Беги, Люба, беги!

Только оказавшись возле чердачной двери, моя Мата Хари соизволила открыть рот.

— Я через соседний подъезд вошла, — сообщила она. — На чердаке грязновато чуток, но пройти можно. Так спокойнее! Мало ли какой гад за твоим подъездом следит!

— С чего ты взяла?

— Ни с чего. Береженого бог бережет!

— А почему вдруг принялась записки писать? Неужели «клопа» нашла?

— Нет, поморщилась Лидка и, с кряхтением перелезая через толстую грязную трубу, повторила: — Береженого бог бережет! Очень уж все странно... И что-то не верю я этому Тигрину. Да и менту тоже. Так что, если кому-то есть охота за нами следить, пусть считает, что ты до трех книжку в креслице читаешь!

Протерев собою весь чердак, мы благополучно спустились вниз, почистились и вышли на улицу. Ни засад, ни кордонов после беглого осмотра замечено не было.

— Можно доехать на автобусе до Малой Нильской, а потом до Мишкина на маршрутке, — сообщила Лидка, оглядывая девственно чистую в обе стороны проезжую часть. — Или сразу частника поймаем?

— Давай, что первое увидим!

Она кивнула, и мы отошли в тенек под деревья.

На глаза не попадалось ничего дельного, мусоровоз и патрульная машина в расчет не шли. Прошло минут пять. Я уже начала вздыхать, когда в поле зрения оказался знакомый автомобильный силуэт. О большей удаче и мечтать было нельзя.

— Игорь Федорович! — завопила я и, размахивая руками, бросилась к дороге.

Серая «девятка» испуганно вильнула и, проехав несколько метров, встала колом. Сквозь пыльное стекло показалось сердитое лицо водителя.

— Очумела, что ли? Ты бы еще под колеса бросилась! — распахивая пассажирскую дверцу, гаркнул Христенко. Немного выпустив пар, он сменил гнев на милость — Здорово, Любовь Петровна! Куда пропала-то? А чего рука перемотана?

— Да вот, — скромно улыбнулась я, привычно пропустив мимо ушей первую часть приветствия, — поранила. На «больничном» сижу...

— А-а-а! — кивнул он. —Ну, до свадьбы заживет! — И собрался двинуться дальше, напоследок доброжелательно кивнув: — Выздоровеешь — выходи, как всегда.

— Игорь Федорович! — остановила его я. — А вы случайно... нас не подвезете?

— Куда? — несколько раздосадованно спросил тот. — На Макулинскую?

— К-хе, к-хе... — деликатно кашлянула я. — В Мишкино.

Но вот, кое-как сторговавшись в цене, мы мчались в сторону области. Христенко, вздыхая и качая головой, что-то недовольно бубнил. Лидка, поглядывая на него с неодобрением, морщила брови, из-за чего я опасалась, как бы она вслух не назвала его жмотом или барыгой. Но в конце концов все успокоились, Христенко включил приемник и оставшуюся дорогу развлекал нас русскими народными песнями.

Точно повторить маршрут, проделанный на «СААБе», не удалось. Куда именно он свернул в прошлый раз, я не запомнила, поэтому пришлось поворачивать по дорожному указателю. Пару раз вильнув по лесу, дорожная лента резво выскочила на равнину, и вдалеке я увидела пропускной пункт Мишкина.

— Остановите здесь!

Условившись, что вернемся через час, мы с Лидкой живо вымелись вон и припустили через поле, рассчитывая добраться до леска, а там до ограды. Вскоре я поняла, что мы подходим к поселку с другой стороны — достопамятный дуб высился позади шикарных шиферных крыш. Зато в этой части Мишкина не было голой земли, заборы участков начинались метрах в десяти от кустов. Правда, отсюда не было видно мамоновского дома, но я решила, что, ориентируясь по верхушке дуба, отыщу его без проблем.

Мы потоптались немного возле ограды, поглядывая на всякий случай по сторонам, и, не заметив ничего подозрительного, приступили к делу. Перебраться на ту сторону не составило труда. Не прошло и минуты, а мы уже шли вдоль заборов, рассчитывая найти проход между участками. Однако петлять на незнакомой территории оказалось не так просто, как казалось вначале. Раз пять мы теряли из виду дуб и столько же выходили к одному и тому же месту, словно ходили по кругу. За время блужданий нам не повстречалось ни единой живой души, если не считать черного «Мерседеса» с тонированными стеклами, бесплотным фантомом проплывшего перед нашими испуганными взорами.

— Ну и местечко, — покачала головой подруга, провожая его взглядом.. — Тишина, как на кладбище, а заборы, как на зоне.

-Это и есть зона, — согласилась я. — Зона отдыха после тяжелых криминальных будней.

— А что , здесь одни уголовники живут?

— Почему? Говорят, и прокурор здесь. Обратная, так сказать, сторона медали...

Наконец я различила впереди знакомую красную крышу. Между забором участка родителей Мамонова и соседним имелся проход. Именно туда в прошлый раз нырнул Тигрин. Возможно, там имеется калитка. Но на поверку вышло иначе: забор здесь выглядел еще неприступнее и в высоту имел верных три метра.

— Засада... Что делать будем? — спросила, повернувшись ко мне, подруга и почесала затылок. — Времени осталось в обрез.

Я задумалась, что из содержимого моего рюкзачка может помочь в такой деликатной ситуации, и тут за спиной кто-то оглушительно рявкнул:

— Стоять! Руки за голову!

— Интере-е-е-сно... — противным голосом тянул толстый краснорожий лейтенант, перекладывая с места на место мои веревку, фонарик и ножик. — Наводит на размышления: холодное оружие, экипировочка... Да, Тапазов?

Лейтенант разворачивался своей монолитной массой к сидящим возле дверей сержантам, тем самым, что притащили нас сюда, и заразительно хихикал. Бледный, словно тень грешника, Тапазов, поигрывая резиновой дубинкой, с готовностью гикал и кивал. Ему вторил щербатый напарник, явно размечтавшийся о большой медали.

— Так что, будем сознаваться, гражданка... — лейтенант в очередной раз раскрыл пухлой ручкой паспорт, — Вельниченко? С какой целью пытались проникнуть в частные владения, имея при себе набор воровского инструмента?

Лидка пыталась держать себя в руках и терпеливым голосом повторила:

— Никуда мы не проникали, мы просто гуляли.

— Это охраняемая территория. И без пропуска гулять по ней запрещено.

— Мы не знали, — огрызнулась Лидка. — На ограде никаких объявлений не было.

— А зачем вы через нее лазали? — радостно изумился милиционер.

— Для общей физической подготовки...

Лейтенант весело хрюкнул и начал заново перебирать

вещдоки. Прошло несколько минут, и снова он взялся за меня. Это могло длиться неизвестно сколько и кончиться неизвестно чем, но тут на столе у блюстителя порядка задрынькал телефон.

— Лейтенант Запорный у аппарата! — сообщил он. Немного послушал, погрустнел лицом и опечаленно забормотал: — Слушаюсь... Так точно!

Затем он пребывал в печали минут пять и неожиданно махнул рукой:

— Посидите вон там! — И указал на стулья возле окна.

На сем допрос закончился, и к нам потеряли всякий интерес. Притулившись на колченогих стульях, мы с Лидкой украдкой переглянулись. И что бы это значило?

Прошло время. В коридоре послышались шаги, дверь в кабинет открылась, и на пороге показался... капитан Климин. Мы с Лидкой вытаращились в изумлении, а он, увидев нас, сморщился, словно раскусил клюкву.

— Здравия желаю, товарищ капитан! — живо вскинулся лейтенант.

Климин кивнул. В его облике сквозила обреченность, и я едва не разрыдалась.

Запорный весьма вежливо попросил нас с Лидкой удалиться в коридор, под бдительные очи бравых сержантов. Какими словами Климин описывал лейтенанту мое каверзное душевное состояние, не знаю, но через три минуты он вышел в коридор, держа в руках мой рюкзачок. Молча взглянув на нас, мрачно сверкнул глазами и кивком указал на дверь. Сержанты скисли, а мы, ясное дело, обрадовались.

Во дворе отделения стоял новенький милицейский «Форд». Климин показал нам на заднюю дверцу и сел за руль. Рюкзачок оказался на переднем пассажирском сиденье. Видимо, капитан немного волновался, все-таки там лежал ножик...

Я не ошиблась. Выехав на шоссе, Климин нервно закурил и, бросив взгляд в зеркало, соизволил проявиться: