Месть в три хода

– Вот и я кое‑кого вспомнила.

– Уж не смазливого ли блондинчика, на которого ты засмотрелась на переходе? Ты с ним знакома?

– Не думаю, – покачала головой я, решив, что попытку изнасилования вряд ли можно считать знакомством. – Просто его вид напомнил мне об одном событии.

– О каком событии?

– Об изнасиловании.

– Ты имеешь в виду Глашу?

– Нет. Себя.

– Тебя тоже насиловали? – изумленно вскинул брови Пьер.

– Пытались, – вздохнула я. – Неоднократно, но, к счастью, безуспешно.

– Это хорошо, – задумчиво произнес Бриали.

Теперь настал мой черед недоумевать.

– Хорошо?

– Нет, конечно же, нет. Я не это имел в виду, – лицо француза порозовело от смущения. – Просто я подумал, что, имея подобный опыт, тебе будет легче найти общий язык с Аглаей.

– Будем надеяться.

Свернув у сада Альберта I, мы оказались на территории старого города. Здесь Ницца была неотличима от любого другого средиземноморского городка – те же беленые домики с маленькими окошками и красными черепичными крышами, те же узкие, нагретые солнцем улочки.

Изрядно попетляв, "Корветт" взобрался на холм, вырвавшись из красно‑белого каменного плена к шелестящим на ветру деревьям и зелени травы.

– Вот на этом повороте моя машина задела Аглаю, – сказал Пьер. – Так и началось наше знакомство.

– Ты не жалеешь об этом?

Бриали пожал плечами.

– Есть ли смысл жаловаться на жизнь, если ты уже родился?

– Тоже верно, – согласилась я.

Дорога спустилась вниз, затем, извиваясь змеей, снова поползла вверх, неохотно вскарабкиваясь на очередной холм. Сделав несколько поворотов, "Корветт Кабрио" плавно затормозил у ворот. На высокой, тщательно выбеленной каменной ограде ярким пятном выделялась покрытая глазурью керамическая табличка с надписью "Вилла Флоренция".

– Вот мы и дома, – улыбнулся Пьер.

Его улыбка показалась мне несколько натянутой.

Неожиданно за забором виллы загрохотали выстрелы.

– Merde! – выругался Бриали и, резко толкнув дверцу, выпрыгнул из машины.

Я выскочила вслед за ним, прикидывая, не опасно ли входить в дом через ворота. Если преступник находится в саду, он вполне может изрешетить нас пулями.

Пьер, матерясь по‑французски, лихорадочно шарил по карманам в поисках ключей. Не обнаружив их, он выдал недоступную моему уровню французского выразительную тираду и нажал на кнопку звонка.

Ворота распахнулись, открыв нашим взорам невысокую крепко сбитую брюнетку с дымящимся пистолетом в руках. Ноздрей коснулся слабый аромат пороховых газов.

– Merde, – повторил Бриали. – Ты меня напугала.

Аглая Стрельцова выглядела старше и мрачнее, чем на фотографиях, помещенных на обложке ее книг, что было вполне естественно для женщины в плохом настроении и без макияжа.

– Привет! – жизнерадостно поздоровалась я.

– Привет, – кивнула Аглая с таким видом, словно мое появление ничуть ее не удивило.

На мгновение я задумалась, узнала ли она меня. Внешность друг друга мы представляли лишь по снимкам на обложках. Встретив Аглаю на улице, вряд ли бы я сообразила, кто передо мной.

– Что случилось? В кого ты стреляла? – спросил по‑французски Пьер.

– В "Бесконечное падение", – так же по‑французски ответила Глаша. – Я приговорила их обоих к высшей мере наказания.

– Обоих? – по‑английски уточнила я. – Что ты имеешь в виду?

– Автора и его грязный плагиат, – объяснила Аглая. – Кстати, каким ветром тебя занесло в наши края?

Значит, все‑таки узнала.

– Так, проезжала мимо и решила заскочить, – пожала плечами я. – Ты же меня не раз приглашала в гости.

– А как ты оказалась в машине Пьера?

– Я позвонила, он подошел к телефону, вот я и попросила встретить меня. Пьер тебе ничего не сказал, потому что мы решили сделать тебе сюрприз.

– То есть ты уже в курсе?

– В курсе чего?

Аглая подняла пистолет и задумчиво посмотрела на него.

– "Дезерт Игл", – с уважением произнесла я, решив перевести разговор на более безопасную тему. – Крутая штучка. Излюбленная игрушка израильских военных. Прицельная дальность до двухсот метров, оснащен нерегулируемым прицелом открытого типа, но допускает установку оптического прицела. Помимо обычных, может стрелять мощными револьверными патронами.357 Магнум.

В процессе написания детективов я время от времени заглядывала в справочники по стрелковому оружию и, как ни странно, даже ухитрилась что‑то запомнить.

– Молодец, – оценила мою квалификацию Глаша. – Почти все угадала. Только это – модификация калибра.41 Экшн экспресс.

– Тоже неплохо. Где ты его взяла?

– У меня в столе, – раздраженно произнес Пьер. – Зачем ты это сделала? Я же просил тебя не играть с оружием.

– Я и не играла, – пожала плечами Аглая. – Ладно, пойдемте в дом. На ужин у нас луковый пирог.

– Луковый пирог – это прекрасно, – сказала я.

В углу у забора белели рассыпавшиеся листки изуродованной пулями книги. Я подошла к ним и, нагнувшись, осторожно вытащила из розового куста оторванный кусочек обложки. С поцарапанной шипами фотографии обаятельно и беззаботно улыбался Ив Беар.

* * *

Во время ужина мы болтали обо всем и ни о чем, старательно избегая опасных тем и вопросов. Французская и испанская кухня, книжные новинки, креативная живопись, проблемы нелегальной эмиграции, кризис на Ближнем Востоке…

Луковый пирог оказался превосходным, так же как вино и десерт. Свет за окном незаметно угас, над черными листьями магнолии завис тонкий сияющий серп новорожденного месяца, песни цикад слились в мощный торжественный хор.

Пьер вспомнил про научную статью, которую ему необходимо просмотреть до завтрашнего дня, и удалился в свой кабинет, а мы с Аглаей перебрались в гостиную.

Предложив мне устроиться на софе, Глаша опустилась в массивное кожаное кресло. Откинувшись на спинку, она завела руки за голову и медленно потянулась с нарочито томной манерностью. Позвоночник изогнулся дугой, вздымая вверх тяжелую крепкую грудь. Столь откровенное телодвижение должно было воздействовать на представителей сильного пола весьма недвусмысленным образом.

Жест был отнюдь не спонтанным. Я не сомневалась, что Аглая провела немало времени перед зеркалом, работая над его выразительностью и доводя движение до совершенства.

Пока я размышляла над тем, какие еще мужеуловительные трюки из арсенала femme fatal[3] находится на вооружении у Глаши, хозяйка дома с той же ленивой медлительностью расцепила руки, полукруглым балетным движением вернула их на подлокотники, опустила грудь и расслабилась.

"Вряд ли она отрабатывает прием на мне, – подумала я. – Скорее, действует в силу привычки, чтобы не терять форму."

Взяв с журнального столика изящный позолоченный портсигар, Аглая вытащила из него папиросу и прикурила ее от встроенной в корпус зажигалки.

– Ты перешла на папиросы? – удивилась я. – На книге ты изображена с сигаретой.

– Только иногда, под настроение, – объяснила Глаша. – Это "Беломорканал". Недавно выписала из Москвы десять блоков.

– Ностальгия мучает? – посочувствовала я. – На меня тоже, бывает, накатывает, только я в таких случаях блатные песни слушаю. Представляешь, за окном солнце вовсю жарит, пальмы под ветром колышутся, а у меня магнитофон орет что‑нибудь вроде:

Мороз под сорок, и скрипит на мне кирза,

Опять сегодня нормы не одюжил…

Когда‑то и я бродила по Сибири в кирзовых сапогах и даже курила махорку. До сих пор тянет в те края. Европа, конечно, хороша, но слишком уж цивилизована. Может, у тебя и махра найдется?

– Чего нет, того нет, – развела руками Аглая. – Так что, все‑таки, тебе наплел Пьер?

– Ничего. Мы почти не разговаривали.