Граф Соколов — гений сыска

На этот раз Иван остановился возле книжного развала. Лениво перелистал одну книгу, другую. И вдруг жадным взором впился в страницы изрядно потрепанного тома в сафьяновом переплете. Не торгуясь, заплатил и по студенческой привычке сунул том за пазуху.

Дома он в этой книге перечитал что-то — раз, другой. Взяв красный карандаш, подчеркнул на полях, поставил знак нотабене. И, почесывая кончик носа, надолго ушел в себя, глубоко задумался.

И вновь отправился за книгами — теперь уже навестил известных торговцев: Шибанова, Старицына, Чуйко, Фадеева. Домой вернулся на извозчике, держа внушительную связку томов, разложил их на столе. Тематика была определенной направленности: от изящного издания Д. Батюшкова “Банки. Их значение, операции, историческое развитие” до громадного тома, вышедшего еще в 1859 году, — “Сведения о банковых и других казенных долгах”.

Две недели ушло на изучение литературы, потом еще два месяца мотался Иван Трахман по различным учреждениям, взятки раздавал. Наконец, двухэтажный дом на углу Салтыковского переулка и Петровки украсила вывеска “Финансовая компания И. Трахмана”.

Возле изящного отремонтированного подъезда появился ливрейный швейцар, за окошком поблескивал лысиной кассир, из дверей, снабженных табличкой “Бухгалтер”, выходила приятной наружности особа с кожаной папкой и входила в дверь с табличкой —Директор”, где за громадным столом восседал сразу сделавшийся важным Иван Трахман.

Газеты запестрели рекламными объявлениями:

“Акции высшей категории надежности! ”, “Самые высшие прибыли!” “Финансовый риск застрахован!”, “Принимаем денежные средства под вексель — минимальный вклад один рубль, максимальный — миллионы!”, Ваши вклады идут на развитие золотых приисков в Западной Сибири! Ваш доход будет невиданным — до 15,5% годовых!”, "“Путь к вашему богатству — это путь в финансовую компанию И. Трахмана!” и т.д.

Народ, еще непуганный аферистами во фраках и манишках, понес рубли в двухэтажный дом на углу Салтыковского переулка. Здесь швейцар с низким поклоном отворял двери каждому — простолюдину с тем самым рублем и генералу с солидным капиталом. На стенах висели красочные рекламные проспекты, картинки, диаграммы. Они наглядно показывали, куда идут средства вкладчиков и откуда спустя уже полгода начнет бить золотой фонтан дивидендов.

Чтобы не заставлять вкладчиков томиться в очереди, их обслуживал целый штат клерков и кассиров.

Два расторопных молодца в расшитых по вороту шелком кумачовых рубахах и подпоясанных поясками о двух кистях, подавали — по свершении сделки — чашечку кофе, чая или рюмку водки — по желанию самого клиента.

По Москве пошла гулять легенда (которая, как известно, самая сильная реклама), что “у Трахмана можно разбогатеть”. И людской поток к двухэтажному дому под зеркальной вывеской и с картинками на стенах с каждым днем все более густел: каждому хотелось получить доходец, лежа на печи.

Друг народа

Сам Иван Трахман раздобрел на глазах, взгляд карих глаз сделался величественным и строгим. Одежду теперь он шил только у знаменитого Жака. Обедал в дорогом “Славянском базаре”. По вечерам его часто видели у “Яра”, где он щедрой рукой одаривал цыганок из хора. В газетных киосках по пять копеек за штуку быстро раскупались открытки с портретом Трахмана. Простой народ, сдавший банкиру рубли, боготворил его. Дамы мечтали о знакомстве с ним. Деловой мир удивлялся и даже восхищался еще невиданной ловкости.

Газетчики пронюхали: на 2 января “первый день выплаты дивидендов”. Трахман заказал в “Славянском базаре” большой зал, где для пятисот различных вкладчиков — по лотерее — банкир давал обед.

Газеты опубликовали рождественское интервью Трахмана. Подобно доброму Деду Морозу, он обещал только хорошее: “Деньги вложены в самое высокодоходное предприятие” — золотые прииски Западной Сибири. Приглашаю любого желающего убедиться, сколь наше дело прибыльно. И вот в канун триумфа — страшная трагедия.

Головешки

Сыщики прибыли на пепелище быстро — угли еще не успели остыть. Соколов в свете электрических фонарей увидал выгоревшее помещение. Сейфы были открыты и опустошены. На полу операционного зала, поджав руки и ноги, в так называемой “позе боксера” чернел обуглившийся труп. Веки обгорели, глаза, словно белесые бельмы, дико выпучены, зубы оскалены.

Доктор Павловский склонился над трупом:

— Повреждена вся толща кожи, ткани и внутренние органы, очевидно, сильно уплотнены. Судя по хорошему состоянию зубов — это молодой человек. Не старше двадцати пяти - тридцати лет. Одежда практически вся сгорела.

Соколов возразил:

— Нет, со стороны спины выглядывает кусочек ткани Тонкое сукно. Похоже, что сгоревший был одет в пиджак. А вот пуговица желтого металла, другая. На пальце — золотой перстень, кажется, с бриллиантом.

Жеребцов наклонился, поднял с пола очки:

— Вот, черепаховая оправа обгорела. Аполлинарий Николаевич, на темени зияет рана.

— Да, сначала злоумышленник стукнул жертву топором, затем обложил его бумагами, видимо, отчетной документацией, облил бензином и — чиркнул спичкой! — сказал Соколов. - Канистра за дверями стоит, мы мимо нее прошли,

— Стало быть, — задумчиво произнес Кошко, — убит сторож,

— Никак нет, — живо откликнулся Соколов. — Где видели бедных сторожей, носивших на пальцах бриллианты? Эй, Гусаков-старший, хватит лясы точить, отыщи сторожа — дворник наверняка его адрес знает. И заодно уточни, где Трахман живет.

Горькие слезы

Через полчаса Гусаков притащил не пришедшего в себя после вчерашней пьянки сторожа Карабанова. Это быт крепкий в плечах мужик с угреватым красным лицом, хранившим неизбывную печать тупости.

— Ты, паразит, почему ночь провел не на службе? грозно спросил Соколов.

— Дак, это вчерась барин, ну, господин Трахман, изволили выдать мне на водку “зелененькую” и сказали; “Иди, дескать, выпей праздника ради! А я как бы вместо тебя подежурю — мне, дескать, с бумагами следоват разобраться. До утра буду стараться!” Ну, я и пошел к Мартемьянычу, это трактир на углу Столешников. Домой лишь за полночь доставился.

Соколов позвал Жеребцова:

— Едем к Трахману!

Сыщики легко вспрыгнули в поджидавшие их сани. Застоявшиеся кони резво понеслись по ночной Москве. Над головой бездонная чернота неба уходила в провальную космическую беспредельность. Одинокая звезда лила на землю золотую слезу. Угадывался скорый рассвет.

В Перуновском переулке Жеребцов постучал в окошко. В глубине комнаты вспыхнула свеча. Заспанный женский голос зевнул:

— Вань, ты, что ль?

Дверь отлипла, и на пороге сыщики увидали молодую красивую женщину в одной ночной рубахе и босиком. Она вскрикнула:

— Ой, кто вы?

— Не пугайтесь, сударыня! — с возможной деликатностью произнес Соколов. — Мы из полиции. Где ваш муж?

— Вчера утром он сказал, что будет на службе готовить годовой отчет и приедет лишь нынче. Что-нибудь случилось? — Вдруг женщина спохватилась: — Вы проходите, я сейчас.

Через минуту она явилась в простеньком платьице. Соколов показал ей перстень. От воздействия жара золото покрылось цветастыми разводами.

— Это перстень мужа! — воскликнула женщина.

— А вот это? — Соколов достал из кармана черепаховые очки.

— И это его! Но почему оправа обгорела? Что произошло?

— На муже что вчера было надето?

— Пиджак из английского сукна с золотыми пуговицами...Узнав о случившемся, женщина зашлась в безутешных рыданиях. Но впереди ее ждало еще одно испытание. Труп был уже отправлен в морг, находившийся рядом с пожарным депо — на Скобелевской площади. Когда женщина вгляделась в обугленные черты лица, то лишь успела прошептать:

— Это он... — и потеряла сознание.

Солнце поднялось над горизонтом и весело сияло на высоких маковках церквей. День занимался морозным, солнечным, праздничным.