Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа (полная серия)

– О! – проговорила она. – Он будет жестоко наказан, вы это увидите.

Голос Баккара был страшен и вместе с тем торжествен, как голос судьи.

– Но, – проговорил Фернан, – объясните мне, графиня, почему вы не хотите передать Рокамболя в руки правосудия, так как он находится здесь переодетым и под чужим именем?

– Это я вам теперь не скажу, мой друг, – ответила Баккара, отодвигая своей нежной рукой кожаные занавески кареты, которая остановилась.

Они подъехали к вилле. При звуке бубенчика на крыльцо вышла женщина. Это была герцогиня де Салландрера. Бедная мать поспешила протянуть руку графине.

– Ну, что с ней? – спросила Баккара.

– Сперва много плакала, но теперь успокоилась и желает видеть вас.

– Где она?

– В своей комнате, она пристально смотрит на море. Это упорство пугает меня.

– А мне так кажется, что это к лучшему.

– Дай Бог, чтобы ваши слова оправдались, графиня!..

– Позвольте мне одной войти к ней.

– Сделайте одолжение.

Герцогиня взяла под руку Фернана Роше и повела его в приемную виллы; графиня же поднялась на лестницу, в первый этаж, прошла через широкие сени и, подойдя к комнате Концепчьоны, тихо стукнула в дверь. Ответа не последовало. Дверь была не заперта, Баккара вошла. Она увидела Концепчьону, сидевшую при открытом окне и устремившую взгляд свой на бушующее море. Она была погружена в глубокую задумчивость.

Графиня, заперев двери, подошла к девице де Салландрера так тихо, что последняя ничего не слышала. Подойдя к ней, графиня положила свою руку на плечо Концепчьоны.

– Ах, это вы, графиня, я вас ждала, – проговорила она. Они обнялись и поцеловались.

– Бедная, – сказала графиня, – как вы страдаете. От последних слов графини пробудилась гордость молодой девушки. Она выпрямилась и со спокойным, холодным, почти угрожающим взглядом проговорила:

– Напротив, графиня, я думаю, как отомстить этому негодяю.

– За вас отомстят.

– Теперь, – прибавила Концепчьона, – я чувствую такое презрение к этому подлецу, что мщение кажется недостойным меня.

– Верю, – проговорила графиня, – мщение недостойно вас, но вы имеете право наказать его, и вы, вероятно, накажете его?

Девица де Салландрера вздрогнула и посмотрела на Баккара.

Графиня продолжала:

– Этого подлеца нужно наказать жестоко, его нужно удалить навсегда от общества; он похитил чужое имя, чужое состояние, он коварно умерщвлял всех тех, кто ему мешал, он подлежит человеческому правосудию.

– Отчего же вы не передаете его в суд? – сказала Концепчьона хладнокровно.

– Нет, – отвечала графиня, – это со временем, а не теперь.

– Что же вы будете теперь делать?

– Сначала надо подумать, а потом уже взяться за такое дело, как наказание этого убийцы и мошенника.

– Ах, графиня, – прошептала девица де Салландрера, – я угадала. Меня целый день сегодня не оставляла эта мысль, что надо возвратить обокраденному человеку его имя, титул и состояние, нужно, чтобы маркиз… де Шамери… освободился… с каторги…

– Да, это необходимо.

– О, я пойду к королеве, если нужно, я-даже… Графиня остановила Концепчьону и потом проговорила:

– Прежде, нежели примете от меня совет, сделайте мне одно одолжение.

– О, говорите скорей.

– Позвольте попросить сюда маркиза для того, чтобы он увиделся с вами.

Концепчьона побледнела, кровь прилила к ее сердцу… она пошатнулась. Графиня, увидав это, обняла ее обеими руками.

– Уйдемте, – прошептала девушка, увлекая графиню на террасу.

Ночь была ясна.

Графиня указала пальцем по направлению к Кадиксу.

– Глядите и слушайте, – проговорила графиня. – Вы видите там вдали движущуюся черную точку… лодку… слышите ли вы удары весел… это он…

Концепчьона в изнеможении оперлась на руку Баккара.

– Она уже его любит, – подумала графиня, – дело идет на лад.

Обе женщины, облокотясь на парапет, устремили взоры на море и молча стали следить за движением лодки… лодка приближалась. Когда уже лодка была близко, обе женщины увидели в ней двух людей, один из них греб, а другой стоял на корме лодки.

Сердце Концепчьоны стало сильно биться.

Наконец лодка подъехала к лестнице, на которой стояли Концепчьона и графиня. Тогда молодая девушка, с трудом стоявшая на ногах, увидела, что молодой человек, который был на корме, с легкостью выскочил из лодки на лестницу и поднялся наверх; это был он… точно он.

Но маркиз де Шамери не был уже в рубашке каторжника. Он был в костюме морского офицера, и понятно, видя его в этом костюме, нельзя было сомневаться, что это настоящий маркиз де Шамери. Как ни волновалась Концепчьона, но она спросила себя: «Как я могла предпочесть этому благородному и бледному молодому человеку отвратительного негодяя Рокамболя?»

Маркиз был также взволнован; он поклонился Концепчьоне и поцеловал ей руку.

Баккара отступила.

В эту минуту, без сомнения, вдохновенная мысль пробежала в уме и сердце Концепчьоны. И, взяв руку графини, она сказала ей нерешительным голосом: «Пожалуйста, пойдите к моей матери и оставьте меня наедине с маркизом де Шамери».

Вероятно, Баккара поняла, что происходило с Концепчьоной, потому что она, не возражая, пожала ей руку и ушла.

Концепчьона и маркиз остались одни, с глазу на глаз посреди безмолвной тишины. В продолжение нескольких секунд они сидели молча.

Но наконец Концепчьона, пересилив себя, посмотрела на маркиза своим печальным, кротким взором и проговорила:

– О, маркиз! Я теперь все знаю: ваше происхождение, ваше имя, и вы, конечно, знаете, что тот, который осмелился называться вашим именем…

– Я уверен, – проговорил с живостью маркиз, – что вы самая честная и благородная из женщин, но вместе с тем самая несчастная.

– О, маркиз, – отвечала гордо Концепчьона. – Тут дело идет не обо мне. Убийца, подлец, укравший ваше честное имя, встал мне на дороге, и я, легковерная, слепая, думала, что люблю его. За мою легковерность я готова выслушать, как кругом будут говорить: «Девица де Салландрера чуть не сделалась женой убийцы».

Она произнесла последние слова с неизъяснимой тоской.

– Ах! – проговорил маркиз, с трудом удерживая свое волнение. – Я понимаю вас, если я выдам себя, то это происшествие убьет вашу мать… мою сестру… Знаете что, отсрочьте вашу свадьбу с этим подлецом. Я еще некоторое время не объявлю про свое имя и состояние, и мы отделаемся от этого человека… Вы будто бы будете оплакивать его, – моя сестра, моя милая сестра будет тоже оплакивать своего мнимого брата. И тогда наша честь будет спасена, и никто не посмеет сказать, что убийца назывался моим именем и что он осмеливался просить руки дочери де Салландрера… Не оставляйте меня в каторге… помогите мне выйти… чтобы я мог увидеть хоть на один час… на одну минуту, хоть где-нибудь в толпе мою дорогую Бланш, и я буду доволен, я буду благословлять вас…

Маркиз говорил это сквозь слезы, и одна слезинка скатилась с его щеки на руку Концепчьоны, эта слеза обожгла ее.

– Господин маркиз де Шамери, – проговорила она, – я была незнающей, легковерной девушкой, но во мне течет благородная кровь, и я проведу у ног человека, протягивающего мне руку в моем несчастье, всю свою жизнь.

– Боже мой! – воскликнул маркиз, боясь понять смысл слов, сказанных Концепчьоной.

– Маркиз, вы хотите пойти еще на одну жертву, – продолжала Концепчьона, – для того чтобы спасти меня от позора, мать мою от отчаяния, может быть, жизнь вашей обожаемой сестры?

– О, с удовольствием… говорите. Концепчьона продолжала твердым голосом:

– Маркиз, хотите сделать меня вашей женой? Маркиз, вскрикнув от радости, упал на колени перед

Концепчьоной.

– О, да, – проговорила она, – потому что я чувствую, что вас люблю!

– А я, – прошептал маркиз, – я чувствую то же самое.

Почти в то же время, когда графиня Артова с Фернаном приехали в виллу, где жила Концепчьона с матерью, господин граф Вячеслав Полацкий сел в свою коляску и отправился в комендантский дворец. В этот же самый день, утром, мнимого графа посетил комендант крепости, капитан Педро С, капитан обошелся с мнимым графом с величайшим почтением и высказал ему то, что было написано им накануне в письме, то есть, что достаточно быть отрекомендованным генералом С, чтобы пользоваться всевозможными услугами капитана Педро С.