Танцы в лабиринте

— Это ей отморозок ногой приложил.

— Да?

— Мне тот, который с Кирочной, рассказал. Это в его доме было.

— Ну вот.

— Слушай, а чего это Леон твой заполошничал?

— В смысле?

— Ну она-то ладно, с ней все ясно. С нее спросу нет. А он: «Доченька! Не отдам!» И, главно дело, совершенно натурально рыдает.

— Ну?

— Что «ну»?

— Что тебе не понятно?

— Зачем?

— Так ведь скучно же жить на свете, Петя…

— В этом смысле?

— Ну да, — пожал плечами Адашев-Гурский. — А что, нет?

— Ну… с этим спорить трудно. Это мы понимать можем, — Волков въехал во двор и остановился возле парадной Адашева-Гурского.

— Зайдешь? — повернулся к нему Александр.

— Пошли.

40

Поднявшись пешком по лестнице на пятый этаж старого петербургского дома, Гур-ский, тяжело дыша, возился ключом в дверном замке.

— Полная разруха, — вздохнул он, — лифт не работает, замок барахлит.

— Поменяй замок, — пожал плечами Волков. — Разнеси к чертовой матери этот пункт во дворе, в который из твоего лифта ханыги всякие запчасти таскают. В чем проблема-то?

— Даже уж и не знаю. Хлопотна

— Тогда и не стони. Пребывай в христианском смирении. А то ты хочешь и ничего не делать, и чтобы все было. Так не бывает.

— Да иди ты. Ты, прямо как Ванька Чежин становишься, тот последнее время совсем с ума сошел. Всех жить учит. Спасу от него нет никакого.

— Да?

— Звонил как-то мне тут… ну… часов, наверное, в восемь утра. Или даже раньше.

— Что сказал?

— Да ничего. Пора вставать, говорит.

— И все?

— И все. — Гурский отпер, наконец, замок и открыл дверь. — Проходи.

Волков вошел в переднюю, поставил черную спортивную сумку на тумбочку под зеркалом, снял с себя куртку и повесил на вешалку.

Александр вошел следом, запер дверь и тоже стал раздеваться.

— Господи, — вздохнул он, — хорошо-то как! Наконец-то дома. Сейчас разденусь догола, залезу под душ, потом надену халат и идет оно все-о… Лежать буду. Лежать и лениться в свое удовольствие.

— Ну вот, — Волков зашел на кухню. — А по стакану? Праздник же.

— Вообще-то надо бы, — согласился Александр. — Но… что-то обморок меня этот мой неожиданный пугает. А? Как думаешь?

— Да ладно… — Волков открыл холодильник и скользнул скептическим взглядом по пустым полкам. — А чем разговляться-то? Что ж ты не позаботился?

— А когда мне было? Я же в четверг еще из дома вышел на минуточку и… будьте любезны, нате вам. И вообще, ты же не постился, чего тебе разговляться, какая тебе Пасха? Ты же ее не чувствуешь.

— Не скажи. Во-первых, благословляются все, и постившиеся, и не постившиеся. А во-вторых… знаешь, что-то все-таки есть такое… ну вот особенно в эти дни, самые последние, пятницу, субботу… как будто, и правда, бесовня разная уж и вовсе безо всякого присмотра гуляла. А сегодня вдруг все закончилось. Ну есть такое ощущение, серьезно. Правду говорю. Давай-ка я в магазин схожу, а ты тут пока…

— Ключ возьми, там, на тумбочке. Я под душ полезу.

— Хорошо.

— Петр надел куртку и вышел из квартиры.

— Петя!

— Чего? — Волков, вернувшись из магазина, запер за собой дверь и заглянул в комнату.

Адашев-Гурский стоял в халате возле секретера и недоуменно смотрел в выдвинутый ящик потайного отделения.

— Петь, а меня обнесли…— негромко сказал он и пригладил влажные волосы.

— Как это? — Петр поставил на тумбочку в передней принесенные из магазина пластиковые пакеты и вошел в комнату.

— Как… а вот так, — кивнул Александр на пустой ящик. — Я же чувствую, что кто-то здесь был… И ключ в замке вдруг заедает. Петь, как же это, а?

— Ну… — вздохнул Волков. — Не жил богато, не хер и начинать. Что еще тут скажешь?

— Я же сразу почувствовал, что здесь кто-то был.

— А как? — осмотрелся вокруг Петр. — Все вроде как и всегда. В меру аккуратный бардак.

— И ничего подобного. Это тебе так кажется. А обычно все на своих местах. Так, как мне нужно. А вот сейчас как раз и нет. Что же, я не вижу, что ли? Вот ведь… Ну лежали у тебя, и пусть бы и лежали. На фига, спрашивается, ты мне их принес? Специально, чтобы спиздили?

— Именно, — кивнул, усмехнувшись, Петр.

— Да ну тебя. — Гурский присел на корточки, задвинул ящик, который, встав на свое место, мягко щелкнул потайным механизмом, распрямился и прошел мимо Волкова к двери. — Лыбится он тут еще.

— А ты никому про тайник этот свой не рассказывал?

— Нет, — буркнул, обернувшись, Адашев-Гурский. — Я его вообще никогда и никому не показывал. Только тебе. А ты сам-то никому не брякнул? И ключи мои у тебя пропали, а потом, ты говоришь, опять нашлись… А?

— Да брось ты. Еще скажи, что это я тебя обнес.

— С тебя станется… — Гурский вышел из комнаты.

— Сань!

— Пошел в задницу.

— Са-ань… — Волков, захватив с тумбочки пакеты, вошел вслед за ним на кухню.

— Ну что?

— Да не расстраивайся ты. Все цело.

— Ты забрал?

— Ну… можно и так сказать.

— И что за игры? С материальными ценностями?

— Да тут… видишь ли, такая история… Давай наливай пока.

— Не буду я пить спиртного.

— Да ладно, не бойся.

— Ну поня-атно… Я сдохну, а тебе все и достанется. И делиться ни с кем не надо, да? Ты же ждешь не дождешься, когда я лыжи сдвину, я же вижу, — Гурский доставал из пакетов и раскладывал на столе принесенную Волковым еду. — У тебя же глаза завидуйте, руки загребущие… Небось хочешь, чтобы я и квартиру свою на тебя отписал, да? Не дожде-отесь… никогда не дождетесь вы этого от меня, гражданин Гадю-кин! Не буду я пить.

— Сань, это… не опасайся ты, короче, водку пить. Все у тебя в порядке со здоровьем.

— Да? А ты откуда знаешь? Тоже мне Склифосовский.

— Ну… знаю. Это я тебе… сыпанул чуть-чуть в рюмку, вот тебя и скрутило. Извини, а?

— Чего-о?

— Ну хочешь, ударь меня. Только несильно.

— Как это сыпанул? Чего это ты мне такого сыпанул? — уставился Александр на Волкова.

— Ну… так нужно было. Для пользы дела. — Петр сел за стол и достал сигареты. — Не обижайся.

— Петь, ты чего, совсем мозгами двинулся? Ты чего говоришь-то?

— Сейчас объясню, — Волков вынул из пакета литровую бутылку «Флагмана» и с треском отвинтил крышку. — Стаканы дашь?

— Вот ведь гад… — буркнул себе под нос Гурский, достал из шкафчика широкий стакан тонкого стекла и поставил на стол. — На. Пей, Хоть залейся, отравитель.

— А ты?

— Не буду я теперь с тобой вместе ни хлеб делить, ни выпивать, ни закуривать. До самого того момента, пока ты передо мной не оправдаешься. Понял? Убийца…

— Да ладно тебе, — Петр налил в стакан водки. — Я же все объясню. А на зубок?

— Обойдешься.

— Ну дай хоть колбаски кусочек.

— Ага, сейчас… у меня тут где-то средство от тараканов было, сойдет?

— Грубый ты. И совершенно неженственный, — Волков, закинув голову, выпил стакан водки и демонстративно занюхал собственной подмышкой. — Ох, ядрено…

— Ты этот каботинаж закончишь когда-нибудь? Я жду разъяснении.

— Докладываю, — Петр закурил сигарету. — Дед наш тут дело мне подкинул, с неделю, ну, может, чуть больше назад. Обнесли какого-то… не то чтобы его знакомого, но, в общем, не совсем постороннего ему человека. Он же со многими в контакте, с разными людьми. Ну а человек такой, что в менты со своими проблемами… ну не с руки, что ли, ему обращаться. Вот он к Деду и стукнулся. А тот его головную боль мне переправил. А дело — ну чистая головная боль, голимая. Мистика сплошная. Врагу не пожелаешь.

— Петя, не дави слезу, ты не Чехов. Что за дело?

— Обнесли его. И обнесли настолько чисто, что… У него там и сейф дома, да еще и припрятанный, и квартира на сигнализации, и… в общем, туши свет. А обнесли ну в какие-то минуты, так по всем подсчетам получалось. В общем, такое впечатление, что это он сам и сигнализацию отключил, и на сейф указал, и открыл его, и вообще… ну все сам сделал.