Кровавая плаха

— Как же это? Думал я: краденые, и ладно, а тут..

Все замолкли, девочка вдруг разревелась, мальчишка не отходил от отца, крепко держа его за палец.

Иван решительно тряхнул головой:

— Попал я на пятьдесят рублей! Делать нечего, надо в полицию бежать, заявить: так и так, дескать.

Авдотья повисла у него на плечах:

— Куда попрешься, на дворе скоро ночь! Завтра утром выедешь, заодно и заявишь.

Она вывернула шубу подкладкой кверху, положила вовнутрь шапку, крест-накрест связала веревкой, вздохнула:

— А жаль, ведь такая, коли справить, рублев триста обойдется.

— Если не больше. — Старик притушил цигарку. Перекрестились на иконы, висевшие в красном углу, и сели за стол.

Утром Васильев проснулся, как обычно, рано. На дворе было еще темно. Авдотья только что подоила коров, внесла ведра, от которых шел сильный свежий запах парного молока. Налила большую кружку — до краев, протянула мужу:

— Пей, Ванюшка! — и через минуту добавила: — Я всю ночь думала: а может, не след тебе идти в полицию, а?

— Ишь какая умная — «не след» — передразнил Васильев. — А дознаются?

— Вить по судам затаскают: что да как! Может, сбыть их с рук — продать, хоть свое выручить? Я, Вань, замыла это… пятна. Не видать, …Васильев отправился к Устикскому мосту — там был шумный толкучий рынок. Тут продавали разную рухлядь — от ношеных салопов до стоптанных сапог.

Он, несколько робея, разложил на возу шубу, бросил рядом шапку. Тут же стал подходить различный простой люд, трогать вещи, приценяться. И хотя Васильев назвал бросовые цены — за шубу 100 рублей, за шапку 10, вещи никто не покупал. К такой роскоши здешние покупатели не привыкли.

Он мерз часа два и собрался уже ехать с рынка, как к возу прыгающей быстрой походкой приблизился пожилой господин в темном суконном пальто с воротником шалькой. Он весело улыбнулся и провел рукой в кожаной перчатке по меху:

— Хороши вещички!

— Купил по случаю, отдам задарма! — обрадовался Васильев. — И шубу, и шапку — все за сотню!

— Ой, мужичок, дешевишь! — Господин хитро подмигнул. — Иль вещичка так роскошна, что тебе уж стало тошно? — Он приподнял полу шубы, и Васильев в лучах морозного яркого солнца увидал вновь проступившие рыжие кровяные пятна. Господин развеселился еще больше и пропел на модный мотивчик:

— Ну да хватит нам лясы точить! — Господин вынул из кармана свисток, с силой подул в него.

Тут же прибежал городовой.

— Садитесь с нами в сани, — предложил господин городовому. — Правь, мужичок.

— Куда править? — сдавленным голосом спросил Васильев.

Веселый господин улыбнулся:

— А ты и впрямь не знаешь, где сыскное управление находится? Прежде было в доме под номером пять в Большом Гнездниковском, а теперь номер хоть такой же — пятый, а переулок другой — Малый Гнездниковский. Ну да я тебе сейчас покажу. Тут езды на десять минут.

— Господин хороший, моей вины тут никакой нет, — начал оправдываться Васильев.

Лицо господина изобразило крайнее недоумение:

— Да кто же посмел сказать, что ты виноват? Покажи мне того, я сам ему в лицо плюну. Виновным только суд признает. С участием присяжных заседателей.

Васильев заискивающе улыбнулся:

— Я ведь эти вещички не воровал. Я их купил, вот ей-Богу. Зачем же вы меня сразу в полицию?

— Любопытно весьма, а куда же нам ехать? В ресторан, что ли? Встречу нежную отметить?

— Да заберите эти вещички, мне они без надобности…

— Понял! Ты мне, братец, взятку предлагаешь? А я ведь при исполнении служебных обязанностей. Ох, как стыдно мне за тебя!

Собравшаяся толпа с удовольствием наблюдала это бесплатное представление.

— Все, сказки все сказаны! Поехали… На месте разберемся.

Убийство секретаря президента ведомства министерства Императорского Двора действительного статского советника Кулебякина наделало много шума.

Сам президент — граф Александр Николаевич Ламздорф, находившийся в Петербурге, соединился по телефону с обер-полицмейстером Москвы полковником Власовским:

— Александр Александрович, в вашем ведомстве дела страшные творятся! Моего сотрудника убили.

Власовский был человеком крутого нрава. Ко всем людям он относился ровно и высшей доблестью почитал честный и умный труд на любом поприще — от дворника до министра. Пожалуй, за всю многовековую историю древней столицы в ней лучший порядок был именно в годы, когда сей полковник наводил его своей железной рукой.

Но Власовский очень болезненно относился к чести своего мундира и никому не позволял пятнать его. Вот и теперь он металлическим голосом отчеканил:

— Ваше превосходительство! Вы сегодня малость, простите за откровенность, заговариваетесь.

— То есть? — У графа даже голос сел.

— В моем ведомстве полный порядок! Дай Бог вам иметь такой в вашем.

Генерал проглотил обиду, но стал говорить на тон ниже:

— Но убили Кулебякина…

— Кулебякин шел ночью один после ресторана. Он отпустил своего извозчика, заявив: «Хочу подышать воздухом и прогуляться!» А в Москве сейчас собралось много всякого отребья, со всей России сюда стекаются.

— Надо бороться с ними!

— Так точно, ваше превосходительство! Мы боремся, и довольно успешно. Отчеты об искоренении преступности регулярно отправляем в министерство внутренних дел. И сделаем все возможное, чтобы убийцу вашего сотрудника отыскать.

Ламздорф смягчившимся голосом закончил этот неприятный разговор:

— Я очень на вас надеюсь, Александр Александрович! Иначе нам самим нельзя скоро будет на улицу носа высунуть!

Полицейские службы напрягались вовсю. В ход пришла вся механика — явная и тайная. сыщики рыскали по всем злачным местам, осведомители с риском для собственного здоровья пытались в притонах и воровских малинах добыть хоть какие-то полезные сведения.

Призвали на помощь и московскую знаменитость — воспетого С. Глаголем, В. Гиляровским и другими сыщика Смолина. За выслугой лет он давно получал пенсион, но в самых трудных случаях вновь брался за дело. Он был запанибрата со всеми воротилами уголовного мира. Они ему доверяли и помогали. Смолин друзей никогда не подводил и сам бывал им полезен.

Вот и на этот раз, едва Васильев разложил на толкучке свой товар, как в домике Смолина на 1-й Мещанской задребезжал телефон: «Срочно приезжайте…»

Васильева посадили за решетку в полицейском управлении, произвели в его доме обыск, насмерть перепугав рыдавшую Авдотью и малых детишек. Вечером того же дня в присутствии подозреваемого провели опознание вещей. В камеру следователя пригласили брата убитого и его невесту. Невеста, некрасивая девица с узким лицом и в пенсне, едва увидав Васильева, рухнула без чувств. Она узнала того извозчика, который вез ее на Пятницкое кладбище.

Вещи были опознаны. Невеста даже назвала меховой магазин, в котором была приобретена шуба:

— В торговом доме «Чурилин и К°» на Пятницкой!

Васильев рассказал все без утайки, назвал и адрес продавца. (Умолчал он лишь о своей жене, иначе за недоносительство по законам того времени она тоже отправилась бы на каторгу.)

Колоскова арестовали и судили за убийство. Приговорили его к десяти годам каторги. Крестьянин Иван Васильев судом присяжных был признан виновным в укрывательстве преступления и сбыте краденого. И хотя его защищал знаменитый Федор Никифорович Плевако, приговор гласил: «Четыре года каторги».

Порок был наказан. Но самые жуткие события были еще впереди.

Итак, нежданно-негаданно, связанные одной кровавой веревочкой, Васильев и Колосков оказались на Сахалине. Павла каторга сразу же невзлюбила за тупость и жестокость. Но именно эти качества поначалу ему помогли — он сделал «карьеру».