Неизданные архивы статского советника (СИ)

— А когда Анфиса Платоновна упокоилась, то что стало с Ксенией Александровной? — статский советник мягко вернул рассказчика к основной теме.

— Она тут уже прижилась, и в лавке распоряжалась, и вообще… Я ей предложил… Не важно. В общем, замуж она не хотела, так я принял ее в счетоводы. Очень уж ей цифры удавались.

То есть замуж звал, а она не пошла. Предпочла сомнительный статус приживалки и торговки. Она вообще нормальная? Да и кто тут в своем уме — один подбирает незнакомку с улицы компаньонкой к умирающей матери, а потом к деньгам подпускает, другой после случайного знакомства сразу женится.

— И Вы незнакомого человека пустили к денежным вопросам? — наверняка купец что-то другое имел в виду.

— Да как Вы можете в ней сомневаться? Она порядочнейший человек. И у меня, и у Антона Семеновича Рябинкина, приятеля моего, в аптеке работала — ни одной копеечки не пропало. И выручки стало в разы больше. Она же столько всего навыдумывала, и конкурсы, и игры, и витрины! Вы вот аптечную витрину видели?

Тюхтяев только согрелся и не горел желанием выходить наружу, но когда ты не очень высок, а тебя хватает этакая белесая горилла, то разумнее подчиниться. И вот они стоят перед витриной… Ну не факт, что это именно аптека, в Санкт-Петербурге так и дом терпимости можно оформить — женский манекен обладал столь большим милосердием, что оно прямо вываливалось на поднос. Судя по протоптанной к стеклу тропинке, дама пользовалась популярностью.

Тюхтяева затащили и в аптеку, где за прилавком скучал напомаженный юный аптекарь с томиком Бодлера в руках.

— Познакомьтесь, товарищ мой, Антон Семенович! — разволновавшийся лавочник едва не забыл о приличиях. — А это товарищ отца нашего Петра Николаевича, Михаил Борисович Тюхтяев.

Полусонное чудо томно взмахнуло ресницами раз, другой и Тюхтяев понял, насколько ошибался граф насчет купца, а также природу отказа госпожи Нечаевой от столь удобного брака.

— Антуан, ты расскажи ему про Ксению Александровну! — смущенно проговорил Калачев, чем окончательно подписал себе диагноз. Зря Николай Владимирович унижал невестку купеческой подстилкой.

— Ксения Александровна? — мелодично пропел аптекарь. — Что-то случилось?

— Нет-нет. Просто справки навожу. — поспешно успокоил его Тюхтяев и засобирался восвояси. Не то чтобы брезговал людьми подобного рода, но Антуан раздражал.

— Очень приятная девушка и добросовестная работница. Уж скоро год, а посетители до сих пор ее спрашивают.

— Вот о чем я говорил! — жарко бормотал Фрол по дороге обратно. Тюхтяев только отстранялся от такого проявления симпатии.

— Как же она вас всех тут к рукам прибрала. — только и сказал напоследок.

— Да к таким рукам не грех и прибраться. — ответил Калачев, прямо глядя в глаза. А ведь не глуп, совсем не глуп.

В военной части историю о дуэлях рассказывали поподробнее. Было их четыре и все по поводу взаимоотношений купца и его работницы. Все же провинция, никакого понимания у людей. Интересно, Петр Николаевич знал или просто доверял любимой невесте?

На почте отправлял телеграмму нанимателю «Городъ пустынный и малолюдный. Возвращаюсь». Служащий с бегающими глазками уточнил:

— Это Вы госпожу Нечаеву разыскиваете? — издержки маленького городка. Все всё обо всех знают, а новеньких рассматривают как под лупой.

— Не разыскиваю. Справки навожу. — Тюхтяев обожал таких обиженных на мир, потому что они сливали всю информацию не сортируя.

— Очень сомнительная девица с дурным характером и плохим воспитанием. Да и подумать — юная девушка из хорошей семьи поселилась у чужого мужчины и больше года вдвоем с ним прожила. А потом письма писала каждую неделю, даже покуда муж жив был. А ведь носила себя как царица, словно никто вокруг не понимает ничего.

— А потом те, кто ей это объясняли, с лестницы навернулись, да Дмитрий Денисович? — раздалось ехидное из-за стойки с марками. Тот остроглазый малец из лавки.

— Да я тебя сейчас, паршивец! — почтовый служащий выбежал за парнишкой, но покуда обходил стол, покуда открывал дверцу, тот успел больше.

— Мало она тебе тогда ухо порвала! — и убег.

Пунцово-красный секретарь Катусов оформил телеграмму, отправил ее, принял деньги и более о госпоже Нечаевой не говорил. Ни плохого, ни хорошего.

Результатом поездки Тюхтяев не был доволен — следов госпожи Татищевой, Нечаевой или любой другой в городе на Волге не обнаружилось. Более того, письмо к купцу, которое все же пришлось изъять, намекало на то, что живой ее вряд ли кто увидит. Странно, почему? Бросить деньги, драгоценности, завидное общественное положение — ради молитвы? Бывают и такие женщины, но чтобы в двадцать три? И не заливаясь слезами, а оставив сто одну рекомендацию по ведению дел и расписав благополучное будущее всех близких? Тут скорее на тот свет барышня собралась, что тоже не поддается объяснению.

Каждый раз, когда Тюхтяев пытался объяснить себе ее поступки, поведение, характер, она ускользала, словно это тысяча сущностей у одной женщины. И этого почтовика еще с лестницы спустила. Может и революционеров взорвала сама, а теперь прячется?

А по приезду в Санкт-Петербург сообщил графу лишь то, что удалось доподлинно выяснить. Что следов графини Ксении в Саратове не обнаружилось, с прошлого года ее там не встречали, а купец Калачёв точно не является любовником.

— Уверен? — с подозрением переспросил граф.

— Абсолютно. — и далее распространяться на эту тему не стал.

Встретил наконец своего человечка с Гороховой, маленького, невзрачного, но крайне информированного, который сообщил, что в здании склада проводилась секретная операция по внедрению агента.

— Схоронили? — сочувственно уточнил Тюхтяев.

— Да тут такое дело… Он пропал.

Еще один? Там дьяволова бездна что ли?

— Совсем?

— Да там как вышло-то… Мы агента внедряли к этим активистам, до дверей довели, наблюдали, и неплохо наблюдали, как ты учил, с трех точек. Когда все рвануло, обыскали — ни следа его нет. И через два дня заявляется, мол отлеживался где-то, не помнит где. Ну то есть я верю, что контузило, но что б так?

— И что же он рассказывает?

— Что было там трое — бывший земский врач Никифоров, Петр Петрович, студент Пастухов Алексей Михайлович и разночинец Боборыкин Дмитрий Иванович. Ждали женщину, чье имя установить не удалось. Она пришла, принесла взрывчатку, та сдетонировала не ко времени и вот…

— Сам веришь? — уточнил статский советник.

— Оснований нет. Агент надежный, больше пятнадцати лет прослужил. Мы его проверили еще раз по личной просьбе друга твоего, графа Татищева, но пока все подтверждается.

— И кто же у нас такой молодец?

— Фохт, Федор Андреевич.

— Николай Владимирович, если сейчас начать допрашивать Фохта о Ксении Александровне вновь, мы вряд ли сможем рассчитывать на конфиденциальность. Тем более, что вряд ли он бы промолчал, случись Вашей родственнице там оказаться — в прошлый раз он был весьма расстроен отказом в продолжении дела.

— Так что, он ее преследовал и убил? — ужаснулся Его Сиятельство.

— Не думаю, что он бы такое провернул. — подумав, ответил Тюхтяев. Хотя за пару дней и тело бы спрятал, и версию какую придумал подходящую.

— Сгною! — кратенько пообещал граф.

А к Пасхе Тюхтяев получил открытку от графа, где помимо прочих поздравлений и пожеланий была приписка:

Мутная история, но раз больше помощи не просят, то и лезть ни к чему. Хотя любопытно на такую неординарную особу глянуть.

Глава 2

— Ваше высокородие! — курьер влетел практически в мыле. — Там у их Сиятельства Губернатора бомбист и убивец.