Операция Наследник, или К месту службы в кандалах

— И все-таки я поговорю с отцом, Черевин. Мамá, я нашел еще одного надежного человека, который будет охранять нас с Георгием во время путешествия.

— Я не вижу человека, — сказала императрица. — Здесь только два оборванца. Твои пристрастия к сомнительным людям меня пугают, Ники. Сперва этот матрос, которого ты готов разве что не на руках носить, теперь какой-то бродяга с тупым лицом, безостановочно кричащий «Ура!». Ты должен следовать примеру своего отца, который умеет выбирать людей умных, а не тех, кто ему нравится.

Артемий Иванович снял котелок с головы и поклонился императрице в пояс.

— Передавайте, Марья Федоровна, привет от меня вашему супругу, — сказал он, выпрямляясь и расплываясь в счастливой улыбке.

По счастью, императрица не поняла его, а наследник, наоборот, был даже восхищен таким простонародным и непосредственным выражением любви простого охранника к его августейшему отцу. Но тут вдалеке раздались крики егерей и охотники поспешили на свои места на штреке — начался новый загон.

Черевин проводил его взглядом и спросил у поляка:

— Почему вас никто не заметил ни в одной из ближних к Спале деревень? Ничего не понимаю. Вы откуда шли?

— Из Пеклы, — сказал Артемий Иванович, надевая котелок.

— Кто там у нас в Пекле? — задумался Черевин. — По-моему, старая карга Лёньчинская. Ну, я ей задам! И как она могла вас просмотреть?

— Пани Лёньчинская приходится мне тетушкой, — сказал Фаберовский.

— Это она-то душка? Да такой карги по всей округе не сыщешь. Что же мне с вами делать? Все идет из рук вон плохо. Федосеев и Петербургская охранка благодаря болтливости господина Владимирова слышали о покушении. Наследник обратил на него внимание и запомнил. Мне кажется, по вам все-таки плачет Якутск.

— Ваше превосходительство, это была случайность, я уверен! — заговорил поляк с удвоенным жаром. — Пан Владимиров действительно смышлен и очень способен. Уверен, что информация о подводной лодке просочилась не по его вине. Я еще не спрашивал у него, но, вполне возможно, его ослабленный якутской ссылкой организм не сумел противостоять какой-нибудь горячке и тот, кто ухаживал за ним, услышал что-то, произнесенное в бреду.

— Да-да, это был совершеннейший бред, — подтвердил Артемий Иванович. — Я тут ни при чем. Обычная горячка ослабленного организма. Полный бред. Я молчал как рыба. Можно, я больше не поеду в Якутск, а?

— Готов поручиться, ваше превосходительство, что все пройдет как по маслу. Слухи, гулявшие по Петергофу, не более чем слухи. О них уже забыли. Пана Владимирова там больше не увидят. Да и наследник никогда больше его не увидит, ведь мы будем атаковать его из-под воды. Вы должны нам поверить. Отправить нас до Якутску несложно, но вы потеряете драгоценное время, упустите, быть может, единственную возможность спасти Россию и династию. У вас уже нет времени заменить нас в вашем плане.

— У меня даже нет времени тут с вами разговаривать! — сказал Черевин, снимая ружье с плеча. — Сейчас начнется следующий загон, а мое место по левую руку от императрицы.

— Я хотел только сказать, ваше превосходительство, что мы с паном Владимировым уже предприняли серьезные шаги по пути сюда к подготовке к операции.

— Как? Кастрация? Но зачем вам кастрация? — не понял Черевин.

— Я пана Владимирова среди евнухов в каком-нибудь гареме в Каире прятать буду.

— Вы что, очумели оба? Хорошо, что я вам денег не успел дать.

— Холера ясная! — рассердился поляк. — Я ему про Фому, а он мне про Ерему!

— Никаких сообщников! И Еремина не надо. Так и быть, я дам вам денег, но не вмешивайте больше сюда никого!

— Мы встретились в Париже с изобретателем подводного аппарата паном Джевецким… — сказал Фаберовский, сдерживая раздражение.

— Да, на Эйфелевой башне, — подтвердил Артемий Иванович. — Такую высоченную отстроил, просто страсть.

— Да, кстати, а куда делась башня, которую вы построили в Бобыльском? — вдруг спросил у Владимирова Черевин.

— Да кто ж ее знает! — пожал плечами Артемий Иванович. — Я ее сам в глаза не видел. Врут все, наверное. Есть же такие люди, что соврут — не дорого возьмут. Совсем бесстыжие. А сколько вы нам отвалите на первое обзаведение, ваше превосходительство?

Фаберовский резко одернул за полу пиджака Владимирова и вновь взял слово.

— Мы обговорили с Джевецким нюансы управления аппаратом под водой, а кроме того, договорились об аренде имеющегося в его личном распоряжении аппарата с электрическим двигателем.

— Зачем вам еще один аппарат?

— Мало ли, что может случится. Русская таможня не выпустит подводную лодку за границу, египетская таможня не позволит русскому кораблю ввезти такое потайное судно на свою территорию. В конечном счете, может нам вовсе не удастся получить его в Инженерном ведомстве или Морском министерстве.

— Об этом не беспокойтесь. В середине сентября в Севастополе побывал управляющий морским министерством Чихачев. По моей просьбе он должен был договориться насчет лодки.

— Но вы поймите: если у нас будут две лодки, мы можем расставить их в разных точках пути наследника, с тем чтобы гарантировать успех.

— Черт, наследник уже машет мне рукой! Вы мне оба очень не нравитесь с некоторых пор, но времени действительно осталось слишком мало, чтобы что-то менять. Я соглашусь даже приобрести в аренду у Джевецкого его личную лодку. Второй экземпляр вы должны будете забрать из Севастополя в ближайшее время и отправить его из Одессы в Александрию. Забирать лодку следует в воскресенье, когда большая часть начальства в порту отсутствует. Вечером я заеду к Лёньчинской, будьте там — я передам вам деньги. И учтите — с цесаревичем поедет мой доверенный человек, урядник Стопроценко. Он будет по мере возможности помогать вам и доносить обо всем мне. Через него же я буду держать с вами связь в Египте, если понадобится. Но коли случится такое дело, что вы захотите предать меня или улизнуть в самый ответственный момент, он позаботится, чтобы вы никуда не делись и были достойно похоронены на одном из коптских кладбищ в Каире. 

Глава 14. Одесса

6 октября (?), понедельник

Вечером в понедельник 6 октября Владимиров с полученными от Черевина деньгами прибыл по Варшавско-Тираспольской железной дороге в Одессу и поселился в «Лондонской гостинице». Хотя поезд прибыл утром и у Артемия Ивановича было время сходить на море и прогуляться по городу, однако он решился покинуть номер только следующим днем, когда синяк под правым глазом, полученный в доме пани Лёньчинской, стал не так заметен. К тому же, он должен был, наконец, выспаться.

Поболтавшись по Дерибасовской и Ришельевской, мимо пустых террас кафе, завешенных сухими плетьми плюща, и вдоволь наглазевшись на выставленную в огромных зеркальных окнах дорогих магазинов японскую и китайскую фарфоровую посуду, на яркие призывные щиты табачных лавок и лакированные черные табакерки с цветными картинками на крышке на прилавках, на россыпи карманных часов в витринах часовых мастерских и обилие экзотических кокосов, ананасов и мангустанов у продавцов фруктов, Артемий Иванович зашел в аптекарско-косметический магазин Боссе, здесь же на Ришельевской, чтобы купить поляку очки. Совесть редко просыпалась у Артемия Ивановича, но во время поездки по железной дороге у него было время подумать и что-то она его замучила. Он вышел из магазина, нагруженный очками, потому что не знал, какие стекла нужны Фаберовскому, а на деньги можно было не скупиться и он купил каждого вида очков по несколько пар с разными оправами. Кроме того, он купил в подарок Эстер вращающуюся щетку для зубов «Ротифер», которую тут же сломал у себя во рту, и очень рекламируемый «Одесским листком» «Купрессин», средство для укрепления волос и уничтожения перхоти К.К.Боссе, причем назначение средства он понял неправильно, решив, что оно не от перхоти, а от похоти.

Потом он опять бродил по городу, пил водку в кабаках и даже участвовал во встрече православным священством и зеваками у входа в Крестовскую церковь чудотворной иконы Касперовской божьей матери, которую доставил в Одессу херсонский пароход.