Чужой клад

Поздний вечер уже готовился перейти в ночь; на темносинем небе высветился золотой серп луны и все ярче проступали звезды. Денис закрыл наружную дверь на засов, а Настя плотно задернула оконную занавеску. Теперь домик освещался лишь двумя светильниками — в столовой и в спальне.

— Ну что ж, сударыня, пора нам укладываться в нашу супружескую постель, — игриво сказал Денис и взял девушку за руку.

Она не нашла что ему ответить и молча переступила порог спальни. Кровать здесь была только одна, но широкая и высокая. И, надо отдать должное хозяйке, застелено сие ложе было с опрятностью.

Самым щекотливым оказалось то обстоятельство, что в домике не было ни лежанки, ни достаточно большой скамьи, чтобы мнимые супруги имели возможность спать порознь. Кроме кровати в спальне имелся лишь маленький стол, шаткая скамейка, сундук у стены и поставец для посуды.

Настя беспокойно огляделась и, скрывая волнение, сказала:

— Кому-то из нас придется спать на сундуке. Или на столе в соседней комнате.

— Помилуйте, кому из живых можно спать на столе?! — с шутливым ужасом воскликнул Денис. — А на этом сундуке поместится разве что ребенок. Нет уж, сударыня, не заставляйте меня подозревать вас в трусости.

— В трусости?.. Что вы этим хотите сказать? — опешила Настя.

— А то, что вы боитесь улечься рядом со мной. Неужели подозреваете во мне насильника?

— Нет, но…

— Стало быть, вы боитесь собственной слабости. Боитесь, что, оказавшись рядом со мной, не устоите и…

— Что?!. — возмутилась Настя. — Да как вы смеете…

Он не дал ей договорить, быстро схватив ее в объятия и закрыв ей рот поцелуем. Несколько мгновений девушка сопротивлялась, а потом ее захлестнуло то глубокое и упоительное чувство, которое раньше она знала лишь во сне. За одним поцелуем последовал другой, и скоро Настя ехала сама не своя; ее губы горели, пальцы путались в его волосах, по телу пробегала дрожь… Сквозь оглушительное биение крови в висках она услышала прерывистый шепот Дениса:

— Настя… Настенька… любимая моя…

С трудом оторвавшись от него, она сдавленным голосом спросила:

— Чтобы… чтобы сказали?

— Не «вы», а «ты», — поправил он. — Я сказал, что люблю тебя. Люблю с первой встречи.

— Почему же вы… ты раньше не говорил? — прошептала она, глядя на него сияющими глазами.

— Я противился своему чувству, потому что боялся быть отвергнутым. И еще я всегда думал, как и этот степной философ, что семейная жизнь — не для меня.

— Но Сковорода — святой человек, а ты…

— А я не святой, — подхватил Денис, — я никогда не чуждался грешных удовольствий. Но женщины нужны мне были лишь на время. Я ни к кому не хотел привязываться, потому что более всего дорожил свободой. Я думал: любая жена будет мешать моим занятиям наукой, моим путешествиям. К тому же я с детства испытал многие превратности судьбы. Было время, когда я жил в бедности и без всякой надежды на успех. Потому и решил ни с кем себя не связывать, чтобы иметь возможность идти по жизни смело, не оглядываясь. А семья — она сковывает человека, заставляет быть осторожным, отвечать не только за себя, но и за существа более слабые…

— Зачем ты мне все это говоришь? — глухим голосом спросила Настя и отстранилась от него.

— Затем, что люблю тебя, — сказал Денис и снова крепко привлек ее к себе. — Думаешь, почему я так рьяно принялся помогать Шалыгину, почему задержался в городе? Да потому, что хотел уберечь тебя от опасности! И хотел всегда быть рядом. Ведь только встретившись с тобой, я понял, что еще никогда по-настоящему не любил. Других женщин я легко брал и легко оставлял. Но тебя не мог оскорбить легким отношением. Такая девушка, как ты, заслуживает только серьезного чувства, а я не мог предложить тебе руку и сердце. Потому и молчал.

— Отчего же сейчас заговорил? — спросила Настя, упираясь кулачками ему в грудь. — Или решил, что после твоих поцелуев я потеряю голову и тут же тебе отдамся?

— Нет, не то. — Он улыбнулся, заглядывая в ее сверкающие глаза. — Не гневайся на меня, моя красавица. Я признался тебе в любви, потому что окончательно покорен. Теперь я не боюсь потерять свою свободу, а с восторгом положу ее к твоим ногам. Без тебя мне не в радость будут любые труды и свершения. Раздели мою судьбу, будь моей женой!

Денис вдруг стал на одно колено и пристально посмотрел на девушку снизу вверх. Настя видела, как в его глазах мелькает тревога и неуверенность, и этот взгляд убедил ее сильнее, чем слова. Она с невольной нежностью погладила его волосы, коснулась щеки; он перехватил ее руку, прижал к своим губам и с волнением спросил:

— Так ты согласна? Ты любишь меня?

— Люблю, — ответила она серьезно, без кокетства. — Да, люблю, скрывать не буду. Но женой твоей, наверное, не стану. Не потому, что не хочу, а потому, что ничего из этого не получится. Мы с тобой разные люди. Вряд ли наш брак благословит твоя матушка. Да и твое окружение будет смеяться, когда ты…

— Вот глупости-то какие! — прервал ее Денис, вскакивая с колен. — Даже слышать не хочу подобной чепухи! Матушка тебя полюбит, как только увидит. И друзьям моим ты понравишься. А хоть бы не понравилась — мне это все равно. Если же кто посмеет ухмыльнуться или слово плохое сказать, — пусть пеняет на себя! Денис Томский ведь не только над книжками сидел, но еще и научился неплохо владеть шпагой! — Он взял Настю за подбородок и добавил уже шутливо: — И потом, сударыня, проведя с вами ночь наедине, я, как честный человек, просто обязан жениться.

Настя хотела возразить, но Денис осторожно прикрыл ей рот ладонью и продолжал уже более серьезным тоном:

— Или, может, мое положение тебе не подходит? Да, я не очень богат. Среди твоих поклонников, наверное, есть более состоятельные люди. Но у меня большие надежды на будущее, я собираюсь в дальнейшем преуспеть. И не только как ученый; я вместе с Виноградовым буду заниматься производством фарфора. У меня и других задумок немало.

Настя отвела его руку и решительно заявила:

— Я даже не думала о деньгах! Мы с матушкой живем небогато, но нам вполне хватает. Я всегда считала, что человеку не надо излишнего. Но, если уж ты заговорил о состоянии, так должна тебя предупредить: я не подхожу тем женихам, которые ищут в невестах большое приданое.

— Прекрасно! Значит, ты подходишь мне! — воскликнул Денис. — Я-то как раз не ищу приданого. Мне нужна только твоя любовь. Если бы ты была богата, то я бы не рискнул сделать тебе предложение!

— Почему? — невольно удивилась Настя.

— Потому что Денис Томский всегда отличался несносной гордостью. Если бы кто-то предположил, будто я женюсь на любимой девушке ради ее приданого… нет, это было бы нестерпимо для меня.

— Ну, уж со мной тебе такое не грозит, — улыбнулась Настя.

Денис вдруг поднял ее на руки, отнес на кровать, а сам сел рядом и стал медленно снимать с нее туфли.

«Вот… сейчас оно и начнется…» — успела подумать Настя, чувствуя наплыв слабости, мешавшей сопротивляться этому опасному и притягательному мужчине. Денис наклонился над ней, стал страстно целовать ей губы, лицо, шею, а потом и грудь, которую успел незаметно высвободить из корсажа. Настя припомнила все внушенные ей заповеди и молитвы; также припомнила и сцены из французских романов, в которых герой соблазнял героиню. Она знала, что должна найти в себе волю для сопротивления, иначе может оказаться жертвой собственной слабости, — ибо даже страстно влюбленный мужчина, добившись близости с девушкой, может потерять к ней уважение, равно как и свежесть чувств. Судьба несчастной, совращенной Ловласом Клариссы Гарлоу [21], о которой Настя прочла совсем недавно, промелькнула в ее памяти, и девушка из последних сил оттолкнула Дениса, воскликнув:

— Если ты любишь меня, так должен беречь!..

И тут Денис разжал объятия, вскочил с постели и, едва не опрокинув свечу, схватил со стола кувшин с водой. Он пил большими глотками, обливаясь, а остаток воды и вовсе вылил себе на голову. Настя села на кровати, дрожащими пальцами поправляя расстегнутый корсаж.