Танцы в лабиринте

— А он знал?

Гурский полез в карман куртки, достал зажигалку, щелкнул ею и осмотрел пол в свете маленького, колеблющегося пламени.

— Что-то я, видать, здорово башкой приложился, — пробурчал он себе под нос. — Совсем мозги отшибло. У меня же огонь есть, а я на карачках ползаю.

— Почти прямо под самой лестницей он увидел валяющуюся монтировку. Чуть в стороне лежал обрез.

— О! — сказал он. — И весь наш арсенал здесь… Ловко он нас сделал. Голыми руками.

— Он знал про собака?

— А? — Гурский погасил зажигалку и, погрузившись в непроглядную тьму, наклонился, подняв обрез и монтировку. Затем сел на пол, привалился спиной к стене, уложил арсенал рядом с собой и полез за сигаретами.

— Сейчас, — сказал он прикуривая. — Глаза снова к темноте привыкнут. И мы начнем бороться за жизнь.

— Он нас специально суда привьез?

— Ну да, — кивнул в темноте Гурский. — Конечно. Когда мы к нему в дом вломились, у него времени думать не было. И на кладбище сначала ситуация для него была… без вариантов. А потом ему поперло. Ребята уехали, и появился шанс. То-то он меня так торопил. И вроде все складно так… А он, выходит, боялся, что Герка вернется.

— Джеки здесь нет?

— Ему главное из контейнера и вообще с кладбища выбраться нужно было. Там-то он уже в могилу заглянул, а жить-то хочется. Вот и… Вот я и купился. Извини, что?

— Джеки.

— А… Нет, конечно. Ее здесь и не было никогда, скорее всего. А вот шанс у него здесь был. Он им и воспользовался. И про собаку он знал. Может, это и вовсе его дом. И собака его. И вообще, знать он не знает, кого мы ищем и чего от него хотим. Совершенно он посторонний человек. А мы на него наехали. А? Может так быть?

— Джеки написал — квартира шестой.

— Да…— задумчиво произнес Гурский, — квартира шесть. Не могла же она ошибиться, на самом-то деле? Там, у него на двери, очень даже четко написано. Значит, так оно, скорее всего, должно и быть.

— Не могла.

— Но нам от этого отнюдь не легче. Посторонний человек нас, по крайней мере, в милицию хотя бы сдал. А тут…

— Что?

— В общем… выбираться отсюда как-то необходимо, чтобы выжить. Срочно. И чем срочней, тем лучше.

Гурский потушил об пол сигарету, взял обрез, монтировку, поднялся и, с трудом различая окружающее, осторожно приблизился к Элис.

— Держи, — протянул он ей обрез. — Он хоть и без боезапаса, но… кто ж об этом знает? Может, у меня патроны по карманам рассованы. Он же не проверял. Пугнуть можно. А он, кстати, меня не обыскивал? И вообще — ты-то как здесь оказалась? Меня собака скинула, а тебя?

— Он. Я… когда собака убил, а ты сюда упал… я наклонился смотреть.

— Ясно. Вот ведь сука…

— А потом он и собака сюда… бросил.

— Не-ет… Он не посторонний. — Гурский медленно перемещался вдоль стены, ощупывая ее верхнюю кромку и в поисках слабого места пытаясь шатать кирпичи. — Нормальный человек свою мертвую собаку в погреб не скинет. И врал уж очень убедительно. А это значит, что врал, но не совсем. Идеальное вранье — это, когда много-много правды и совсем чуть-чуть неправды. Вот тогда это предельно убедительно. Вот на это я и купился. Джеки здесь? Нет. Вот это-то и есть неправда. А все остальное, выходит, правда. И для нас это оч-чень хреново…

Неожиданно Элис схватила Гурского за руку.

— Ш-ш…-прошипела она.

Гурский замер и прислушался.

Где-то над головой стукнула дверь, раздались отдаленные звуки шагов и чьи-то голоса.

«Ну вот, девочка моя, — подумал Адашев-Гурский, стиснув в руках монтировку, — вот мы и приплыли».

Шаги приблизились, голоса стали явственнее.

— Петр… — ошарашенно пробормотал Адашев-Гурский. — Петька, чтоб я сдох!..

— Кто? — не поняла Элис.

— Петь-ка-а! — крикнул, задрав голову, Гурский. — Пе-тька! Мы зде-есь!

Наверху послышалась какая-то возня, что-то упало, а потом крышка погреба распахнулась, и в освещенном проеме люка возникло изумленное лицо Волкова.

— Гурский… — недоуменно сказал он. — Мать твою за ногу! Ты чего, охренел? Ты зачем здесь сидишь?

Элис подошла к лестнице и стала по ней подниматься. Петр протянул ей руку.

— Я сама, — сказала Элис и выбралась из подвала.

Следом поднялся на кухню Александр.

— Там больше никого нет? — Петр заглянул в погреб, взглянул на Гурского и опустил крышку.

— Ш-шит…— Элис стряхивала с волос мусор.

— Как понимать-то? — Волков смотрел на обрез в ее руках. — Грабежом консервов промышляете?

— Петя, где этот хмырь? — Гурский потирал плечо.

— Там, — Волков кивнул в сторону одной из комнат.

— Смотри, сбежит.

— Эт-та вряд ли, — Петр обернулся. — Леш, давай-ка его сюда.

Из комнаты, держа за шкирку мужика, у которого на левом глазу наливался свежий бланш, вышел и остановился в коридоре широкоплечий Леша.

Элис, опустив голову, неторопливо подошла к ним, взглянула исподлобья мужику в лицо и вдруг размашисто и хлестко саданула ему ногой в пах.

— С-сан ове бич… — смачно бросила она. Мужик охнул, выскользнул из руки Алексея, сложился пополам и повалился на пол.

— Ну-у-у… дружок, — наклонился над ним Волков. — А ты мне тут горбатого лепишь. Я не я, и хата не моя.

— Он нас сюда привез, — сказал Гурский. — Сказал, что здесь Жаклин прячут.

— Вот так вот даже? Ты гляди… Ладно, разберемся, — Волков обернулся к Алексею. — Слушай, вот про этот погреб он вроде и говорил. Давай, взгляни там. Где тут свет-то включается?

Леша открыл крышку люка и спустился вниз. Петр, найдя на стене кухни второй выключатель, щелкнул им, и в подвале загорелся свет.

— Ну что? — Волков склонился над погребом.

— Есть, Сергеич, — донеслось снизу. — Тут в углу, вон, кирпичи вынимаются.

— Ну вот, а ты говоришь… Леша поднялся наверх, держа в руках черную спортивную сумку.

— Ну-ка, — Петр расстегнул ее и заглянул внутрь. — Мама дорогая… Это ж сколько тут? Смотри, Гурский.

— Много, — подтвердил, заглянув в сумку, Александр. — Может, тут и те, которые за Джеки. .

—

В смысле? — поднял на него глаза Волков.

— Ну, этот вот говорил, что ее чеченам продать собирались.

— Да? — Петр вскинул брови, а потом повернулся к Алексею. — Так, давай-ка его в браслеты и в машину пакуй. Разберемся. Барышня, пушку вашу позвольте, пожалуйста… Не идет она вам. Она вас простит.

— Это Геркин, — сказал Гурский. — Вернуть надо.

Волков взял у Элис обрез и понюхал стволы.

— Кого завалили? — взглянул он на Александра.

— Собаку.

— И не жалко?

— Она мне в горло кинулась. Элис чудом успела.

— Да? — Петр оценивающе посмотрел на девушку и улыбнулся. — Вам бы теперь пожениться. Самое то.

Элис фыркнула и пошла по коридору к выходу из дома.

— Шутка, — громко сказал ей вслед Волков, — сори. Я тоже этому типу жизнь спасал. Но мы же не женимся.

— Ты меня не возбуждаешь. — Гурский вышел из кухни.

— Ну уж извини, — пожал плечами Волков.

— А это чья? — Петр Волков взглянул на одиноко стоящую у забора белую «восьмерку» с помятым передним крылом.

— Геркина, — Гурский поправлял манжет рубашки.

— А где он?

— С Федором уехал… а нам же как-то нужно было сюда попасть. Алиса за руль села.

— Ясно. Как же…— задумался Волков. — Как же нам ловчее… Вот что. Леша, ты давай за руль в мою тачку, Гурский, ты с ним, поможешь за хмырем присмотреть. А мы с барышней следом за вами в Геркиной поедем. Мне, в случае чего, с ментами проще договориться будет, чем Лешке. Только вы не отрывайтесь, на нас-то поглядывайте. Далее… Едем сначала ко мне домой, слышишь, Леша?

— Слышу.

— Вот. Мы там Геркину машину запаркуем, ты, Гурский, вместе с Алисой у меня тормоз-нешься, а я еще дела кой-какие раскидаю и вернусь. Ну что, по коням?

— Поехали, Сергеич, — Леша усаживался за руль джипа, — поздновато уже.

Добравшись без приключений до Петроградской стороны, обе машины остановились возле дома Волкова.

Элис вышла из «восьмерки», Петр, наклонившись, нажал на кнопку правой двери, выбрался наружу и запер машину.