Беги, Люба, беги!

— Хватит ерундой заниматься! — махнул рукой Олег. — Я уже не просто есть, а прямо-таки жрать хочу...

Он направился к дому. Оглядываясь вокруг, я пошла следом. А дома...

Мясо на плите подгорело, пока сварится картошка, пришлось ждать долго, поскольку я забыла включить конфорку под кастрюлей. Так что атмосферу, царившую на ужине по случаю возвращения любимого из командировки, располагающей назвать было сложно. Я морщила лоб, прикидывая, сколько Лидке надо времени, чтобы добраться до дома. Олег жевал без энтузиазма и глядел хмуро. Предприняв безуспешную попытку разузнать о красотах природы Азербайджана, я умолкла. Наконец муж отодвинул тарелку и уткнулся в телевизор. Выждав минуту, я выскользнула в коридор.

— Нина Сергеевна? Добрый вечер, это Люба. А Лида вернулась? Нет? — Я испугалась. Но тут Лидкина мама попросила подождать. В трубке раздался грохот, словно на паркет выпустили стадо мамонтов. — Пришла? Ну, мы завтра созвонимся.

Я вернулась и занялась грязной посудой. Что ж, видимо, я ошиблась.

Теперь я вспомнила о собственных проблемах. Надо же объясниться насчет командировки! Однако решиться на разговор все не могла. Только когда муж оказался в постели, я присела на краешек кровати.

— Помнишь, я говорила тебе о командировке?

К большому моему удивлению, он помнил. Это ободрило, но, как выяснилось, ничуть не помогло. Минут через двадцать, выслушав эмоциональный монолог, сопровождаемый активной жестикуляцией, я оказалась за дверью спальни с зареванной физиономией и подушкой в трясущихся руках.

Утро не принесло никаких улучшений. Мы с Олегом поругались до завтрака, потом во время завтрака и продолжили после него.

— Олег, я не могу не ехать, — жалобно твердила я, заглядывая в сливовые глаза мужа. — Тогда придется уволиться...

Однако подобные мелочи интересовали его мало. Сливовые глаза смотрели сквозь меня, словно сквозь стекло, и лишь изредка кривились губы:

— Я сказал — нет!

— Но я уже отдала документы... У меня нет выбора...

— Выбор всегда есть! — назидательно отчеканил муж и отвернулся. — Ты когда документы отдавала, со мной советовалась? Ну вот теперь и не обижайся!

Объявив, что после командировки осталось несколько свободных дней и что в контору он идти не собирается, Олег устроился на диване, лениво перебирая бумаги из яркой сиреневой папки. Свернувшись калачиком в кресле, я горестно вздыхала.

До отъезда оставалось два дня. В тоске я переводила взгляд с мужа, продолжавшего валяться на диване, на календарь и обратно. Олег прилежно делал вид, что не понимает глубинного смысла моих молящих взглядов, с издевательской вежливостью осведомлялся о самочувствии и снова принимался копаться в своих бумагах.

Около полудня супруг неожиданно поднялся.

— Мне нужно уйти на пару часов... — проинформировал он, обуваясь.

Не успела за ним закрыться дверь, позвонила Лидка.

— Привет! — обрадовалась я, заслышав знакомый голос. — Как дела?

— В норме... — Подруга была на службе, поэтому добавляла в голос определенную долю официоза. — Как у тебя?

— Никак... — Я вздохнула. — Он категорически против.

Вельниченко вспыхнула, словно сухая солома. Но произносить вслух все то, что она обычно говорила об Олеге, при коллегах язык у нее, видимо, не повернулся.

— Погоди-ка, перейду в другую комнату... — предупредила она и исчезла, а через минуту проявилась снова. И понеслось... — Вот сволочь какая! Сам шлялся неделю неизвестно где! И чего он на'работу не идет? Дел у него, что-ли, нет?

— Не понимаю, — призналась я. — Лежит все время на диване или одни и те же бумажки перебирает. Сначала даже подумала: не заболел ли? Но стоит только слово о командировке вслух произнести, взрывается, как сумасшедший... Как быть? Мне Березкина позвонила, сказала, что самолет в пятницу в семнадцать десять.

— Знаешь, что тебе надо сделать...

Разговор не занял много времени, предложение подруга сформулировала четко, но, вешая трубку, я все-таки сомневалась в его здравомыслии. Размышляя, стоит ли последовать ее совету, я стояла возле телефона, и тут снова позвонили.

— Слушаю вас! — негромко вздохнула я, беря трубку.

Через мгновение от моей задумчивости не осталось и

следа. В трубке звякнуло, словно там энергично чокались после удачно произнесенного тоста, и я услышала:

— Ну, здравствуй!

Физиономия у меня вытянулась. Глядя на свое отражение в зеркале, я с плохо скрываемой злостью прошептала:

— Это опять ты?

— Я, — подтвердил маньяк. — Аты, кажется, не рада?

Тут он попал в самую «десятку». За последнее время я

успела подзабыть противный голос, и одна только мысль, что все начинается заново, вызвала тошноту.

— Пошел к чертовой бабушке! — отчеканила я. — Мне уже...

— Некрасиво приличной женщине произносить такие слова, — с отеческой укоризной перебил маньяк. — Можно подумать, что...

— Приличия — выдумка высохших старых дев! — резко оборвала я и сама себе удивилась: почему я вдруг припомнила маньяку его собственные слова, было одному богу известно. — Поэтому не говори больше об этом...

Моя хорошая память произвела на него впечатление.

— Что ж, — хмыкнул он, — по крайней мере, видно, что не все наши разговоры прошли впустую. К тому же нам явно удалось, хоть и не с первой попытки, перейти на «ты». Тебе не кажется, что теперь мы стали друг другу немного ближе?

— Что тебе нужно? — почти спокойно спросила я и подумала: «Сейчас скажет какую-нибудь гадость, и я сразу вешаю трубку!»

— Твой муж не такой уж дурак! — услышала я, и хотя приятного в сообщении было мало, повесить трубку не решилась.

— И... что?

— Мужа слушаться надо. — Я изумилась молча, — Если меня слушать не хочешь...

Тут я даже развеселилась. Все-таки, когда сама себя считаешь дурой — одно дело, а когда так считают другие — совсем другое:

— Сориентируйте по теме, пожалуйста, — вежливо попросила я.

— Поездка, о которой ты так мечтаешь, не принесет тебе ничего хорошего.

— А-а! — разочарованно протянула я. — Это мы уже слышали. А чего-нибудь конкретнее бабских причитаний не будет?

«Бабские причитания» вывели моего собеседника из равновесия.

— Ты даже не можешь представить, как изменится твоя жизнь! — железной собакой пролаял маньяк, и в трубке так загудело, что пришлось отстранить ее от уха. — И потеряешь больше, чем получишь!

— Уж куда больше! А не ты ли говорил, что здесь меня собираются убить, и советовал уехать? Вот я и уезжаю! Думаю, Германия ничем не хуже другого места.

— Можешь ты понять, что это единственное место в мире, куда тебе не стоит ехать?

— Да почему, в конце концов?!

— Сейчас я не могу объяснить, но послушай доброго совета...

— Да? — с сарказмом рассмеялась я. — Если я не слушаю собственного мужа, с чего ты взял, что я буду слушать какого-то болвана?!

Я даже задержала дыхание, вслушиваясь, не дрогнет ли голос собеседника, не допустит ли он какой-нибудь промашки, чтобы я могла убедиться... Но если это все-таки и был Олег, на крючок он не попался.

Слово за слово, зацепились мы не на шутку. Со стороны, наверное, я выглядела чистой сумасшедшей: глаза сверкают, щеки горят, как пионерский костер. В довершение ко всему, я еще азартно размахивала кулаком, словно грозила собственному отражению в зеркале, хотя оно-то уж точно ни в чем не было виновато.

Скоро я заметила, что голос мой садится. Оно и немудрено, ведь никакой тренировки по части базарных криков я не имела. И только подумала, что следует повесить трубку, как маньяк довел до моего сведения, что я «полоумная идиотка, которая ничего не видит дальше некоторых выпирающих частей тела своего мужа...». В глазах у меня потемнело. Схватив обеими руками телефонный аппарат, я размахнулась и со всей силы запустила в стену.

Олег вернулся ближе к вечеру.

Скинув обувь, он молча прошел в ванную. Встал, опираясь обеими руками о край раковины, и уставился на себя