Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа (полная серия)

– Так убейте меня, – прошептал капитан, – но не позорьте моего имени.

– Извольте, – отвечал мальчик, указав на одно из окон залы.

– Идите за мной! – прибавил он повелительным тоном и начал задом отступать к окну.

Перед этим окном был висячий мостик, выдвинутый над страшною пропастью. Юный герцог вывел осужденного на смерть на середину этого мостика и затем велел ему стать на небольшую площадку, находящуюся сбоку мостика.

– Пощадите! – пробормотал капитан.

Мальчик, который в продолжение всего времени держал пистолет, направленный против капитана, быстро нагнулся и выдернул болт, находящийся сбоку. Доска опустилась, и изменник стремглав упал в пропасть, не успев даже вскрикнуть.

Спустя два дня раздробленное на куски тело злополучного капитана было найдено французами в скалах.

Через три дня осада была снята. Кончину капитана все приписали несчастному случаю.

Юный герцог никому не выдавал своей тайны. Он воспитывался и вырос вместе со своим младшим братом Рамоном, которого нежно любил.

Герцог дон Паец де Салландрера и дон Рамон д'Альвар сделались офицерами гвардии его величества Карла IV. Рамон женился на молодой девушке, донне Луизе, от которой родились двое сыновей-близнецов, их назвали Педро и Хозе. Дон Рамон возведен был королем в графское достоинство.

Но недолго радовался он своему счастию: вскоре он погиб, подобно своему отцу, таинственною смертью.

Молодая графиня Луиза д'Альвар уехала гостить к своей матери.

В это время герцог де Салландрера и граф д'Альвар последовали в Эскуриал за своим государем.

Однажды вечером граф д'Альвар получил записку следующего содержания:

«Дон Рамон! Один старый солдат, которого я сейчас причащал и которому остается жить только несколько часов, умоляет вас поспешить к его смертному одру. Имя его Яго Перетц. Он хочет открыть вам важную тайну».

– Кто принес эту записку? – спросил дон Рамон солдата.

– Крестьянин, который ждет ответа.

Спустя час дон Рамон сидел уже у изголовья умирающего солдата.

– Мне осталось жить всего несколько минут, – проговорил солдат, когда все, кроме Рамона, удалились, – а поэтому я должен открыть вам тайну, касающуюся смерти вашего отца…

– Он случайно упал в пропасть.

– Нет, я стоял в это время на часах и видел все: ваш отец, капитан дон Педро д'Альвар, сброшен с площадки висячего моста доном Паецем де Салландрера.

– Моим братом! – вскричал в ужасе дон Рамон. Он выбежал из избы, вскочил на лошадь и во весь опор поскакал домой.

– Что с тобой, Рамон? – спросил его Паец. – Ты ужасно расстроен.

– Потому, – отвечал Рамон, – что сейчас я слышал из уст умирающего о смерти моего отца.

Герцог вздрогнул.

– Яго Перетц мне сообщил, – продолжал Рамон, что отец мой сброшен с висячего моста доном Паецем герцогом де Салландрера.

– Отец твой был изменник: я убил его, чтобы не заклеймить тебя и нашу мать.

– Лжешь, подлец! – вскричал вне себя – Рамон и, кинувшись на своего брата, дал ему пощечину.

Герцог, не сознавая, что пощечина была ему нанесена братскою рукою, обнажил шпагу, и братья с ожесточением бросились друг на друга.

Через две минуты дон Рамон упал, не испустив даже крика: шпага дона Паеца прошла ему в сердце, и он умер под ударом.

Убийца, просидев всю ночь над трупом своего любимого брата, несколько раз решался покончить с собою, но его останавливала мысль, что после дона Рамона осталась вдова и двое малолеток и что он должен быть их покровителем.

Труп Рамона был скрыт в подземных темницах замка, и вскоре разошелся слух, что дон Рамон умер во Франции.

Донна Луиза никогда не узнала о трагической смерти своего мужа.

Дон Паец действительно сделался ей и детям ее покровителем.

Через несколько лет он женился на моей матери, и спустя год родилась я.

Отец мой поклялся, что дон Педро будет моим мужем; и когда мне исполнилось двенадцать лет, нас обручили. Тут он поклялся еще раз, что в случае смерти дона Педро, я сделаюсь женой дона Хозе.

Братьям-близнецам теперь двадцать шесть лет. Они. остались после смерти матери десяти лет, и тогда отец мой взял их к себе на воспитание. Пять лет мы жили вместе в нашем замке Гренадьер, близ Гренады. Дон Педро был кроткого, благородного характера; после того как нас помолвили, мы полюбили друг друга всем сердцем. Дон Хозе, напротив, был сурового, деспотического, честолюбивого характера и с юных лет начал питать к своему брату вражду, соединенную с ревностью ко мне.

Однажды в саду он открылся мне в любви и сказал, что если я не откажусь от дона Педро, то он решится на все, чтобы только завладеть моей рукой. Мне сделалось страшно, и я убежала.

Впоследствии я убедилась, что дон Хозе вовсе меня не любил и не любит, а льстится лишь на мое приданое и на. наследство по смерти моего отца.

Однажды ночью мне не спалось, и я вышла в сад подышать свежим воздухом. Просидев несколько минут под прикрытием мрака, я вдруг услышала приближающиеся шаги и затем сдержанные голоса, между которыми узнала голос дона Хозе.

– Итак, милый мой, – проговорил женский голос, – дон Педро женится на Концепчьоне и наследует все достоинства и богатства своего тестя, а ты останешься безо всего.

– Да, – мрачно отвечал дон Хозе.

– Если б он умер, ты жалел бы его?

– О! напротив, это было бы моим счастьем.

Затем они прошли мимо меня и удалились; я продолжала сидеть в своей засаде! Я тотчас же узнала молодую цыганку Фатиму, которая блистала в Мадриде, Гренаде, Севилье и Кадисе; и во всех этих городах богатая и знатная молодежь увивалась за ней, как за царицей. Она жила в Гренаде в палаццо, вместе со своей матерью – настоящей колдуньей, и тремя братьями, молодыми, дюжими парнями, которые, по народной молве, принадлежали к шайке разбойников.

Фатима, которая любила дона Хозе, тайно приходила к нему на свидание каждый вечер.

Итак, я продолжала сидеть в своей засаде.

Дон Хозе и цыганка снова прошли мимо меня, и я услышала следующее:

– Эта болезнь неизлечима, – сказала цыганка.

– Чем она проявляется?

– Гниением заживо всего тела.

– И нет возможности ее вылечить?

– Никакой.

– Сколько времени больной может прожить?

– От одного до пяти лет; но язвы показываются уже в первые месяцы.

– Болезнь эта заразительна?

– Да.

– Значит, здоровый от поцелуя больного заражается.

– И этого даже не нужно. Я тебе говорила, что мои братья недавно привезли из Африки маленького негра, пораженного этой болезнью. Если надеть на него восковую или смоляную маску и затем маску эту приложить к лицу здорового, то этого будет достаточно для привития болезни.

Затем я услыхала поцелуй, и цыганка ушла.

Я догадалась о страшном намерении дона Хозе и хотела рассказать все моему жениху, но он тогда уехал на несколько дней на охоту. Я ждала его со страшным нетерпением.

Наконец спустя несколько дней на пороге гостиной появился дон Педро, но – о ужас! – он был бледен, расстроен и, едва держась на ногах, не мог выговорить ни слова.

– Я заблудился в горах, – проговорил он наконец прерывающимся голосом, – и начал кричать. Вдруг ко мне пол бежали трое людей с лицами, выпачканными сажей и углем.

– Кто ты? – спросили они меня.

– Дон Педро д'Альвар, – отвечал я им.

– Они захохотали и бросились на меня; один из них свалил меня наземь и уперся коленом в грудь. Они начали меня бить и ногтями исцарапали лицо до крови, затем надели мне на голову мешок, покрытый внутри каким-то клейким веществом. Я лишился чувств. Сколько времени был я в этом состоянии – не знаю, но, придя в себя, я увидел, что лежу не в горах, а у ворот Гренадьера.

Боже, я не успела его предупредить. На него надели роковую маску.

Восемь дней я пролежала в бреду, произнося лишь: дон Хозе, цыганка, смоляная маска и неизлечимая болезнь. Никто не понимал этих слов, но дон Хозе догадался, что мне известна его тайна. Однажды он сел ко мне к изголовью.