Башня одиночества

Валерио Массимо Манфреди

«Башня одиночества»

ПРЕДЫСТОРИЯ

Колонна медленно двигалась вперед среди ослепительного блеска неба и песка; оазис Цидамус, с его прохладной водой и свежими финиками, остался всего лишь воспоминанием. Они в страхе покинули его уже много дней назад, а южный горизонт продолжал удаляться, призрачный, зыбкий и обманчивый, словно марево, колышущееся среди барханов.

Впереди на лошади ехал центурион Фульвий Макр с прямой спиной, расправленными плечами и в потускневшем на солнце шлеме, который он никогда не снимал, чтобы показать своим людям пример дисциплинированности.

Уроженец Ферентино, он происходил из семьи землевладельцев и долгие месяцы гнил вместе со своим отрядом в лагере на сиртском берегу, в горячечном бреду малярии, утоляя жажду прокисшим вином и тщетно грезя Александрией с ее наслаждениями, когда наместник провинции внезапно призвал его в Кирену и поручил пересечь пустыню вместе с тридцатью легионерами, греческим географом, этрусским предсказателем и двумя мавританскими проводниками.

Путешественник, несколькими годами раньше совершивший экспедицию вниз по течению Нила вместе с Корнелием Галлом, сообщил Цезарю, что, по словам торговцев слоновой костью, на границе огромного песчаного моря существует государство, которым правят черные царицы, потомки и наследницы тех, что когда-то воздвигли пирамиды Мероэ, уже многие века пустующие и полые, словно зубы старика.

Приказано было добраться до тех далеких земель, установить с верховной царицей торговые отношения и по возможности подготовить договор о союзничестве. Поначалу Фульвию Макру согрело душу то обстоятельство, что наместник вспомнил о нем и поручил эту экспедицию, но радость быстро улетучилась, когда ему показали на карте маршрут, который он должен пройти, — страшную дорогу, пересекавшую пустыню в центральной части, самой иссушенной и безлюдной. Однако то был единственно возможный путь, иных не существовало.

Рядом с центурионом ехали верхом мавританские проводники, неутомимые всадники, с кожей темной и сухой, словно рогожа. Позади следовал предсказатель Авл Випин, этруск из Тарквинии. Про него говорили, что он долгое время жил в Риме во дворце Цезаря, но потом император удалил его от себя, недовольный его пророчествами. Рассказывали, что, отсылая Випина, Цезарь цитировал слова Гомера из «Илиады»:

Быть может, весь поход и был задуман исключительно ради того, чтобы зловещий прорицатель навсегда сгинул в море песка. По крайней мере, такие слухи ходили среди воинов, которые ехали позади, покачивая головами под палящим солнцем.

Випин и это предсказал: хотя они и двинулись в поход в начале зимы, зной будет все сильнее, словно в разгар лета.

Теперь они ехали по совсем уж пустынной местности с камнями, черными, словно угли; куда бы ни падал взгляд, повсюду виднелась лишь бесконечная выжженная земля, над которой дрожал очередной мираж.

Мавританские проводники обещали, что на исходе этого утомительного дня можно будет сделать привал у колодца, но прежде чем настала пора разбить лагерь, им пришлось остановиться по иной причине.

Прорицатель внезапно натянул поводья своей лошади, съехал с дороги и, спрыгнув на землю, подошел к скале. На выступе камня он увидел высеченную фигуру скорпиона. Випин протянул руку, чтобы прикоснуться к единственному творению человеческих рук в этой бесконечной пустыне, и в этот момент ему послышался плач. Он обернулся к людям, застывшим в неподвижности и молча глядевшим на него, затем осмотрелся — кругом была одна пустота, и у него прервалось дыхание, а по спине пробежала дрожь.

Он снова протянул руку, чтобы потрогать фигуру, и снова услышал плач, горький, безутешный, перешедший в хрип. Совершенно четкий звук, который ни с чем не спутать. Он обернулся и прямо перед собой увидел растерянного центуриона.

— Ты тоже слышал?

— Что?

— Плач… Этот звук… выражение безграничной боли.

Центурион взглянул на своих людей, ожидавших его на дороге: те спокойно переговаривались и пили из своих походных фляг. Только мавританские проводники беспокойно озирались, словно предчувствуя нависшую над ними угрозу.

Центурион покачал головой:

— Я ничего не слышал.

— А животные слышали, — сказал прорицатель. — Взгляни на них.

Лошади и впрямь проявляли странное беспокойство: рыли копытами землю, фыркали и грызли удила, позвякивая фаларами. Верблюды тоже крутили головами, капая на землю зеленоватой слюной и оглашая пространство отвратительными криками.

В глазах Авла Випина мелькнул ужас.

— Нужно возвращаться. В этом месте обитает демон.

Центурион расправил плечи.

— Цезарь отдал мне приказ, Випин, и я не могу ослушаться. Осталось уже немного, я уверен. Всего пять или шесть дней пути — и мы доберемся до земли черных цариц, земли сказочных сокровищ и огромных богатств. Я должен передать послание и обсудить с ними условия договора, а потом мы вернемся. Нас встретят с великими почестями. — Он помолчал. — Мы изнурены усталостью, нас мучит жара, этот засушливый климат — испытание и для животных тоже. Идем, продолжим наш путь.

Прорицатель стряхнул песок со своего белого плаща и снова сел на лошадь, но в его глазах таилась черная тень — тревожное предчувствие.

Они медленно ехали еще несколько часов. Географ-грек то и дело слезал со своего верблюда, втыкал в землю шест и измерял длину тени, наблюдал за положением солнца через диоптр, а потом делал пометки на листе папируса и географической карте.

Солнце зашло за унылый горизонт, и небо сразу начало темнеть. Воины собирались разбить лагерь и приготовить ужин, как вдруг поднялся ветер и в сумраке над пустыней блеснул далекий свет. Одно-единственное яркое пятно на всем пространстве, различимом взглядом.

Его заметил один из воинов и немедленно показал центуриону. Макр, внимательно изучив этот дрожащий огонь, похожий на звезду в глубине Вселенной, сделал знак проводникам и сказал прорицателю:

— Ступай и ты с нами, Випин, — вероятно, это огонь костра, и мы сумеем получить нужные сведения. Ты сам убедишься, что цель близка и твои страхи необоснованны.

Випин ничего не ответил, лишь пришпорил пятками коня и пустился галопом рядом с остальными тремя путешественниками.

Возможно, обманчивый закатный свет искажал расстояние, но огонь будто все отдалялся, хотя четверо всадников неслись по пустыне — земля здесь была плотной, и лишь легкую дымку песка встречный ветер поднимал под копытами лошадей.

Наконец они добрались до одинокого огня, и центурион вздохнул с облегчением, увидев, что это действительно костер, а вовсе не химера; однако, приблизившись, он пришел в недоумение и глубочайшее замешательство. У костра сидел одинокий человек, и рядом не было ни верхового животного, ни поклажи, ни воды, ни провизии. Казалось, его внезапно породила сама земля. На нем был плащ, лицо скрывал широкий капюшон. Он рисовал на песке какие-то знаки указательным пальцем, другой рукой опираясь на палку.