Павильон Зеленого Солнца

Пробудил ее от сна какой-то странный звук, похожий на рев мотора. Еще не вполне очнувшись, Патриция гадала, откуда поблизости мог взяться автомобиль. Мотор ревел все оглушительнее, затем послышалось затихающее «чаф-чаф-чаф», что-то с силой ударилось о столбы веранды, и домик сотрясся. Веселый мужской голос крикнул:

— Эй, дома хозяйки?

Вот теперь Патриция проявила максимум прыти. Вскочила с места, да так удачно, что споткнулась о циновку и грохнулась на пол, ударившись лбом о дверцу шкафа. Она узнала голос участника археологической экспедиции, любимого ученика профессора Шеня, своего доброго приятеля — Комито.

Патриция сидела на полу, схватившись за голову и неотрывно смотрела на дверь. В голове крутилась одна-единственная фраза: «Убийца — тот человек (знакомый вам или незнакомый), кто первым появится на пороге дома». Патриция прислонилась плечом к дверце шкафа. Нет, она никогда не поверит. Вспомнила, как Комито встретил ее на раскопках, взял из ее рук сумку, небрежно закинул на плечо. Они шагали по песчаной дороге к палаточному городку, и Комито рассказывал, каким ему видится Фарфоровый город. Этот город непременно поднимется из земли. Сначала поработают они, археологи. Потом придут реставраторы… Комито яростно жестикулировал, объясняя, что вот здесь из праха восстанет дворец «Времена года» со всеми сокровищами… Комито так размахивал руками, что уронил доверенный ему багаж прямо в пыль.

«Невозможно поверить…» — думала Патриция. Но подозрения упрямо крепли. Комито был одержим историей госпожи Ота. Эти места навещал часто, заходил в монастырь, мог прочесть легенду. Да, у него хватило бы знаний — разгадать картинки на чайнике. И крышечку от чайника сумел бы найти — не в лавке на рынке, а прямо в раскопе. Патриция вспомнила, как Эндо замялся, отвечая на вопрос, где убийца взял крышечку. Наверное, предполагал подобное, да не захотел расстраивать, пока не выяснит наверняка.

«Но тот же Эндо сказал, что убийца уехал в город!» — мысленно вскричала Патриция и сразу поправила себя: «Никто этого не видел. Комито мог пройти с Ин-Пэем и Хат-хен половину пути, потом заявить, будто что-то забыл, и спокойно вернуться. У берега ждала моторная лодка. И теперь он пришел… Пришел за чайником».

Комито переступил порог. Он весело улыбался, на плече держал объемистую сумку. Под правым глазом его желтел уже сходивший синяк.

— Что это с вами? — спросил Комито вместо приветствия.

Патриция сидела на полу, одной рукой держась за голову, и тихонько покачивалась из стороны в сторону.

— Интересная гимнастика, — заметил Комито, с грохотом опуская на пол тяжелую сумку. — Пытаетесь головой пробить стенку? Как вы, однако, решительны. Я, когда у Эндо учился, начинал с малого. Пальцами дырки долбил, сломал два пальца, на этом и успокоился. А вы головы не пожалели, вот что значит — преданная ученица.

«Заткнись», — хотела сказать Патриция, но не сказала. Своему давнему приятелю она могла посоветовать придержать язык, но с убийцей разговор в подобном тоне вести не следовало. Нужно было проявлять крайнюю вежливость и не раздражать по пустякам.

— Как я рада! — простонала Патриция.

— В переводе это звучит: «Чтоб ты провалился», — заметил Комито, раскрывая сумку и выставляя на пол ряд разноцветных коробок и пакетов: — Честно говоря, маринованных осьминогов я не привез. Зато получайте ваш любимый паштет из креветок.

«Что же делать? — думала Патриция. — Эндо только ушел, и, пока вернется, пройдет не меньше трех часов. Сбегать за ним не удастся, Комито меня не выпустит».

Комито продолжал опорожнять сумку. Патриция следила, как проворно двигаются его руки. Сколько раз видела его пальцы с вечными порезами, заусеницами, кромкой земли под неровно обломанными ногтями. Могла ли она представить, что эти пальцы, бережно обметавшие пыль с черепков, сомкнутся на шее тя-ю?! Патриция слепо зашарила вокруг себя в поисках носового платка, ее начинало мутить. Комито поднял голову.

— Что случилось? — спросил он. — Почему вы на меня так смотрите?

Патриция поняла, что выдает себя, запаниковала и от этого утратила последние крохи рассудка.

— Я… мне… э-э… — забормотала она.

— Говорите лучше по-английски, — предложил Комито.

Но ничего более вразумительного не добился.

— Вы сегодня на редкость красноречивы.

Патриция только-только породила в уме первую фразу о том, как ей приятно, что Комито оказался по соседству и решил заглянуть к ней, как рот ее беззвучно раскрылся. Она заметила разбросанные по кровати листки со злополучными выписками из поэмы. Если Комито увидит их, все погибло. Он сразу поймет, что ей все известно. Патриция не нашла ничего лучше, как подойти и сесть на листки. Комито поднялся с колен, держа в руках небольшой пакет.

— Отнесите, пожалуйста, в холодильник.

Патриция укрепилась в своих подозрениях. Он заметил листки и заинтересовался: что это она так поспешно спрятала?

— У меня голова болит, — сказала Патриция и для верности легла на кровать.

— В следующий раз перед тренировкой обейте шкаф войлоком, — посоветовал Комито, отправляясь на кухню.

Патриция торопливо скомкала листки и забросила под кровать.

— Где ваша подруга? — донесся с кухни голос Комито.

— Она… — Патриция запнулась, не зная, что сказать.

Сознаться, что Элен уехала в город и что сама она осталась совершенно одна и ни на чью помощь рассчитывать не может? Кто знает, с какими намерениями явился сюда Комито? Патриция почувствовала, как заледенели кончики пальцев. До сих пор ее мутило от отвращения. Теперь затошнило от страха.

— Элен… Ее нет…

— А я и не заметил, — ответствовал Комито, возвращаясь в комнату.

— Зато Эндо поблизости! — вскричала Патриция, обретая голос.

— Отлично. Скоро он появится?

— С минуты на минуту, — напряженно отвечала Патриция, прекрасно зная, что в ближайшее время Эндо ждать не приходится.

— Отлично, — повторил Комито. — А то у меня только два часа в запасе. Если опоздаю на совещание, дело поручат кому-нибудь другому. Ну вот, — Комито скомкал и отбросил в сторону сумку, — накрываем на четверых? Вы в состоянии заварить чай?

Патриция молчала добрых пять минут, прежде чем ответить.

— Да.

Поднялась и направилась на кухню. Велела:

— Идите со мной.

Комито повиновался, прислонился к косяку и стал смотреть, как она заваривает чай. Молчание было невыносимо, и Патриция отважилась спросить:

— Кто это вас разукрасил? — Она имела в виду синяк.

Комито ухмыльнулся и потрогал скулу пальцем.

— Брат гневался. Из-за лодки, зачем взял без спроса? Ничего, Тои от меня почище досталось.

Патриция прошептала, что ей очень жаль. Представила, как весело они перебирались в этот домик, смеялись, спорили. И как нехорошо стало на сердце, когда выяснилось, что лодка добыта обманом, Тои подвел Комито, а Комито — брата. Тягостное чувство рассеялось не сразу — словно дурное предзнаменование получили.

Комито начал насвистывать. У Патриции задрожали руки. Снова вспомнились дни, проведенные на раскопках. Все участники экспедиции тогда, казалось, сроднились друг с другом. По утрам дружно бегали купаться в реке. Мужчины повадились прыгать с обрыва на кучу песка, вместе с осыпающимся песком катиться вниз, к воде. Их примеру последовали и женщины. Патриция оказалась самой большой трусихой. Отшатывалась от края, не решаясь прыгнуть, а Комито уверял ее, что это ничуть не страшно. Потом взял да и столкнул вниз, и она, визжа и хохоча, покатилась к воде. Примерно тем же способом он научил кого-то плавать.

Патриции внезапно захотелось, чтобы Комито поднялся и ушел. Потом она объяснит Эндо, как все случилось. Достаточно будет сообщить в полицию имя и адрес. Пусть полицейские сами ловят Комито, выслеживают на Лисьей горе, ставят западни. Она не желает, чтобы бывшего приятеля арестовали в ее доме, надели наручники…

Патриция тряхнула головой. Наручники? Арест? Бред какой-то! Она сама этому не верит. Готова подозревать кого угодно, только не Комито. Он не убийца, приезд сюда — случайное совпадение.