Ни в танках нет здесь у вермахта преимущества, ни в артиллерии. Даже во внезапности нет, наступления ждали. Лишь в одном у него преимущество, притом, подавляющее, - в качестве командования.

Немцы в тылу, Керчь взята. Войска - каша. Разгром страшен. Пленных стараются не брать. Немцы на своих и трофейных танках расстреливают бегущих. Люди кидаются в Керченский пролив на бочках, обломках, вплавь, а самолеты люфтваффе пикируют не только на лодки, но даже на одиночных пловцов. Крымчане, свидетели разгрома, рассказывая подробности моему другу, археологу Михаилу Кубланову, проводившему раскопки античных поселений у Керчи, плакали тридцать лет спустя.

В Аджимушкайских каменоломнях укрылись те, кто обрек себя на агонию. Они выходили за пищей, а их узнавали по воспаленным губам. Воды не было, и они сосали камень, водоносные слои известняка.

Керчь, город-герой…

"Причина провала Керченской операции заключается в том, что командование фронта - Козлов, Шаманин, Вечный, представитель Ставки Мехлис, командующие армиями фронта, и особенно 44-й армии - генерал-лейтенант Черняк и 47-й армии - генерал-майор Колганов, обнаружили полное непонимание природы современной войны.." (Директива Ставки от 4 июня 1942 г.).

Беспрецедентное признание.

Кто же виноват, что во главе армий генералы, не понимающие природы современной войны?

Риторический вопрос…

Казалось, теперь, после кровавой бани в Крыму, надо бы призадуматься о том, куда двинет вермахт. Обстановка с падением Крыма изменилась насколько, что при взгляде на карту сам собой напрашивался вопрос: этапом какого плана была эта стремительная и безжалостная операция, в которой вермахт снова блеснул мощью сорок первого года?

Невероятно, но факт: такой вопрос задан не был. Велено было думать, что следующим шагом вермахта будет шаг к Москве.

Зачем отвлекаться на Крым, если затем бить по Москве? Нелепо. Ведь это потеря времени, она уже проучила русской зимой. Это и далеко, для возвращения к Москве потребуется дальняя переброска войск. Так, быть может, все же не Москва? Узкий Керченский пролив так и манит к высадке на Таманском полуострове, а это же Кавказ! Или совсем уж нет опасения за бакинскую нефть, столь нужную немцам?

Следующим шагом вермахта будет шаг к Москве!

Ну, пусть. Но не воздержаться ли пока от наступательных операций? Ведь ясно уже, что операторы неумелы и растреплют свои армии зря…

Следующим шагом вермахта будет шаг к Москве! Упредить!

12 мая, в разгар событий в Крыму и без малейшей связи с ними, без всякой надежды облегчить там положение, войска Юго-Западного фронта, зная о концентрации вермахта перед своим фронтом, но, по указанию вождя, считая ее демонстративной, отвлекающей внимание от Московского направления, несмотря на робкие протесты Генштаба упредили противника и перешли в наступление в общем направлении на Харьков. Операция была выведена из подчинения Генштаба, ее велено было считать делом фронта.

Такова была личная попытка Сталина избежать повторения сорок первого года. Полагаю, что, кроме оперативно-тактических, вождь преследовал и дипломатические цели. Ему в тот момент позарез нужна была крупная победа…

Операция началась бойко, и Красная Армия, превосходившая вермахт, особенно в танках, изрядно продвинулись в направлении Харькова. Но темп продвижения зловеще слабел. В пятидневной обороне вермахт растрепали наступавших, а 17 мая одиннадцать дивизий фон Клейста перешли в контрнаступление из района Славянск, Краматорск. Прорвав оборону 9-й армии, они двинулись под основание советского клина.

В Генштабе случившегося не пропустили, и Василевский, хоть и не допущенный к операции, но пристально за нею наблюдавший, немедленно рекомендовал перейти к жесткой обороне. (Конечно, за его спиной стоял Шапошников, умолкший к тому времени уже насовсем и высказывавшийся с благолепной осторожностью лишь тогда, когда его лично призывал Сталин.) В книгах об этой операции говорится, что штаб фронта с Тимошенко во главе придерживался иного мнения и был согласен со Ставкой (Сталиным!):

" Обстановка под контролем, но нужны подкрепления." Не думаю. Представляется более вероятным, что это было не мнение штаба фронта, а боязливое чтение им вождевых желаний, как и год назад в Киеве. Сталин дать резервы согласился и велел продолжать движение в тыл немцам. А подкрепления, сказал он, прибудут через три дня.

Подумаешь, что при наступлении три дня… Вермахт обождет.

Не ждал вермахт. С утра 18 мая обстановка у Барвенковского выступа стала катастрофической. Клейст расширил стокилометровый прорыв и формировал оборону против возможной деблокады окружаемых советских войск изнутри и извне. Ход событий командованием фронта уже не управлялся. Василевский молил Сталина прекратить движение на Харьков. Вождь ответил грубым отказом. Армии продолжали смертельный свинг в тыл вермахта.

Вечером штаб фронта уже не мог подыгрывать вождю в его желаниях. Перепуганный Хрущев, член военного совета, звонил Василевскому, и тот еще раз пытался поколебать непреклонность вождя. Сталин снова ответил отказом, и Генштаб снова не настоял на своем.

Как тут еще и еще не пожалеть о строптивых командармах?

Страшно возражать Сталину? А терять сотни тысяч солдат в котлах уже в самом сердце страны - это что, не страшно?

Что крылось под нахальным отказом вождя прислушаться к мнению своих генералов? Уже не дружки просили, к ним он давно утратил доверие, а им же выдвинутые военные таланты школы Уборевича (помянутого здесь, ибо всердцах его как-то помянул и вождь: "… учить войска, как при Уборевиче"). Знал он и о совпадении мнений Василевского и Шапошникова, умолкшего, но пока еще остававшегося для него высшим военным авторитетом (исключая себя, разумеется). Причина, на мой взгляд, прозрачна: после свежего конфуза в Крыму и в видах поездки Молотова в Лондон для заключения договора между СССР и Великобританией вождю срочно требовался военный успех. Предстояло обсуждать границы, отстаивать приобретения за счет разодранной Польши, что проще, имея за спиной наступление и тем давая союзнику понять, что судьбы войны - и его, союзника, судьба - решаются на Восточном фронте, и с жертвами там не считаются.